Часть 1
5 августа 2016 г. в 20:07
Я шел по центральной улице города, тротуары которой были влажными после небольшого дождя. Свет от рекламных щитов, уличных фонарей и машин сливались в не четкую цветную картину, холстом которой являлись лужицы на дорогах.
Остановившись, я поднял взгляд вверх. Несмотря на то, что был уже вечер, с легкостью проглядывались черные тучи, затмевающие ночное небо. Погода портится, пронеслось у меня в голове. В этот же момент прогремел гром, а спустя несколько секунд небо пронзила яркая вспышка молнии. Пошел дождь, усиливающий свою силу с каждой каплей, падающей на землю.
Люди начали разбегаться кто-куда, в надежде найти укрытие. Поднявшийся сильный ветер, ни теряя ни секунды, начал своей мощью склонять посаженные вдоль дорог деревья.
Тут я наконец отошел от оцепенения и присоединился к толпе людей, ищущих укрытие. Подняв голову, я наткнулся взглядом на большое серое здание, стоящее через дорогу от меня. Возможно, оно было настолько серым из-за того, что уже почти ночь, а возможно, это действительно его родной окрас.
На табличке, находящейся на верхних этажах, виднелась надпись: «Городская больница». Несмотря на то, что похожа эта больница на какое-нибудь здание из фильмов ужаса, а резко испортившаяся погода добавляла жуткости, я решительно двинулся в ее сторону, с надеждой, что мне разрешат переждать непогоду там.
Когда я попал в больницу, приняли меня радушно, выделили палату на третьем этаже и больничную пижаму. Конечно, странно, что мне разрешили переночевать здесь. Хотя учитывая то, что происходило сейчас на улице... Пытаться вернуться сейчас домой, чистой воды самоубийство.
Что радовало, палату мне выделили одноместную. Пусть в больнице и был всегда большой поток пациентов, свободных палат было много, особенно на третьем этаже. Хотя, конечно, этот этаж пустует, потому что обычно, ни у кого нет желания там ложиться.
Из-за погодных условий, света не было, поэтому единственным источником света в палате были редкие вспышки молнии, которые легко проглядывались из единственного окна, расположенного напротив двери. Из мебели была лишь кровать, ничем не отличавшаяся от обычных больничных коек, и небольшая тумбочка, расположенная слева.
Переодевшись, я лег поверх одеяла и уставился в потолок.
Знаете, больница, в которой мне посчастливилось сегодня остановиться, известна всем жителям этого города. Хотя я бы немного поправился. Не больница, а три палаты, расположенные в ней. Находятся они на третьем этаже, куда обычно пациенты отказываются ложиться. Об этом я упоминал ранее. Это никак не связанно с какими-нибудь городскими легендами и суевериями. Просто именно те три палаты, смущают людей.
триста двадцать четыре, триста двадцать пять, триста двадцать шесть. Когда люди безнадежно больны, а у их родственников и друзей, или нет желания забирать их из больницы, чтобы провести остаток дней больного вместе, или просто не до них, больных определяют в одну из этих трех палат. Вообще, родственников, которые так бросают умирающих, можно понять. Кому хочется круглые сутки сидеть с умирающим, убирая за ним все самые нелицеприятные выделения или остатки? Но именно умирающих мне жаль больше.
Только представьте себе, вы узнаете, что вам ничем уже не помочь и что просто осталось ждать своей смерти, а любимые и близкие вам люди просто плюнули на вас, так как их жизнь все еще впереди и им нет дела до того, кому, по сути, осталось жить всего-ничего. Представьте, что вы лежите в окружении подобных себе людей и ждете. Вы ждете того, чего боится каждый, даже если и не признает этого. Совершенно один. В окружении таких же ждущих.
За окном грянул гром, и я резко сел. Даже не заметил, как уснул. Отдышавшись и взъерошив рукой волосы на голове, я встал с кровати, направившись в коридор. Выходя, я едва не наскочил на промчавшихся мимо палаты троих врачей, которых я смог разглядеть в кромешной темноте благодаря белой одежде и небольшому фонарику, приделанному к капельнице, которую вез один из сотрудников. Мне стало интересно, куда же они так спешат, и я направился за ними.
Любопытство привело меня к тем трем злополучным палатам. Двери от них были расположены в ряд. У первых двух дверь была приоткрыта, и из триста двадцать четвертой доносились голоса.
Я медленно подошел к двери и заглянул внутрь. Палата ничем не отличалась от других. У стены на против меня также было большое окно, а по середине комнаты стояло три больничных койки. Около одной из них столпились те самые врачи, освещая пространство тем фонарем, закрывая от моего взора пациента. На двух оставшихся койках разместились две девушки. Та, которая расположилась между двумя пациентами, была брюнеткой с глазами, у которых ну очень уж бледный цвет. Она иногда отвечала своей соседке блондинке с голубыми глазами, которая постоянно вскакивала с кровати и кружилась, озаряя палату своей лучезарной улыбкой. Если бы не челка, при движении открывающая часть лица с жутким гноящимся шрамом, я бы и не подумал, что она чем-то смертельным больна, да и в принципе больна. Обе девушки казались живыми. Трудно было поверить в то, что они обе попали в одну из трех палат.
Пока я наблюдал за ними, мое внимание привлекло ощущение чьего-то пристального взгляда. Посмотрев в сторону первой койки, я увидел молодого человека, смотрящего на меня в упор.
Черные волосы, такие же черные глаза, и кожа бледная-бедная, словно прозрачная.
Никогда не чувствовал подобного раньше. Мы смотрели друг на друга, совершенно не обращая внимания на все происходящие вокруг. Одного взгляда нам хватило, чтобы понять, как мы похожи. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это первая и последняя встреча.
Он лежал, чуть приподняв голову из последних сил. Я стоял в дверях, не силясь зайти и не имея возможности выйти из палаты. Мы как будто разговаривали, не используя слов. Время для нас остановилось. А возможно мы хотели, чтобы так было. Но это одна из трех злополучных палат, под номером триста двадцать четыре, и именно поэтому наш зрительный контакт прервало пиликанье на каком-то аппарате, стоявшем около койки этого парня. А девушки приняли серьезные выражения лица и стали следить за действиями врача.
Он положил голову на подушку, возможно истратив последние силы, но все равно продолжал смотреть в мою сторону. Двое врачей, суетясь, осматривали его, а третий проследил за взглядом пациента и увидел меня. К удивлению, он не выгнал меня, а напротив подозвал к кровати парня. Я подошел с левого бока и положил руки на край койки. Юноша все также продолжал смотреть на меня. Я видел, как его глаза потихоньку начинают терять свою яркость. С двух сторон вплотную меня окружили врачи. Но я не обращал внимания на них. Передо мной был только он.
Вдруг парень поднял одну руку, стараясь дотянуться до моего лица. Я, чуть наклонившись вперед, поймал ее и приложил к своей щеке. Пациент улыбнулся мне. Это была самая искренняя улыбка из всех, что я когда-либо видел. Она, вместе с его взглядом, выражала все: благодарность, грусть, неизбежность. Из моих глаз медленно покатились дорожки слез.
— Ты милый, — тихо сказал он мне. Затем он опустил руку обратно на койку и затих.
Это были последние минуты жизни пациента из злополучной палаты триста двадцать четыре, расположенной на третьем этаже, в которую помещали пациентов, находящихся в двух шагах от своей кончины. В ужасную погоду, в палате с такими же, как и он сам, ждущими смерти в одиночестве. Но в этот раз было немного по другому. Пациент тот был не один. С ним был я. Возможно это была судьба, когда я из-за непогоды забрел в больницу, и то, что мне разрешили остаться в ней до утра и то, что я забрел в эту палату. Возможно, просто глупые совпадения. Но эта ночь навсегда изменила мою жизнь. Не скажу, что я, к примеру, переехал, нашел работу лучше и тому подобное, как это показывают в фильмах. Нет. Просто в моей жизни, хоть и на несколько минут, появился человек по имени Учиха Саске, ставший самым дорогим для меня. И несмотря на свою смерть, Саске всегда рядом со мной. В моем сердце.