Небо, море, облака

Совсем новый могильный камень еще не успел обрасти мхом и покрыться пятнами времени — его установили неделю назад, обложили множеством цветов — алых. Только алых. Розы, маки, пионы, гвоздики… Здесь не было цветов другого цвета. Ханджи смотрела на могилу Эрвина Смита, и держала в руках букет белоснежных лилий. Моблит стоял у нее за спиной, по-солдатски выпрямившись и заботливо следя за майором, боясь, что она расплачется. Ханджи не плакала. Она сделала шаг, опустилась на колени и положила свой неуместный, ярко белый букет прямо на могилу. Ее губы что-то шептали, но глаза были совершенно сухими. Моблит понял — майор прощается, как солдат. Они с Эрвином никогда не были ближе, чем начальник и подчиненная, так что Ханджи просто отдает честь памяти командора, как великого воина. А вот на могиле капрала Ханджи слез не сдержала. Для него она цветов не принесла. Ни одного, даже самой маленькой ромашки. Однако плакала, как ребенок, утирая слезы кулаками и громко всхлипывая. Моблит подошел сзади, обнял ее за плечи, прижал к своей груди и что-то зашептал на ухо, сам не осознавая, что говорит. В любом случае, они оба только недавно оправились от ран, и сильные потрясения могут повредить его обожаемой майору. — Море, — вдруг сказала Ханджи, не отстраняясь от Бернера, — Моблит, отвези меня на море. — Как прикажете, — привычно ответил Моблит, и только потом до него дошло, — море? — Мы однажды с коротышкой поспорили, — почти прошептала Зоэ, — кто первый море увидит. Я выиграла, понимаешь? Я обязана увидеть море.

***

Они доехали туда довольно быстро. Без необходимости убегать от титанов скакать на лошадях рука об руку было очень приятно и весело. Моблит то и дело бросал на Ханджи обеспокоенные взгляды, но ее лицо было спокойно. А потом она и вовсе развеселилась, раскинула руки в стороны и дала коню шенкелей, вырываясь вперед с радостным кличем. Бернер улыбнулся своим мыслям и тоже пришпорил лошадь, догоняя майора. А потом остановился, не в силах поверить увиденному. Вода. Множество воды до самого горизонта, ничего, кроме воды. Но это не простая вода… она менялась под лучами солнца, становилась то бирюзовой, то зеленоватой, на поверхности воды сверкали блики, ветер бросал в лицо запах соли, а в небе кричали белые птицы. Вот бы это нарисовать… На фоне моря и неба с лошади соскочила фигурка женщины, чьи распущенные волосы развевал соленый ветер. Фигурка прыгала от радости и что-то кричала. Что бы ни случилось, какая бы беда ни произошла, Ханджи оставалась Ханджи. Моблит спешился, подбегая к ней и становясь рядом. Майор сбросила плащ, куртку и сапоги, оставшись в одной рубашке и бриджах. Таких привычных ремней УПМ на ней не было. Моблит засмотрелся на вырез ее рубашки, где виднелись острые ключицы и ложбинка грудей, и хотя знал, что не должен туда смотреть, не мог заставить себя отвести взгляд. — Моблит, пошли купаться! Пока он осмысливал сказанное, неугомонная Ханджи уже сбросила оставшуюся одежду, оказываясь в одном нижнем белье. И после этого Бернер думать вообще не мог. Он тысячу раз представлял себе тело майора. Рисовал его в воображении и на бумаге. Видел во сне. Но наяву — ни разу. И наяву ее тело оказалось гораздо лучше, чем он мог представить. Чистая, упругая кожа, идеальной формы грудь, подтянутый живот, округлые бедра, сильные руки и ноги — Ханджи казалась богиней, вышедшей из морской пены. Она увидела его взгляд и рассмеялась — громко и радостно. — Моблит, раздевайся! Бернер покраснел, как юная девушка, но не смел — и не мог — перечить Ханджи. Он раздевался у нее на глазах, путаясь в пуговицах рубашки непослушными пальцами, пока не остался в одних трусах, ежась на ветру и чувствуя, как пылают уши. Он тысячу раз представлял себе и это. Несмотря на восхищение майором и свое поклонение ей, Моблит оставался живым мужчиной, и видел в Ханджи женщину, которую любил. Но чтобы так… на свободе… без стен… когда вокруг море… Это оказалось лучше любой мечты. А Ханджи опять рассмеялась и побежала в воду. Бернер последовал за ней, как следовал всегда — в бой, на смерть, в пасть титану… Холодная вода немного остужала тело и разум, и они купались, как малые дети, брызгаясь друг в друга водой и хохоча — Моблит тоже смеялся, ему вдруг стало легко-легко, казалось, что он может взлететь в это голубое небо… Пока Ханджи не поскользнулась. Бернер отреагировал мгновенно, подхватив ее на руки, и прижал к себе так, что ее грудь прикоснулась к его груди. Ханджи обхватила своего адъютанта за шею и поцеловала в губы, а Моблит ответил, жадно углубляя поцелуй, о котором так давно мечтал. После они лежали на песке, совершенно обнаженные, и слушали шум прибоя. — Знаешь, о чем мы с коротышкой еще спорили? — вдруг сказала Зоэ, водя пальцем по груди Бернера, — о том, что я тебя поцелую. Он всегда мне говорил: Ханджи, остепенись. Он на самом деле заботливым был, пусть и ходил вечно с мордой-кирпичом. Он был бы рад. Моблит робко улыбнулся, прижимая к себе майора. Он хотел сказать ей, как любит ее, как любил все это время, как готов ради нее на все, но стоило ему открыть рот, как Ханджи снова его поцеловала. Чайки в небе ссорились из-за рыбы. Все было хорошо.