***
Вскоре он может садиться, накинув на плечи одеяло. Он всё ещё в комбинезоне. Ну точно, Андрюшка забрал его прямо с поезда и поместил в криокамеру. Чёртов Андрюшка. Но Солдат даже злиться на него за это не может, он просто в ярости, что его похитили из-за этого некомпетентного мудака. За это Андрюшка точно отправится в лагерь. Пусть останется без зубов, как Гриша. Пусть пальцы на ногах отморозит, а может и нос тоже. Пусть хоть раз система накажет того, кто этого заслуживает. Саша всё говорит и говорит и приносит Солдату отвратительный слабый чай. (Солдат от отвращения понизил его с уважительного "Александр Пирс" до "Саши".) Ну разумеется эти американцы не умеют даже чёртов чай заваривать. Но Солдат хочет пить, от жажды даже губы прилипли к зубам, а потому делает глоток. У двери два охранника. У каждого — пистолет-пулемёт. — Ты понимаешь английский? — в конце концов интересуется Саша. Он и правда выглядит знакомо, только Солдат не может понять, откуда. — Ti ponimaesh… — Да, — перебивает его Солдат. Он не желает слышать больше ни одного русского слова, исковерканного этим голосом. — Ну, это хорошо, — Саша приходит в себя. — Я боялся, что после пятидесяти лет пыток… Так вот, что Саша думает, пятьдесят лет пыток? Никто его ни разу не пытал. А Саша продолжает: — …разумеется, я не виню тебя в том, что ты сдался. Вот только моё мнение, к сожалению, роли не играет, нам предстоит переубедить всех скептиков, пока у них не появилось шанса отправить тебя в тюрьму. После пары миссий они увидят, что твоё желание искупления искреннее. Госдепартамент впечатлён твоими навыками. Солдат выдыхает сквозь зубы. Ему нечего искупать. То, что он родился в США, не значит, будто он им что-то должен. В авангарде истории — коммунизм. За это умерли Агнесса с Гришей, так же, как и Роман, и Петя, и все остальные; они так много страдали за это, даже он страдал. В конце концов они обязательно одержат победу. Он слишком долго молчит. Саша заполняет тишину: — Могу себе представить, как тебя расстраивает то, что нам понадобилось так много времени, чтобы спасти тебя. Он может представлять себе всё, что угодно. Солдат не собирается его поправлять. Вообще-то, он лучше подыграет. Так проще будет убраться отсюда, если Саша не поймёт, что Солдат пытается сбежать. — Пятьдесят лет? — переспрашивает Солдат. Он всё ещё слишком слаб после заморозки, даже голос звучит ничтожно тихо. — Сейчас 1995? — 1991, — отвечает Саша. — Скоро Рождество. Я хочу, чтобы твоё возвращение в Соединённые Штаты прошло как можно более безболезненно. После стольких лет страданий… — к концу фразы сашин голос постепенно стихает. И тут до Солдата доходит: он должен валяться на коленях у Саши в ногах и обливаться слезами благодарности за то, что его спасли от жестоких Советов. Он должен молить о прощении и рыдать от восторга, что ему разрешено искупить. — Ты слишком добр, — выдавливает Солдат. — Вовсе нет, — отвечает Саша. Он нежно подцепляет Солдата за подбородок, вынуждая поднять голову. Солдат не может сдержаться и отдёргивается. Саша выглядит подавленным. — Я ни за что не причиню тебе вреда, — говорит он. — Я понимаю, что после стольких лет боли это сложно принять, но ты заслуживаешь доброго отношения. Если тебе больно, тебя что-то расстраивает или вызывает недоумение. Не важно, что именно, я хочу, чтобы ты знал, что всегда можешь прийти ко мне. Я помогу тебе понять. Точнее, напичкает какой-нибудь американской империалистической пропагандой. Солдат опускает голову, чтобы Саша не видел, как он хмурится. Волосы закрывают лицо. Они всегда отрастают в криокамере. — Не хочешь выйти на улицу? — Саша встаёт. — Рождество в этом году будет снежное. Невероятно красиво. Отлично. Можно будет осмотреть территорию. Солдат неуклюже выбирается из постели и плетётся следом за Сашей, намеренно преувеличивая свою слабость. Охрана идёт за ними на почтительном расстоянии. Он всё ещё в армейских ботинках. — Боюсь, твой отец умер десять лет назад, — говорит Саша. Это оказывается для Солдата ударом, словно маленький взрыв в пустом животе. — Но мать всё ещё жива. Мы подумали, что можем организовать вам встречу после Рождества. Уверенность Солдата колеблется. Он едва помнит свою мать, воспоминания очень незначительные и нечёткие. Но он наверняка вспомнит больше, если увидит её, в этом он не сомневается. Может, стоит немного подождать? Они встретятся, а потом… Нет. Он знает, как работают эти люди. Они не позволят ему увидеться с матерью просто так. Он обязан будет выполнить несколько их гадких заданий, а после этого он будет слишком скомпрометирован, чтобы возвращаться домой. Но, может быть, он сам сможет навестить её, когда сбежит? Она приготовит ему какао — воспоминание всплывает в памяти совершенно неожиданно, но поразительно ясно: он возвращается с мороза поздно ночью (почему? Он не помнит, что так поздно делал на улице), пар поднимается над кружкой горячего какао, мать ерошит ему волосы, чтобы стряхнуть снег. Я слишком долго укладывал волосы, ма, не испорти… Нет. Нет. Нет. Они будут наблюдать за её домом. Нет. — Сержант Барнс? Он чуть не вздрагивает, услышав это имя. — Я понимаю, тебе, должно быть, очень тяжело, — говорит Саша. — Но ты не должен переживать, твоя мать не злится из-за того, что ты предал Соединённые Штаты. Разумеется, сначала она была крайне расстроена, но она знает, что ты это сделал только потому, что Советы причинили тебе ужасную боль. Она пытается объяснить всё твоим сёстрам. — Но… — Они не причиняли ему боли. Он просто ничего не помнил. Мать обязательно поймёт, если он всё ей объяснит. — Не вини себя, — успокаивает Саша. — Это не твоя вина. Я не сомневаюсь, ты сопротивлялся как мог. Солдат до крови прикусывает губу изнутри. Он не расплачется перед ними. Саша останавливается перед окном. Снаружи всё белое, лежит снег, выглядит очень мирно. Пара охранников идут по территории, их дыхание повисает в воздухе облачками пара. Должно быть, не слишком много ниже нуля. Чтобы не замёрзнуть хватит и куртки. Хотя ему, наверное, придётся подождать до утра. Солнце уже садится. Саша прислоняется к подоконнику, мягкий вечерний свет падает на его лицо. Волосы окрашиваются в золотистый, сглаживая признаки возраста. И тогда Солдат, наконец, его узнаёт. Это дьявольский ученик Золы. Это не просто американцы. Он в руках фашистов.***
Солдат не паникует. Для паники нет никаких причин. Ему всего лишь придётся побыстрее привести свои планы в действие. Он понятия не имеет, почему Саша ведёт себя так вежливо, когда на самом деле наверняка не может дождаться, чтобы положить Солдата на операционный стол — может, сейчас в здании нет доктора? Они его привяжут, разрежут и… Нет, нет, нет. Всё в порядке. Он выберется. Всё нормально. Саша отворачивается от окна и улыбается Солдату. Солдат улыбается в ответ. Губы как будто застыли. Саша, придурок, и не замечает, что что-то не в порядке. Он кладёт руку на плечо Солдату. У Солдата по коже ползут мурашки. Так значит, фашисты захватили Соединённые Штаты. Вообще-то удивительно, почему это не произошло раньше. — Ты голоден? А Саша заботливый. — Да, — необходимо поддерживать энергию. Остаётся только надеяться, что в еде не будет каких-нибудь наркотиков. Они идут на кухню, комната уютная, с простоватой мебелью и пёстрыми занавесками на окнах. Голый скелет сожжённого ударом молнии дерева торчит среди украшенных снегом елей. Две двери. По одной для каждого охранника. Саша приносит ему куриный суп, поджаренный сэндвич с сыром и целый апельсин. Солдат ест медленно, потому что желудок ещё не начал нормально работать, и старается внимательно слушать Сашу. Он, разумеется, врёт, но это хотя бы даст понять, что на самом деле происходит. Совсем как "Правда". — Наша первая цель, — говорит Саша, — Говард Старк. — У Солдата не получается скрыть промелькнувшее удивление, и Саша это замечает: — Ты помнишь его? Это… хорошо, очень хорошо. Как много ты помнишь? "У него есть летающая машина". Но вслух Солдат произносит: — Он промышленник. — Хорошо, — повторяет Саша. — Доктора помогут тебе вспомнить больше. — Он тянется через стол, чтобы поправить прядь волос, упавшую на лицо Солдата. — Я не причиню тебе боли, дорогой, я обещаю. Они тебя много били? Андрюшка всегда слишком боялся Солдата, чтобы ударить его. Однажды Солдат вылил на него целую тарелку борща. — Постоянно, — мстительно и зло говорит Солдат, возя ложкой в тарелке с супом. — Мне жаль, что нам понадобилось так много времени, чтобы спасти тебя, — говорит Саша. В его голосе опять появились мягкие, сентиментальные нотки. — Один из величайших героев Америки, член "Ревущих коммандос", брошен лучшим другом в руках Советов… Мы никогда не переставали искать тебя. Но до распада Советского Союза… Ложка упала в полупустую тарелку Солдата. — Что? — Советский Союз распался, — повторяет Саша, спокойно опуская ложку. Это невозможно. Это не может быть правдой. У Солдата перехватило дыхание и закружилась голова. Саша кладёт руку на его предплечье: — Дорогой, не расстраивайся. Это не твоя вина. Никто тебя не накажет. — Накажет! — не выдерживает Солдат. — Моя страна развалилась! А вы думаете, меня волнует, буду ли я наказан? На бесконечные полсекунды повисает тишина. Он слишком рано выдал себя. Пора сматываться. Он хватает нож для масла, бросается через комнату и всаживает его в шею одного охранника. Тот, захлёбываясь, кричит. Солдат вскидывает его пистолет-пулемёт, всё ещё зажатый в руке охранника, и выпускает очередь в сторону Саши, второго охранника и окна. Стекло разбивается. Солдат выдирает оружие из руки умирающего охранника и выпрыгивает в окно на снег. Он приземляется, перекатывается, вновь вскакивает на ноги и бежит. Бежит не так быстро, как должен, но всё же быстрее обычных людей, по крайней мере, он так думает. Ему бы только до деревьев добежать. Заснеженные леса ему знакомы лучше, чем любому американцу… Раздаётся сигнал тревоги. С верхушки стоящего впереди дерева срывается стая ворон. Уже почти. Он сбежит, оторвётся… Он врезается в стену. Его отбрасывает назад, и он падает в снег на спину. От удара о землю из лёгких вышибает воздух. Тело горит, словно его всюду покусали пчёлы. Он слышит крики. Они приближаются. Солдат пытается вновь встать на ноги. Правая рука болтается как спагетти, но он всё же приподнимается и садится. Левая рука не двигается вовсе. Короткое замыкание. Чёрт. — Он столкнулся с лазерным ограждением, — кричит кто-то. — Каспар! Стреляй! Его что-то ударяет. Он снова падает в снег. Смотрит вниз, на руку, и, кажется, у него уходит целая вечность на то, чтобы сообразить, что торчащая из руки штука — дротик с транквилизатором. Блядь. Они хотят взять его живым. Если он сможет двинуться, то возьмёт украденное оружие и застрелится. Лучше быстрая смерть, когда он не сможет ничего им сказать, чем вивисекция, во время которой он выложит всё. Но пистолет отлетел в сторону, когда Солдат стукнулся о невидимую стену, и теперь валяется в десяти футах от него, а это всё равно что в миле, потому что шевелиться он уже не может. Они осторожно окружают его. Кто-то пихает его в бок тяжёлым ботинком, а потом, убедившись, что он не может ответить, от души пинает по рёбрам. Солдат не может даже сгруппироваться, чтобы защититься. — Перестать, — голос Саши очень резкий. — Он мне нужен в хорошей форме, чтобы справлялся с делом. Всем весом Саша прижимает Солдата к земле, стоя коленями у него на груди, а рукой сжимая горло. На его костюме заметны две дырки от пуль, сквозь которые проглядывает пуленепробиваемый жилет. Саша сильно бьёт Солдата по лицу. — А я думал, ты не собираешься причинять мне боль, — заплетающимся языком напоминает Солдат. Они всё равно нашинкуют его на маленькие кусочки, теперь неважно, что он скажет. Саша бьёт его по другой щеке. От удара голова Солдата поворачивается в сторону. — Я никогда не думал, что ты убьёшь своих спасителей, — говорит Саша. — Я считал тебя настоящим американцем. — Спасители! Вы — фашистские свиньи. Я верный гражданин Советского государства… — Какого Советского государства? — спрашивает Саша. — Ничего не осталось. Москва и Санкт-Петербург превратились в пепел после того, как сбросили бомбы. Солдат холодеет, становится холоднее снега, на котором лежит. — Нет, — выдыхает он. — Нет. Ты врёшь. Но это не ложь. Солдат знает. Разумеется, фашисты сбросили на Советский Союз ядерные бомбы. Они хотели уничтожить своего величайшего врага. Как и говорил Андрюшка, Горбачёв всегда был слишком мягок, и фашисты этим воспользовались. — Нам пришлось, родной, — говорит Саша. Он сильнее сжимает шею Солдата, но не достаточно, чтобы перекрыть доступ кислорода. — Они первые разбомбили Нью-Йорк. — Лжец! — кричит Солдат и пытается плюнуть в Сашу. Почти все плевки оказываются в итоге на его собственном лице, хотя часть всё же долетает до Саши. Саша отклоняется в сторону и старательно вытирает лицо, напоминая этим чистюлю-кота. Саша встаёт. Переступает через Солдата, тот хватает его за лодыжку, заставляя запнуться, но всё же Саша не падает. Он отпрыгивает, выдёргивая ногу из захвата, и пинает Солдата в голову. Перед глазами темнеет. Когда зрение проясняется, всё смазанное и мигающее. — Поднимите его, — говорит кто-то. И солдата вздёргивают на ноги. Он отклоняется в сторону, налево, выскальзывая у них из рук, и падает. Он не может устоять. Падение вышибает воздух из лёгких. — Я не хотел, чтобы всё было так, — раздаётся где-то над ним полный сожаления голос Саши. — Чёрт побери. Обнулите его.***
— Он нам в таком состоянии сгодится? — спрашивает Каспар. Пирс сквозь одностороннее зеркало наблюдает за тем, как техники отстёгивают сержанта Барнса от стула. Они почти роняют его, пытаясь положить его бесчувственное тело на каталку. — Сэр? — окликает его Каспар, сминая в руках лист бумаги. — Лучше бы сгодился. — Пирс только что потерял двух своих лучших людей из-за этого монстра. Лучше бы ему оправдать все слухи. Но они не узнают об этом ещё несколько часов. А Пирс за это время свяжется с Говардом Старком, ему ещё нужно придумать план, как выдать убийство Старка за несчастный случай, если сержант Барнс окажется бесполезен после обнуления. Наконец техникам удаётся положить сержанта Барнса на каталку. Пирс отворачивается, когда к его запястью подключают капельницу. — Скажи Глории - отбой, — говорит он Каспару через плечо. — Ей не придётся играть роль миссис Барнс.