***
К немалому удивлению Гордона в конце сумасшедшей трудовой недели на его рабочем столе оказался чёрный конверт — пустой, если не считать названия клуба и назначенного времени. Ни записки, ни звонка, ни устного послания за молчаливым приглашением не последовало. Курьер, доставивший письмо, лишь пожимал плечами. Нужно было идти, и в этот раз Джим твёрдо решил взять с собой напарника, однако Буллок так же твёрдо и решительно пошёл в отказ. — Нет, нет и нет! Джимми, ты, конечно, мой напарник, и я тебя очень люблю, но тут я пас, извини. Встревать сейчас в ваши разборки с Кобблпотом — всё равно, что добровольно запереть себя в комнате, полной оружия, с двумя пьяными макаками. — Харви... — Что? Ты в своё время не послушался моего мудрого совета пристрелить этого сукиного сына. Так что теперь давай сам.***
Клуб и его хозяин встретили Гордона спокойно, но холодно. Кобблпот, едва поздоровавшись, поманил его за собой в подвал. Джима завели в комнату, освещённую единственной тусклой лампой. Там, накрепко привязанный к стулу, сидел парень лет двадцати пяти. Один глаз у него полностью заплыл; рот, подбородок и грудь были покрыты засохшей кровью; нос сломан, лицо в свежих кровоподтёках. Услышав вошедших, парень испуганно встрепенулся, но, заметив полицейский значок на поясе Гордона, с надеждой посмотрел ему в глаза. — Что это значит? — изумлённо спросил Гордон, глядя на Пингвина. Тот равнодушно пожал плечами. — Один из дилеров, который готов с тобой поболтать. Ты ведь этого от меня хотел, Джим? Он весь твой. Не дожидаясь ответной реакции, Кобблпот развернулся и вышел, его люди последовали за ним, оставив Гордона наедине с пленником.***
Распространитель действительно оказался полезен. Ниточка, к неудовольствию его напарника, тянулась высоко наверх. А потому Гордон почти не удивился последовавшим событиям. Он вышел из дома очередного подозреваемого под проливной дождь и, прячась под козырьком, достал телефон, чтобы позвонить Харви. По счастливой случайности он краем глаза заметил движение и успел уклониться от смертельного удара. Нож, проткнув пиджак и рубашку, скользнул по левому боку, разрезав кожу и не причинив серьезного вреда. Схватившись за лезвие, Гордон сумел выхватить пистолет и выстрелить в нападавшего. Убийца, толкнув его на землю, рванул прочь, скрывшись за пеленой дождя. К тому моменту, когда Джим поднялся на ноги, переулок был пуст. Похоже, на него началась охота, а значит, стоило найти укрытие и дозвониться напарнику. Разбитый телефон валялся посреди лужи — он выронил его в начале схватки, и кто-то из них наступил на него, втоптав в грязь. Ближайшее безопасное место по злой иронии судьбы оказалось клубом Кобблпота, находившемся в паре кварталов отсюда. Через восемь минут насквозь промокший и грязный Джим Гордон ввалился в помещение, прижимая разрезанную руку к животу и оставляя за собой вереницу кровавых капель. Его появление, благодаря обилию крови, пропитавшей некогда белоснежную рубашку, пиджак и штаны, произвело сильное впечатление. Кобблпот первые секунды пребывал в бессмысленной панике, пока Джим не заверил его, что сегодня умирать не планирует. Люди Пингвина быстро обеспечили его телефоном, обезболивающим в виде дозы виски и перевязали порезанную руку. А дальше владелец клуба потащил Джима наверх. Вначале он просто крутился вокруг, кусая губы и молча наблюдая за бесплодными попытками детектива расстегнуть рубашку, видимо, помня о недавней угрозе. Но в итоге всё-таки не выдержал и взмолился: — Позволь мне. Джим покосился на него с сомнением. Его собственная правая рука была практически бесполезна, левый бок ощутимо болел при каждом движении, а рана продолжала кровоточить. Он валился с ног от усталости и больше всего на свете хотел скорее вернуться домой, улечься в постель и отрубиться, а потому без лишних раздумий скомандовал: — Валяй. Освальда не нужно было просить дважды. Он снял пиджак и жилет, закатал рукава и принялся за работу. Вполне уверенно справившись с гордоновой рубашкой, набрал тазик тёплой воды, промыл и обработал раны. В целом складывалось впечатление, что роль медсестры ему не в диковинку, однако на перевязке он начал сдавать позиции. Если порозовевшие щёки, участившееся дыхание и подрагивающие руки можно было принять за естественное для ситуации волнение, то ясно различимая эрекция, которую Освальд безуспешно пытался скрыть, ёрзая в широких штанах, выдавала его с головой. Джима ситуация забавляла и отчасти даже льстила его самолюбию. Беспомощное смущение Кобблпота, его волнение, неспособность совладать с физическими реакциями собственного тела на близость к нему делали его в глазах Джима весьма милым и придавали гангстеру детскую невинность. К тому же охраны рядом не было, и Джим мог вполне безнаказанно подпортить Пингвину физиономию, случись что-нибудь совсем безнравственное. Здесь, один на один, он был большим, сильным и всемогущим; Освальд же казался всего лишь мальчишкой. Потому он легко позволил ему расстегнуть пряжку ремня, стянуть с себя штаны и отмыть губкой кровь с бёдер. Покушаться на его боксеры Освальд ожидаемо не осмелился. Закончив, он тревожно вздохнул: — Я... Мне... нужно сделать пару звонков и передать Бутчу, чтобы он достал тебе одежду. Он практически выбежал из комнаты, и кивнувший со снисходительной усмешкой Джим предполагал, что ближайшей точкой назначения для раскрасневшегося главаря мафии будет вовсе не Бутч, а некое уединённое место, где Освальда не побеспокоят минут десять. Вернулся Кобблпот хладнокровным и собранным, держа в руках поднос с едой и прижимая плечом телефон к уху. — ... Нет, ты не понял, это была не просьба... Да, сегодня, в течение часа... Жду с нетерпением. Поставив поднос на журнальный столик и бросив телефон рядом, он устало опустился в кресло напротив Джима. — Как самочувствие? — Твоими стараниями неплохо, — нехотя пробормотал Гордон. — Спасибо. — Всегда пожалуйста, — Освальд заискивающе улыбнулся. — Я тут принес поесть, — он махнул рукой в сторону подноса, но Гордон прервал его. — Что с одеждой? Губы Кобблпота сжались в тонкую напряжённую линию, и, нахмурив брови, он бросил с вызовом: — Боюсь, с одеждой придётся повременить. Ты никуда отсюда не выйдешь. От такой наглости у детектива перехватило дыхание. — Кобблпот, ты пьян, что ли? Что значит «не выйдешь»? — Ходят упорные слухи, что за твою шкуру назначена приличная награда, Джеймс, — он наклонил голову набок, плотоядно оглядывая полуголого полицейского. — Я бы дал больше, но деньги там всё равно приличные. Так что тебе лучше остаться. И да, на всякий случай я дал приказ тебя не выпускать. Джим скрипнул зубами. — Отлично! Уверен, что твои люди меня удержат? — Джим, куда ты собрался посреди ночи? — Мне нужно поговорить с Буллоком и... — И помимо всего прочего подвергнуть опасности жизнь своего напарника? — Да тебе-то какая разница?! Ну, домой поеду. Я могу за себя постоять, — вспылил Гордон. — О-о, — многозначительно протянул Пингвин. — Вижу, голосу разума ты не внемлешь. Он взял телефон и начал набирать номер. — К счастью, я знаком с человеком, который в подобных вопросах гораздо убедительнее меня. Джим нахмурился. Он сомневался, что знакомый Кобблпота сможет его уговорить. Одновременно с раздавшимися в трубке гудками Освальд лукаво спросил: — Как считаешь, не слишком поздний звонок для доктора Томпкинс? Джеймс преодолел разделявшее их расстояние буквально в один прыжок и, выхватив трубку, несколько раз нажал кнопку сброса. Кобблпот расхохотался: — Я звонил Бутчу, но номер мисс Томпкинс у меня есть, и я не постесняюсь набрать ей посреди ночи. — Ты — грязный шантажист, — Гордон устало бросил трубку на колени мужчины, на что тот самодовольно кивнул. — Только до утра, потом сразу в участок. Пингвин расплылся в улыбке. — Мудрое решение. У меня ты будешь в безопасности. — Кто бы мог подумать, — проворчал Джим с нескрываемым сарказмом.***
Его снабдили новой, хоть и немного широковатой футболкой, спортивными штанами и нижним бельём. В его распоряжении оказалась уютная комнатка с широкой кроватью, застеленной чистыми белыми простынями. На ней под шум дождя и гул музыки, доносящейся с первого этажа, Гордон вскоре провалился в сон. Очнулся он от еле ощутимого прикосновения к своему плечу. Армия и служба в полиции научили его просыпаться практически мгновенно. Когда в распахнутых глазах отразился незнакомый силуэт, тело начало действовать инстинктивно. Через пару секунд неизвестный оказался прижатым лицом в пол, с заломленной за спину рукой, дулом пистолета, приставленным к затылку, и восседающим сверху Гордоном. — Джим, — простонал знакомый голос, и детектив, грязно выругавшись, встал со скулящего Кобблпота. — Пингвин! Какого чёрта?! — Гордон сел на кровать и включил лампу. Перед его глазами предстала довольно жалкая картина растрёпанного Освальда, потирающего вывернутую руку. — Я... Я просто зашёл проверить, всё ли нормально. — Ну да, конечно, — Гордон не поверил ни единому слову: в его памяти очень живо запечатлелось нежное поглаживающее прикосновение тёплых пальцев к его плечу. — Джим, я... — Ты серьёзно рискуешь своим здоровьем, подкрадываясь ко мне ночью и распуская руки. Щёки и уши Пингвина залились краской. — Я... Ты... Чёрт, — он спрятал лицо в ладонях и замолчал. Смущённый и растерянный Пингвин Гордону определённо нравился больше и не вызывал обычного отторжения. Джим сидел на кровати, наблюдая за ним, и с молчаливым любопытством ждал, что будет дальше. Тишина, нарушаемая лишь стуком капель дождя, длилась около минуты. Когда Освальд убрал руки от лица, его глаза сверкнули стальным блеском, лишний раз напомнив Гордону, что нынешний Король Готэма шёл к вершине не по устланной лепестками роз дорожке. — Ты ведь мне должен, Джим. Гордон наивно полагал, что познал все грани хамства этого человека, но реальность раз за разом доказывала обратное. Он смотрел на Освальда широко открытыми глазами, не веря собственным ушам. — Кобблпот, ты окончательно рехнулся. Тот пожал плечами. — У всех свои странности, — он помедлил. — Дай мне шанс — просто позволь доставить тебе удовольствие. И... Если согласишься, я бонусом назову тебе имя заказчика убийства Мендеса. Недавнее громкое дело, доставившее им с Харви множество проблем. Гордон замялся, и этой секундной паузы было достаточно, чтобы в глазах Освальда загорелся победный огонёк. — Псих. — Я ведь не прошу многого, Джим. Тебе даже не придётся ничего делать. — Пингвин, моё тело — не предмет для торга. Кобблпот молча смотрел на него, и на его тонких губах играла еле заметная улыбка. — Если ты не покинешь эту комнату через минуту, я начну тебя бить, — прибегнул Джим к последнему аргументу. Однако, это не сработало. Освальд внезапно переместился ближе, встав на колени рядом с кроватью, и положил руки ему на бёдра, мягко разводя ноги в стороны и устраиваясь между ними. Убедившись, что его пока не бьют, Освальд придвинулся ещё ближе и положил голову ему на бедро. — Минута пошла, — откровенно предупредил Гордон, но прежней уверенности в его голосе не было. — Видишь ли, Джим, — пальцы Освальда начали выписывать узоры на его животе. — Я не уверен, что услуга, о которой я могу попросить тебя в деловой сфере, окажется настолько приятной. Кобблпот был неожиданно теплым и уютным, пальцы нежными, голос успокаивающим. Тело после вчерашнего гудело и отчаянно сопротивлялось любой мысли устроить скандал. Джим впал в ступор. По-хорошему нужно было взять наглеца за шкирку и выкинуть за дверь, но минута прошла, а он все так же неподвижно сидел на кровати. Чужие губы прочертили дорожку поцелуев вдоль пояса штанов, отчего по телу детектива разливалась сладкая истома, а за ней — запоздалое чувство стыда. «Что ты творишь?» — взывала к Гордону его совесть. «Ничего, — честно отвечал Джим. — Совершенно ничего». Освальд приподнялся и выключил свет. Гордон включил. — Первый и последний раз. — Ну, разумеется, — тягуче протянул Освальд и толкнул Гордона на кровать. — Расслабься уже, Джим. Свет снова погас. Освальд не спеша освободил его от одежды, сам так и оставшись в рубашке и брюках, словно опасаясь, что Джим всё-таки выставит его за дверь. Кончики пальцев у него были прохладными, и от контраста с горячей кожей по телу Гордона пробегали мурашки каждый раз, когда Освальд касался его. Он не торопился, наслаждаясь моментом и пользуясь предоставленной Джеймсом свободой, изучая каждый миллиметр его тела. Если раньше у Гордона и могли бы быть какие-то сомнения относительно чувств Кобблпота, то после сегодняшней ночи они развеялись. Это было не просто физическое влечение, эти ласки больше всего походили на почитание, как будто Джим был спустившимся с небес божеством. С одной стороны, подобное молчаливое обожание вызывало приятную дрожь и лёгкость в теле, с другой — пугало до чёртиков, как и временами проскальзывающее безумие во взгляде Пингвина. Всерьез задумываться об этом Гордону не хотелось, в этой ситуации и так было слишком много неправильного: непривычные запахи чужого жилья и тела, странные обстоятельства, приведшие к абсурдному соглашению, секс, который толком и не был сексом в привычном для Джима понимании этого слова, и его незадачливый любовник, к которому он при обычных обстоятельствах испытывал всё, что угодно, кроме симпатии. Возможно, еще не поздно было оттолкнуть Кобблпота и прервать этот нелепый, сюрреалистический процесс, но самым отвратительным было то, что вся эта ситуация его невероятно возбуждала, щекотала нервы, оживляла своей необычностью. Словно это было приключением, а не глупой сделкой с главарём готэмской мафии. Джим старался ни на секунду не забывать, чьи руки и губы ласкают его тело и кто стоит на коленях между его ног, однако вместо ожидаемого отвращения испытывал лишь желание. Его член налился кровью ещё до того, как Освальд дотронулся до него; он мог отрицать это сколько угодно, но сейчас он действительно хотел продолжения. Когда тёплые губы обхватили головку, Джим издал глухой протяжный стон. Кобблпот явно не был неопытным новичком, и то, что он творил, женщины Гордона не умели, да и сам он, в общем-то, никогда и не был приверженцем орального секса. В беззаботной юности опыт с одной проституткой оставил воспоминания о похожих ощущениях, но тогда не было такой интимности, страсти и нежности. Не было самого Кобблпота. Через три минуты Джим уже был на грани, но Освальд, заметив это, тут же замедлил темп. Затем снова. И снова. Сукин сын знал, что делал — теперь всего этого Джиму было мало. Решение он принял удивительно быстро. Схватив Освальда одной рукой за волосы, другой за рубашку, он затащил его на кровать. Тот лишь испуганно ойкнул и сжался под нависшим над ним мужчиной, предполагая, что сделал что-то не то. Джим наклонился ближе, с наслаждением вдохнув его запах, и впился губами в ключицу, заработав судорожный вдох. Прикусил зубами шею, и Пингвин откровенно застонал под ним, зарываясь пальцами в его волосы. Когда Гордон начал покрывать поцелуями грудь, прикусывая местами бледную кожу и попутно неловко расстегивая мешавшую рубашку, Освальд выдохнул. — Боже, Джим, что ты делаешь? — Я хочу... — он прошёлся языком по соску. — Но не знаю, как. Губы Освальда сложились в удивлённое «о», брови поползли вверх, и он посмотрел на Гордона почти испуганно. — Ты уверен? Джим зло вжался своей эрекцией в его бёдра. Еще никогда он не испытывал такого острого желания одновременно избить и отыметь до полусмерти. Впрочем, происходящее уже давно походило на извращённый сон. — Я уверен, — мрачно прошептал он. — Просто не доводилось раньше трахать парней. Кобблпот зарделся, хотя в его ситуации сильнее покраснеть было сложно, и смущённо прикусил губу, пытаясь сдержать счастливую улыбку. То ли от того, что он будет первым у Джима, то ли от того, что его сейчас будут иметь. Гордон решил не задумываться. Пока что он не испытывал ненависти к себе за то, что делал, но знал, что наверняка будет. И злость на Пингвина тоже никуда не ушла, лишь отступила на второй план, уступив место похоти и какой-то странной неестественной нежности. — Это несложно, я покажу. Боже, Джим, я не думал... — Только заткнись, — он накрыл губы Пингвина поцелуем: влюбленной болтовни он бы сейчас не выдержал. Освальд пытался одновременно ответить на ласки и выбраться из штанов и рубашки под чужим весом. И то, и другое получалось плохо, Джим чувствовал его нервозность. Он сам, хоть и раздражённый обилием одежды между ними, не спешил помогать Освальду, намеренно лишая его возможности двигаться. Нервничающий, полный эмоций Пингвин казался самой желанной птицей на свете. Джим тёрся о него, кусал и целовал, как оголодавший подросток, и его напор вызывал в нём иллюзорное чувство контроля. Когда они совместными усилиями освободили Освальда от одежды, Джим вздохнул с облегчением. Он вжался сильнее в лежащее под ним тело, словно хотел просочиться через кожу. «Хочу тебя», — прошептал в ответ Пингвин, обхватывая его за пояс ногами. Джим имел весьма смутное представление о том, что нужно делать дальше, и до сих пор испытывал некоторую неловкость. К тому же при всей его неприязни к Кобблпоту, позволить себе причинить боль в такой момент он просто не мог: в постели Освальд казался слишком нежным и хрупким, чтобы Гордон сознательно мог ему навредить. Освальд улыбнулся, поняв причину его настороженности, и, не без труда выбравшись из-под него, достал из тумбочки флакон. Выдавив на ладонь щедрую порцию любриканта, он тщательно смазал член Джима, потом, откинувшись на подушку, раздвинул ноги и медленно ввел в себя сразу два пальца. Джим внимательно наблюдал за его действиями, изучая и впитывая новую для себя информацию, а затем перехватил его запястье, вынуждая остановиться. Поймав недоуменный взгляд, Джим усмехнулся и, не отрывая глаз от лица Освальда, заменил его пальцы своими. Тот резко выдохнул и изогнулся, насаживаясь глубже. Освальд оказался чрезвычайно отзывчивым любовником: каждое действие Джима получало отклик в виде стонов, сорванных вздохов и ответных движений. Сам Гордон не был столь щедр на выражение эмоций и смотрел на него почти завороженно. Это возбуждало. Сильно. Как и чувство обладания и контроля. Освальд отдавался ему полностью — подобная открытость и искренность была настолько нехарактерна для Пингвина, что Джиму хотелось продлить эти ощущения подольше, но он сам уже с трудом мог сдерживаться. Когда Джим, вытащив пальцы, толкнулся внутрь, с подушки послышалось шипение. Сердце в груди стучало как сумасшедшее, и он волновался так сильно, словно это был не просто его первый опыт с мужчиной. Джим остановился, давая Освальду привыкнуть, затем продолжил движение, продвигаясь мягкими толчками глубже, и больше возражений не последовало. То ли Пингвин мужественно терпел боль, то ли всё уже было нормально — в темноте трудно было понять наверняка. Войдя на полную глубину, он ненадолго замер. — Давай, — напряжённо прошептал Освальд, обхватывая его ногами и прижимая ближе к себе. Он подозревал, что Кобблпоту всё ещё некомфортно, однако двигаться хотелось нестерпимо. И он начал медленные осторожные толчки. Ощущения от секса с женщинами были совсем другие, но то, что он делал сейчас, точно не было хуже. Возможно, ему стоило попробовать кое-что новое с Лесли (если, конечно, он сможет наладить с ней отношения). Джим всегда стеснялся подобных желаний, но после сегодняшней ночи, возможно, он попробует стать смелее. Сначала он не торопился, давая Освальду шанс пожаловаться или остановить его, но тот лишь часто и рвано дышал, впиваясь пальцами в его спину, а потом и сам начал двигаться навстречу, крепче прижимая Гордона к себе, беспорядочно целуя в губы, лицо, плечо, шею — всюду, куда мог дотянуться. Джим ускорился, выпрямившись и изменив угол, и Освальд застонал так громко, что Джиму начало казаться, будто его услышали на первом этаже. Этот голос посылал искры электричества по коже, его эмоции были заразны и, словно яд, по каплям проникали внутрь, отравляя чужим возбуждением все разумные мысли. Уже сейчас Джим знал, что ему захочется повторить всё это безумие снова. Повторит ли он? Большой вопрос. Освальд одной рукой потянулся к своему члену, второй с нешуточной силой царапая ногтями плечо Гордона. Джим начал вбиваться в него без всякой жалости, слыша, что между неразборчивых восклицаний начало появляться его имя. Заметив, что Освальд смотрит прямо на него, он порадовался, что в темноте нельзя разглядеть толком ни лица, ни глаз: он не хотел видеть Освальда в этот момент. Они испытали оргазм практически одновременно: Освальд кончил чуть раньше, изогнувшись, с именем Джима на губах, Гордон — следом, практически молча. Джим по привычке сразу отправился в душ. За последние сутки он жутко устал: родео с Кобблпотом отняло последние силы, и тело действовало на автомате. Мозг, расслабленный бурным сексом, сосредоточился на мыслях о сне, и Гордон был несколько обескуражен, когда, выйдя из ванной, он обнаружил Освальда всё ещё лежащим на своей кровати. Ну а что он ожидал? Что тело Пингвина само испарится? Что его невероятно навязчивый друг сам захочет уйти? И как теперь его называть после того, что было? Как бы Гордон ни притворялся, даже случайный секс что-то менял, а уж об этой ночи ни один из них забыть не сможет. Джим решил быть нейтральным. — Ты не собираешься к себе? — Ты так хочешь от меня избавиться? Тон равнодушный, без претензий, лишь констатация факта, но твою же мать. — Я хочу спать. Кажется, я выполнил все твои требования и даже больше. — О, да... Ты невероятно добр ко мне сегодня, Джим. Я грешным делом подумал, что могу выторговать себе ещё... — Чёрт! Просто заткнись, ладно? — Джим в отчаянии рухнул на свою половину кровати и со злостью натянул на себя одеяло, прошипев напоследок: — Спокойной ночи. Уже засыпая и слушая удовлетворённое сопение Кобблпота на своём плече, Джим думал о том, насколько плохо он поступил с Лесли и стоит ли считать произошедшее изменой. Он пришёл к выводу, что, пожалуй, нет. В конце концов, Кобблпот не был женщиной, а Джим не был влюблён. Чисто мужские дела в мужском мире, к которому Лесли не имела отношения. С этой успокаивающей мыслью он погрузился в глубокий и крепкий сон.