В этом мире только ты так восхитительно цветешь

***

И лишь тот, кто сможет осветить тьму и запятнать свет, вернёт Принца-воителя в смертный мир. Он родился четвёртым по счёту прямым наследником — и оказался одним из слабейших кандидатов на трон. Второй сын третьей жены — это не звучит гордо или красиво. Это звучит ничтожно и предопределяет его судьбу на долгие годы вперёд. Он ещё не научился ходить, а ему даровали мелкий титул герцога дальних окраин необъятной страны, пророчили воинское звание, как у его старших братьев, и назначили учителя — мастера мечей, хотя до их уроков надо было ещё дожить. Карсар разрывали внутренние войны между разными народами, и королю постоянно приходилось посылать туда военачальников, чтобы те разобрались в бардаке. Кроме того, с запада постоянно угрожали дикие племена горцев, а с востока — кавалерия империи Син. Столица жила в вечном состоянии угрозы со стороны, но никогда не меняла образ жизни. Маленький принц рос, воспитываемый гувернантками, нанятыми матерью для лучшего образования. Она понимала, что королём ему не стать, он лишь четвёртый, перед ним трое братьев и немало сестёр, готовых посадить на трон своих будущих мужей, поэтому ему предстояло доказать, что и без престола можно оказаться полезным народу. Раз в неделю, по её приказу, маленького принца переодевали в простую одежду, пачкали лицо в саже или глине и выводили гулять по городу. Росший без ровесников, принц с радостью вливался в игры и шалости обычных детей, смотрел, как живут горожане и запоминал, чтобы потом, дома, рассказать матери о своих наблюдениях. – Ты у меня такая умница, Тэминни, – говорила она, ласково гладя его по светлым, пушистым волосам. – Ты станешь легендой этого дворца. Маленький принц не понимал, о чём она говорит, но ему нравился звук её голоса, нравилось его слушать, ведь она так редко проводила с ним время наедине. Он засыпал на её руках, вдыхая мягкий аромат её духов, и не чувствовал, как его переносили в кровать.       Несколько раз мать разрешила ему переночевать под открытым небом, в одежде городского мальчишки. Он получил выволочку от стражи, но ни разу не заикнулся о своём происхождении, пообещав, что доберётся до дома. Чтобы его не нашли, он забрался в конюшню и там заснул на стоге сена. Ему казалось, что это самая удобная постель из всех, на каких он когда-либо спал. Но когда ему выдали короткий меч для тренировок, вылазки в город окончились.

***

За спиной слышались ругань и бранные выкрики, тяжёлое дыхание бакалейщика и свист его плети. Сехун резво уклонялся от людей, шедших навстречу, и крепко прижимал к груди сочный, свежий окорок. Он быстро оторвался от крикливого торговца, шмыгнув в сеть узких проходов между домами и ускользнув от его взора. Дав широкий крюк, Сехун вернулся к району бакалеи и незаметно ушёл к своему дому. Мать, конечно, пожурила, сказав, что красть нехорошо, но в условиях голода выбирать не приходилось. Надо было кормить всех младших сестёр и братьев, но работать было некому, а Сехуну третий месяц не платили, заявив о нехватке денег. Сехун не жаловался — он мог не есть несколько дней, иногда перехватывая хлебных крошек со стола своего мастера или отщипывая от свежих булок, проходя мимо корзин булочников. Но младшим нужна была еда, иначе они не переживут эту зиму. В этом году зима выдалась мягкая, с редким снегом, моросящими ливнями и недолгими заморозками. Но еды и тёплой одежды всё равно не хватало на всех. Мать работала на трёх работах, стирая для богачей, убирая трижды в день городскую площадь и по вечерам разнося пиво местным пьяницам в трактире. Несмотря на возраст, она была хороша собой: статна, стройна, горделива. Ей не отказывали в работе, но её заработка не хватало — пусть если трактирщик и хотел платить ей больше. Он даже предлагал ей выйти за него замуж, но мать вежливо отказалась, сказав, что муж её ещё жив, пусть он и на войне. – Новички с войны не возвращаются, – покачал головой трактирщик, но прекратил звать к себе. Когда денег стало совсем мало, он пытался платить ей остатками от ужина, но после, когда и еды стало меньше, не смог сделать даже этого, постоянно прося прощения. Из-за постоянной нужды Сехун стал воровать. Воровство — дело привычное в условиях непрекращающейся войны. Их государство уже третий год вело беспрерывный бой со своим западным соседом Харуаном за право обладания Леса семи озёр. Хотя, конечно, Лес был только предлогом, чтобы завоевать больше территорий. К сожалению, родина Сехуна, когда-то славившаяся своими воинами, к его рождению перестала выращивать доблестных рыцарей и генералов. Картар давно был мирным государством, сосредоточившимся на поставке зерна, рыбы и вина в другие страны. Его жители мечтали прожить спокойную жизнь зажиточных крестьян, выращивая пшеницу, рожь, овёс, зарабатывая деньги и рожая как можно больше детей, они не хотели воевать. А Харуан, набиравшийся сил последние несколько десятилетий, воспитывал суровых солдат, готовых пролить последнюю каплю крови за свою страну. Гонцы королевской армии пришли в их дом два лета назад с указом послать в армию всех взрослых мужчин семьи. Сехуну тогда было пятнадцать, и он подходил под определение «взрослый», но его не пустили. Отец ушёл вместе со старшими сыновьями, строго наказав следить за матерью и младшими, не давать их в обиду и всячески поддерживать. Сехун, на плечи которого легла забота о семье, в одну ночь стал кормильцем. Передав управление отцовской лавкой младшему брату, которому тогда стукнуло всего десять, он устроился в подмастерья к кузнецу и довольно быстро приноровился раздувать мехи, ковать простые детали из металла и сплавлять треснувшие изделия. Кузнец был им доволен, но был человеком скупым, поэтому платил мало, а когда все деньги и продовольствие стали уходить на содержание армии, и вовсе перестал, только повторял, что всем плохо, не одному Сехуну. Одновременно он откусывал большой кусок от жирного свиного рёбрышка, которое принесла его жена на обед. Тогда Сехун понял, что люди всегда будут думать только о себе. В хитросплетении улочек Сехун встретился с Чонином, сыном конюха. Они прятались от городской стражи, пытавшейся найти и наказать воришек — хорошо если решат просто выпороть, а не руку отрезать. Чонин бесшумно хватал ртом воздух и прятал под курткой кошель с деньгами — срезал у купца, занимавшегося поставкой рыбы. Его едва не поймали за шиворот этой самой куртки, но Сехун, стоявший за углом и невольно оказавшийся свидетелем, спас его, метнув камешек в руку стражника. Чонин, почувствовав свободу от стальной хватки, опрометью бросился к узкому проходу между лавкой цветочника и бабушки-старьёвщицы. В лабиринте этих проходов Сехун и нашёл его, сползшего по стене, дрожащего и прижимающего к себе добычу. – С тебя причитается за спасение, – сказал Сехун, подойдя ближе. – Мне хватит и десяти золотых. Чонин молча протянул ему «награду». – Редко воруешь? – Редко ловят, – у Чонина голос негромкий, бархатный, убаюкивающий, хотелось слушать и слушать. Сехун еле сдержал смешок. – Кражи — это не только ловкость рук, это и скорость, и хитрость и умение прятаться там, где стража никогда не полезет искать. – Не учи ученого, мелочь, – Чонин сплюнул и растер подошвой старых прохудившихся ботинок. – Без тебя знаю. – Ну конечно, – Сехун не обиделся, он и без того знал, что невысок ростом, слишком уж тощ и лёгок, но его маленькое тело было быстрее более крупных конкурентов. Они ещё только подходили к добыче, а Сехун уже её утаскивал, со смехом слушая их брань. Чонин был единственным мужчиной в своей семье — отца силком увели в армию, а Чонина мать прятала в погребе, пока армейцы выискивали его по всему дому. Сёстры Чонина были уже замужними, и на Чонина легла бы забота только о матери, которая не хотела лишаться единственного сына. Но спустя полгода забрали и сестриных мужей, и Чонину приходилось кормить и своих малолетних племянников. Кто-то из оставшихся стариков говорил матери Чонина, что долго бегать от армии он не сможет, что уклонение от призыва навлечет неприятности на него и на его близких, но пока он мог содержать свою семью, его это не волновало. А потом пришли недобрые вести с полей. Армия Картара отступила от линии фронта, гонимая сотнями тысяч харуанских солдат, оставляя после себя выжженные земли и разграбленные деревни. Свои же защитники отбирали урожай, провиант, запасенный на зиму, а захватчики уводили в рабство женщин и убивали всех мужчин, независимо от возраста. – Говорят, впереди их армии мчится молодой полководец — глаза его горят огнём, его окутывает тьма, а конь его выдыхает языки пламени, – шептались между собой сплетники, никогда не бывавшие на передовой и лишь разжигавшие панику среди людей. С самого начала новости с фронта не были хорошими, но до этого момента нога харуанцев не ступала на земли Картара. – Если понадобятся ещё военные, я пойду, – говорил Чонин своей матери. – Оставлю вам достаточно еды и денег, чтобы продержаться зиму и весну. Но я пойду защищать страну. Мать ругалась, плакала, кричала, умоляла, но Чонин твёрдо стоял на своём. Если мужчины его семьи сражаются, он тоже должен. И если харуанцы убивают пленных мужчин, то уж лучше умереть на поле боя, чем на пороге собственного разграбленного дома. – Совсем скоро они будут здесь, – Чонин уговаривал Сехуна пойти с ним. – Сейчас нас разделяют лишь три округа, но не пройдёт и пары месяцев, как наша славная армия впустит их в наш город. – Если это и прозойдёт, я должен быть тут, с семьёй, – отрезал Сехун. – Буду защищать дом своих родителей. Чонин махнул на него рукой и стал воровать в два раза больше, пока не попался. Его поймал худосочный кучер, заметив, как Чонин срезал кошель у купца. Он незамедлительно сдал вора стражникам, понадеявшись на награду. К злорадству Чонина, тот за него ничего не получил, но вот Чонина ждало наказание. Его не в первый раз замечали за кражей, и хотя, по закону, перед наказанием нужно было провести разбирательство, стража, обозленная тем, что Чонин водил их столько времени за нос, решила сама вынести приговор. Его посадили в тюрьму, чтобы прийти к решению, которое удовлетворило бы всех. Чонин понимал, что это значит — либо его повесят, либо изобьют. Ни один из вариантов ему не нравился. Помощь пришла, откуда не то чтобы ждали. Сехун ночью помог Чонину сбежать, сказав, что оставаться тут больше не безопасно. – Нужно уходить ближе к центру, – говорил Сехун. – До туда войска нескоро доберутся. Уходи из города прямо сейчас, я выведу твою семью вместе со своей. Время переезжать. Чонин послушался и той же ночью тайными путями сплетения улочек, миновав стражу, ушёл за пределы городской стены. Уснув под деревом, скрытый кустами, Чонин увидел странный сон. Высокая круглая башня, ослепительно-белая, возвышалась над густым лесом, стоя на рукотворном холме. Тысячи людей строили её в течение двадцати лет, подгоняемые волей существ, не знающих усталости или сна. Возводили её всё выше и выше, пока золотой купол не засиял в лучах летнего солнца, возвещая об окончании строительства. И в башне была лишь винтовая лестница, ведущая в единственную комнату под самым куполом. В центре комнаты стоял гроб из красного дерева, обитый тёмным бархатом, полный синих хризантем разных оттенков. Громогласный голос, размноженный на сотни и тысячи разных голосов, отражался от белоснежных стен и звучал прямо в голове. – Ты спасёшь эту страну, ставшую для тебя всем. Ты придёшь, когда она будет в опасности. Придёшь, когда твоему народу будет грозить истребление, когда твоей земле будут грозить огонь и голод. Ты придёшь, когда народ войны ослабнет, отупеет, когда славные воины променяют копьё на косу. Ты придёшь, когда рыцари обмельчают, забудут имена своих героев, забудут подвиги своей страны. Когда они будут готовы заблеять, словно трусливые овцы, и сдаться, ты придёшь. Он мотал головой, пытаясь отделаться от этих слов, от этих голосов, он пытался отречься от своей судьбы, но. Одна и та же речь звучала в округлой комнате, заполняя её от основания до самого купола. Он ходил кругами, надеясь вымотать себя, чтобы уснуть, уснуть и не слышать этих слов. Но неведомая сила держала его в сознании даже тогда, когда не держали ноги. Он зажимал уши руками, но не мог отделаться от голосов. Он пытался кричать, чтобы слышать себя, а не их. Он пытался выйти, но дверь в башню была замурована. Был только один выход – узкое оконце в комнате, прямо напротив гроба.Но подойдя к окну, он увидел, что его голова не пролезёт. Он не сможет выбраться наружу. – Когда твой народ начнёт оставлять свои дома и отдавать последнее врагу, он вспомнит о своём Принце. И ты вернёшься, чтобы их освободить. Чонин проснулся с тяжёлой головой. Он плохо помнил, что ему снилось, но его не покидало ощущение, что он слышал что-то очень важное. Что-то, что может остановить войну. С трудом встав с земли, Чонин чувствовал себя таким разбитым, словно не спал — ноги горели, будто он весь лес пешком исходил. Перекусив чёрствым куском хлеба, стащенным из тюрьмы, Чонин пришёл на условленное место и стал ждать Сехуна. Он не знал, под каким предлогом тот собирался вывезти две семьи, но понимал, что кроме Сехуна это никто не сделает. Но часы шли, а из города никто не показывался, и Чонин стал паниковать, пока не заметил вдали на дороге какую-то точку. Она медленно приближалась, и Чонин решил подобраться ближе. Это была старая раздолбанная крытая повозка с запряженной в неё тощей клячей, которую проще убить, чем заставлять что-то везти. Впереди на козлах сидел сухонький старичок и вяло погонял свою лошадку, понимая, что чудо, что она вообще идёт. Увидев, что это просто старик, Чонин хотел бы повернуть обратно, но едва он развернулся, как в голову прилетел камешек. – Я, кажется, ясно сказал, где меня ждать, – сказал старичок голосом Сехуна. Он стянул ветхую накидку и снова стал самим собой, пусть и с жутко нарисованными морщинами. – Залезай, там тебя ждёт модная юбка в цветочек. Чонин хотел начать возмущаться, но, заглянув в повозку, увидел своих сестёр, которые жестами просили его поторопиться. Ничего не оставалось, кроме как нацепить выцветшую юбку, замотать голову платком и забиться в угол, чтобы не попадаться на глаза стражникам, которые надумают проверить, что или кого везёт этот старичок. Мерно покачиваясь в такт повозке, Чонин уснул, уронив голову на грудь. Во сне вновь слышалось, как ему твердят о возвращении, и он чувствовал, как руки безвольно опадали, понимая, что выхода нет.

***

Мастер мечей Ким Хичоль не жалел Тэмина, не делал ему поблажек и всячески понукал, укорял и ругал. – Что вы разлеглись, как тряпка, Ваше высочество, – в его голосе столько яда, что можно было бы убить целое стадо коров. – Поднимайтесь, ведь вам уже семь. И Тэмин поднимался, потирая рукой ушибы, оставленные деревянным мечом учителя. Поднимался и вновь бросался в атаку, не вспоминая ни о стойках, ни о приёмах, ни о правильной хватке. Он яростно махал своим коротеньким мечом, надеясь достать учителя, но ему никак не удавалось, потому что руки у него были короткие, ноги, меч, а учитель — у учителя был длинный тонкий клинок, которым он запросто отбивал удары ребёнка. А потом проводил какой-нибудь удар — обычно по ногам — и Тэмин снова падал и пытался отдышаться, не давая слезам пролиться. – Выдохлись, Ваше величество? – и когда Тэмин слышал это обращение, он обещал себе, что настанет день, когда Хичоль скажет это взаправду, а не ради издёвки. И вставая под смешки учителя, Тэмин давал себе клятву, что однажды победит его, и тогда уж он посмеется над поверженным мастером меча. В хорошие дни Хичоль хвалил Тэмина, когда тот не забывал о стойках, когда не превращался в адскую мельницу, когда вспоминал о слабых сторонах противника. Но такие дни были редкостью и большую часть времени Хичоль просто говорил «неправильно» или смеялся над ним. Тэмин, первые дни плакавший от боли и унижения, научился сдерживать слёзы, и если они мешали смотреть, быстро утирал их рукавом, чтобы учитель не заметил. Вот только Хичоль всегда замечал, поэтому Тэмин учился не плакать вообще. Он перестал обращать внимание на боль даже когда держать меч было почти невозможно из-за сводивших руки судорог. Но Хичоль раз за разом побуждал его подниматься, перехватывать поудобнее эфес и снова сражаться. – На поле боя никто не будет ждать, пока вы отдышитесь и встанете, – говорил Хичоль, кружа вокруг Тэмина и отражая его удары, ставшиесо временем сильнее и точнее. – Если вы упали, вы должны встать, чего бы это ни стоило. Стоит позволить врагу направить на себя клинок, и вы не жилец. Так что поднимайтесь, юный мастер. Поднимайтесь, как бы не было больно. Когда Тэмину исполнилось девять, мать вызвала для его образования старого мудреца с востока страны. По преданиям, этот мудрец пережил не одно поколение и не выходил из своей лачуги на вершине горы уже полсотни лет. Говорили, он просидел все эти годы в одной позе, медитируя и общаясь с богами. Но никто не знал, правда это или нет — только знали, что он отказал всем знатным людям королевства, кроме матери Тэмина. – Меня к нему послали боги, – сказал мудрец, явившись во дворец. – Они сказали, в этом заключается моё последнее предназначение. Немногие придали значение этим словам, но его появление не могло не породить слухов. Кто-то стал вспоминать о появлении матери Тэмина во дворце — никто не знал, откуда Его Величество её привел. Кто-то говорил о том, что старец больно уж похож на старинные изображения Марса. Кто-то открыто обвинял жену короля в колдовстве. А кто-то — младшие служки, горничные, конюхи, садовники и прочие — говорили, что маленькому принцу уготовано большое будущее. Старец учил принца стратегии — её основам, её приёмам и разработке. Сначала он давал ему играть в шахматы, после — в игру, привезенную с востока. Тэмин учился вытеснять шарики противника, заполняя всё игровое поле своими шариками, и первое время у него неплохо получалось. А потом мудрец стал усложнять свои ходы, заставляя голову маленького принца кипеть от напряжения. Тэмин занимался с ним всегда с утра, чтобы после отдыхать от мыслей во время тренировок с Хичолем. Но несмотря на смертельную усталость после спарринга с мастером мечей, Тэмин сидел в горячей ванной, морщась от жжения в ссадинах, и рисовал на коленках пеной ходы для игры. Когда и игр стало недостаточно мудрецу, он принялся обучать принца воинскому делу — рассказывал об устройстве армии, о расположении войск, о принципах выбора места для лагеря. Мудрец приносил ему карты и давал в руки статуэтки, обозначавшие те или иные войска. – Это как шахматы, – говорил он, расставляя свои фигурки. – Вы должны заставить моего генерала проиграть. Он учил Тэмина ценить жизнь каждого солдата и проводить операции без больших потерь. Но без наглядного примера Тэмин всё равно не понимал, как распоряжаться жизнями вверенных ему людей, поэтому их с мудрецом «баталии» были кровопролитными и жестокими. – За каждую потраченную впустую фигурку Вы будете бегать вокруг замка, – мудрец улыбался, приподнимая уголки губ. – Поэтому сейчас Вы пробежите десять кругов. И Тэмин бежал, обижаясь на учителя, требовавшего от него слишком многого. Почему-то учителя Тэмина забывали, что он ещё ребёнок, и ему хотелось играть или веселиться, но всё его время забито уроками. Сначала танцы, потом воинское дело, после обеда Хичоль и к вечеру — иностранные языки. Иногда Тэмину ужасно не хотелось рождаться принцем. Он с грустью думал о тех временах, когда мог бегать по городу с мальчишками и возиться в грязи, когда приходил домой усталый от забав, а не от выматывающих тренировок, когда он думал только о том, что бы съесть, лишь бы снова броситься бежать за друзьями. Но потом он вспоминал запах духов матери и её слова о том, что он станет лучшим королём за всю историю страны. Она прижимала его голову к своей груди, гладила по волосам и твердила: – Ты им всем покажешь. Ты станешь легендой. При этом она смотрела куда-то в стену за Тэмином и баюкала его, пока он не засыпал, чувствуя тепло и нежность её рук. Ради матери и её надежд Тэмин терпел и продолжал учиться, сцепив зубы. После того, как Тэмин усвоил азы стратегии, мудрец стал давать ему мелкие задания, с которыми маленький принц легко справлялся, думая, что учитель его недооценивает. Но в один из дней он послал его в круглую залу, в которой король вместе с военачальниками принимали решение по поводу нового хода в войне. – Спрячьтесь и прослушайте всё, что они скажут. После расскажите мне, что Вы усвоили, расскажит о слабостях и преимуществах их планов. – Учитель, как я смогу увидеть слабости, я же только учусь, а они уже ведут войска в бой, – возразил Тэмин, которого страшил не сам анализ чужих стратегий, а тот факт, что его могут поймать и наказать. Он был ещё слишком мал, чтобы принимать участие в советах, в отличие от своих братьев. Их порой допускали к мелким советам, но Тэмину не разрешалось даже находиться в той части замка в день совета. – Опыт ничего не значит. Можно всю жизнь возглавлять войско, но так и не понять ценности жизни, а можно победить, не проведя ни одного боя. И Тэмин шёл и подслушивал военачальников, слушал решения своего отца и допускал мысль о том, что он мог бы попытаться вступить в борьбу за престол, чтобы стать таким, как отец. Мудрым правителем, думающим о людях, пытающимся сохранить как можно больше жизней, развивающим свой народ. Иногда Тэмин предавался мечтам о том, как станет королём и не только сохранит то, что сделал его отец, но и приумножит. – Если будете витать в облаках, мой принц, у Вас ничего не выйдет, – смеялся учитель, легонько стуча пальцами по лбу принца. – Но если будете и дальше учиться так, как сейчас, не пройдёт и пяти лет, как Вас признают. Смотрите, как бы Вам не стали завидовать самые близкие. Тэмин не понимал его последних слов, пока его родной брат не отвернулся от него, заявив, что Тэмин слишком много о себе возомнил для четвёртого наследника. Тэмину было всего десять, но он не дал себе расплакаться от обиды. Он не ребёнок, он — принц, ему не пристало плакать по глупым причинам. Ему вообще не пристало плакать.

***

Только хитростью и красноречием Сехун провёз две семьи мимо постов — каждый солдат посчитал своим долгом заглянуть внутри повозки и присвистнуть, увидав столько женщин. – Продать хотите, папаша? – поинтересовался один их особенно наглых солдат — совсем ещё молодой, может, ровесник Сехуна — ребёнок, облеченный маленькой, но властью. – Может, мне оставите парочку? Сехун, старательно держа голову ниже, чтобы нельзя было рассмотреть его лицо, рассмеялся скрипучим смехом. – Не могу, юноша, заказаны все, за них уплочена денежка, которую я возвращать не намерен. – Ну дайте хоть испытаю на прочность, – не унимался солдат. Сехун довольно резво спрыгнул с козел, подошёл к солдату и похлопал его плечу. – Уймитесь, юноша, сходите лучше в ближайшую деревню, – с этими словами он сунул в перчатку парня несколько монет. – Там вам и дадут парочку испробовать. Нехотя солдат пропустил их дальше, тут же принявшись пересчитывать мзду, а Чонин шумно выдохнул через нос, пытаясь успокоиться. Ещё одно неверное слово, и Чонин бы выскочил бить хама, который так откровенно рассматривал его сестёр. – Ты выдаешь наши семьи за продажных женщин! – вскричал Чонин, когда они остановились, чтобы Сехун мог отдохнуть и перекусить. – Как у тебя только язык повернулся! – Мы это обсудили с ними ещё при выезде из города, Чонин. Кроме тебя никто не возмущается, поэтому, будь добр, заткнись. Сехун привёз их в Карран — небольшой городок рядом со столицей, скорее пригород, чем самостоятельный пункт. Семьи многих купцов, торговцев, учёных и стражников, работавших в столице, жили в Карране, потому что в нём было спокойнее матерям, которые не боялись, что дети потеряются. Карран от столицы отделяла лишь высокая стена, при этом его охраняли так же, как столицу, и въезд в него был трудным, потому что власти города не хотели пускать всех стремящихся к лучшей жизни. – Господа, мы не можем приютить всех желающих изменить свою жизнь, – громко говорил разодетый заместитель бургомистра, стоя у высоких ворот. – И разве вам, народу Картара не стыдно бросать свои дома? Разве народ Картара не славится своим желанием защищать свою землю, свою семью, свой дом? – Было бы что защищать, – прогнусавил невысокий коренастый парень с перевязанной грязным бинтом головой. – Простите, господа, но никак не можем впустить вас, мест в нашем городе и так мало, – качал головой заместитель. Сехун, уже снявший свой плащ старика и замотавший левую лодыжку так, чтобы она выглядела обрубком, приподнялся на правой и крикнул: – А кузнецы вам нужны? – Кто это сказал? – встрепенулся заместитель. Сехун помахал ему дырявой шляпой. – Подойди ближе. – Если бы мог, – Сехун зашатался, потеряв равновесие, и ухватился за крышу повозки. – Ногу оторвало на поле боя. – Подведите его, – отдал приказ заместитель, засуетившись. Когда двое солдат довольно грубо подтолкнули Сехуна вперёд и тот чуть не упал, он сам подхватил его. – Я был подмастерьем у кузнеца, пока меня не забрали в армию, – начал рассказывать Сехун. – Там тоже помогал со сталью – броню подправить, меч перековать, коня подковать мог, если надо. А потом перебросили меня в пехоту и вот, – Сехун указал на «обрубок». – Я не могу быть полезен армии, но могу быть полезен городу. С собой привёз работоспособных женщин, не чурающихся грязной работы. Вам наверняка понадобятся посудомойки или экономки. Они умеют читать и писать, если надо, могут обучиться всему, чему потребуется. Заместитель подошёл к повозке и заглянул. Чонин, к тому времени уже вернувшийся к мужской одежде, сел так, чтобы заслонить совсем маленьких детей. – А этот? – спросил заместитель бургомистра, указав на Чонина. – А это мой друг. Он не говорит и туго соображает, зато хорошо работает – он силён и проворен, – пришёл на помощь приковылявший Сехун, опираясь на палку. – А чего не в армии? – Не взяли. От его семьи итак много мужчин ушло, они без немого идиота обойдутся, – Сехун едва сдержал улыбку, когда увидел, как насупился Чонин. – Мы можем жить все вместе в одном доме, господин. Нам не нужно много места. Нам только нужен новый дом. Заместитель долго смотрел то на Сехуна, то на повозку, явно обдумывая своё решение. Остальные желающие въехать в Карран окружили их, тоже ожидая его ответа. – Вам сильно нужна повозка? – спросил наконец заместитель. Когда Сехун решительно покачал головой, тот сказал: – Вас, конечно, слишком много, к тому же у вас маленькие дети, но если вы обещаете работать, то заходите. Сами, без повозки. Вокруг поднялся шум, слышались крики, ругань, гневные оскорбления в адрес заместителя и Сехуна, но Сехуну было всё равно. В какой-то момент он испугался, что ему откажут и им придётся искать другой похожий город, но удача была на их стороне. Или просто Сехун был слишком хорош в уговорах. Пока они шли к воротам, их осыпали проклятьями и злобными выкриками, и Чонин пару раз дёрнулся, чтобы заткнуть обидчиков, поливавших грязью его семью, но сестра удержала его. Чонину пришлось обойтись разъяренным рычанием . Им выделили небольшой дом у самой стены в западной части Каррана — бургомистр заявил, что они будут выплачивать его стоимость в течение нескольких лет, в зависимости от их заработка. Сехун согласился и подписал договор, тщательно его прочитав и просмотрев. Заместитель при этом поморщился, но промолчал. Сехун стал помогать кузнецу — древнему старику, который чудом не заваливался набок под тяжестью молота. Получал он немного, но в сумме с заработками Чонина, его сестёр, матери Сехуна и его младшего брата получались неплохие деньги, хватало на минимум еды и оплату дома. Чонин нанялся в помощники к мяснику, здоровенному неразговорчивому детине, который только обрадовался ему. Он поставил его за прилавок, наплевав на «немоту», а сам целыми днями разделывал мясо, и из задней комнаты только и был слышен стук ножа о деревянную доску или хруст костей. Младший брат Сехуна вызвался разносить газеты по утрам, а после обеда — корзины с чистым бельём из стиральни по домам. Его мать стала экономкой в доме заместителя бургомистра, положившего на неё глаз ещё в повозке. Она вежливо отклоняла его ухаживания, а он не настаивал, полагая, что вода камень точит. Так, в тишине и покое они прожили до самого лета, не слыша новостей с фронта. Едва въехав в новый дом, они отправили записку на фронт, не надеясь, что она достигнет получателя — хоть одного из отцов или братьев. Но наступило временное затишье, связанное с холодами в местах боевых действий. Ни армия Картара, ни армия Харуана не желали рисковать и понапрасну вести людей в бой. Весной же поля размыли реки, вышедшие из берегов, и месить грязь сапогами генералам не улыбалось. Поэтому вплоть до лета не было никаких изменений в сложившейся ситуации. Чонин приноровился потрошить туши, а Сехун — самостоятельно ковать мечи, и никто не поднимал тему армии. Сехун старательно делал вид, что всё хорошо, а Чонин отложил идею уйти до лучших времен. Но иногда ему снились странные сны, в которых светловолосый юноша в ослепительных одеждах мечется по круглой комнате. Однажды он рассказал об этом сне Сехуну — они сидели в таверне, морщась, пили пиво и усиленно притворялись взрослыми. Сехуну всего месяц назад исполнилось восемнадцать, и они так и не отпраздновали эту символическую дату. С их первой встречи Сехун заметно вытянулся, его давно перестали принимать за ребёнка. – И там что-то было про возвращение ещё, – Чонин напряг память, пытаясь вспомнить, что было в его сне. – Ты вернёшься, когда что-то такое там дальше. – Когда они оставят свои дома, ты вернёшься, – негромко сказал Сехун. – Когда забудут твоё имя, ты вернёшься. – Ты тоже видел этот сон? – удивился Чонин. – И давно? – С тех пор, как мы выехали из города. Белая башня, голоса и что-то про принца. Чонин внимательно посмотрел на друга. Тот нахмурил брови, и из-за образовавшейся на лбу морщинки стал выглядеть ещё старше. Он рассматривал пивную пену, оставшуюся на стенках кружки и время от времени покусывал изнутри губу. – О чём думаешь? – спустя несколько минут спросил Чонин. – Не притворяйся, я вижу, ты задумался. – Что за принц? Думаешь, он действительно существовал? – Сехун потеребил тесёмки на рубахе. – Когда они забудут о тебе, ты вернёшься. Что это значит? – Что он придёт тогда, когда никто не сможет доказать, что он — тот самый принц, – сказал Чонин. – Ты веришь в эти сны, Сехун? – Не знаю. Оба погрузились в молчание, слушая гул переговоров субботнего вечера в таверне, прерываемого лишь криками женщины, разносившей кружки на большом подносе. За окном стояла душная майская ночь, тускло освещаемая фонарями, а за стенами города шелестел тёмный лес, в котором засыпал уставший с дороги гонец, не нашедший в себе силы дойти до Каррана. В его походной сумке лежала депеша, скрепленная сургучной печатью генерала Пака. Харуан прорвался на северо-запад, разгромив генерала Ли. Прошу разрешения направить солдат в том направлении. Выставить стражников во всех крупных городах, какие могут встать на пути харуанской армии. Да пребудет с нами Марс.

***

– Ваше Высочество, снова витаете в облаках? – Хичоль выбил меч из рук принца, не задев их клинком. Тэмину двенадцать, и мастер мечей решил, что пришла пора сменить лёгкую короткую деревяшку на настоящее оружие. Первые дни Тэмин напоминал себе маленького неумеху, не знавшего, с какой стороны рукоять, а с какой — острие. Он привыкал к новому весу, к новому ощущению от округлого эфеса, к обоюдоострому клинку. У учителя острой была лишь правая часть меча, что давало Тэмину некоторую фору — он мог разить по клинку противника с обеих сторон. Однако это преимущество никак не помогало Тэмину в тренировках — Хичоль по прежнему выбивал его меч из рук, приставлял острие к горлу, валил на землю и всячески насмехался. Тэмин по прежнему мог только мечтать коснуться клинком хотя бы развевающегося подола учителя. Мудрец же постоянно хвалил принца, говоря, что он делает видимые успехи — в его замудренной игре Тэмин стал выигрывать в трёх матчах из десяти, и по сравнению с нулем — это гигантский прорыв. В один из дней, когда дождь заливал двор замка, барабанил по стёклам и мешал сосредоточиться, Тэмин умудрился вывести игру в ничью. – Отлично справляетесь, малыш принц, – мягко улыбнулся старец — под его глазами залегли тени, а к вискам протянулась сеть глубоких морщин — никогда не понять, сколько лет этому лицу. – Теперь я могу сообщить Вам своё имя. – Можете? – удивился Тэмин. – Я думал, Вы отказались от своего имени, когда решились на медитацию. – Я смотрю, кто-то слишком часто слушает пустые разговоры прислуги, – улыбка старца стала шире. – Я рад, что Вы не брезгуете их болтовней и запоминаете всё, что они говорят. – Мама говорит, что в разговорах прислуги нередко можно услышать правду. – Ваша мать мудра. Мудрее многих женщин этого и главного замка. Слушайте её советов и Вы никогда не пропадёте, малыш принц. За разговорами о матери Тэмин совсем позабыл, что учитель хотел поведать ему своё имя. Ему нравилось хоть с кем-то обсуждать мать — её ясный ум, её добрые слова, её ласковый голос и заботливый взгляд. Отец редко приходил в их замок — маленькое трёхэтажное сооружение сбоку от основного дворца – большого, обнесённого двойной стеной, с россыпью маленьких домишек на территории двора. Тэмин почти не виделся с ним, хоть и искал встречи — либо король был слишком занят, либо Тэмин был ещё мал, чтобы присутствовать на его советах и заседаниях. Родной брат Тэмина видел его чаще — он жил в другом маленьком замке, справа от главного — он учился у тех же учителей, что и братья от второй жены, и за его тренировками иногда наблюдал король из своей комнаты. В минуты, когда никого не нужно было принимать или совещаться, он подходил к окну, слегка раздвигал тяжёлые шторы и смотрел, как трое его сыновей кружат по двору с мечами в руках. Эти клинки он сам заказывал для них — хотя изначально собирался дарить только два. Тэсун, по уверению повитух, гадалок и его, короля, матери, должен был стать полководцем не хуже, чем его отец. Он был смышленее старших братьев, но в бою всё ещё был слабее, медленнее и неповоротливее. Король подобное терпел лишь потому, что во время военных советов Тэсун предлагал дельные идеи. Тэмин завидовал брату — ему тоже хотелось, чтобы отец смотрел за его тренировками и хвалил за хорошо проведенный приём, пусть и не достигший цели. Но король совсем не интересовался успехами младшего сына — иногда Тэмину казалось, что он отцу безразличен. Но он продолжал мечтать, что однажды тот будет прогуливаться по саду малого замка, когда Тэмин будет там упражняться со старцем в стратегии, заметит своего младшего ребёнка и остановится посмотреть. «Какой ты у меня смышленный, весь в меня». Такие слова хотел бы услышать Тэмин в свой адрес от отца. Но пока отец лишь исправно выдавал матери деньги на обучение сына и не горел желанием присутствовать в его жизни. – Мой отец меня не любит, – случайно вырвалось у Тэмина, когда он передвигал фигурку полка по карте. Он настолько увлекся собственными мыслями, что не увидел, как бросил «солдат» погибать в специально приготовленной засаде. – Ваш отец — король, малыш принц. И Вы не единственный ребёнок, разумеется, ему не хватает времени на всех своих детей. И только что Вы лишились своего лучшего генерала. Тэмин вздохнул от слов мудреца — а то он не знал, что сложно соперничать за любовь отца, когда он — лишь младший из всех тринадцати королевских отпрысков. Но мать в своих покоях обнимала его нежно-нежно, напевала тихо-тихо и твердила, что он самый лучший. Что ему суждено стать величайшим королём. Что он будет лучшим правителем за всю историю этой страны. Что она гордится его успехами и будет гордиться больше, когда он станет достойным правителем. Иногда она оставляла отпечаток ярко-красных губ на его лбу, отправляя спать. После этого Тэмин видел яркие сны, в которых он поднимает незнакомое ему знамя с ярко-синим цветком, а по бокам стоят генералы — один в светлой броне, другой в тёмной. И в этих снах Тэмин восходил на трон, а его мать возлагала на его голову корону — гораздо больше и тяжелее, чем у его отца. – Ты легенда, мой малыш, – голос матери дрожал от слёз, и она утёрла их белоснежным платком, так ароматно пахнущим цветами. От таких сновидений Тэмин по утрам не хотел просыпаться. На тринадцатый день рождения Тэмин получил подарок от брата — высушенную змеиную голову. Это не испортило ему настроения, но оставило неприятный осадок. Уже почти три года он не разговаривал с братом — в детстве они росли вместе, но после пятилетия Тэсуна его отдали на воспитание бабушке с дедушкой, которые поощряли его дружбу с сыновьями второй жены и не давали общаться с Тэмином. – Дьявольское отродье, – шипела королева-мать во время званых ужинов — тех редких случаев, когда собиралась вместе вся королевская семья. Тэмин сидел слишком далеко от неё, чтобы слышать, но его любящие братья и сёстры с радостью доносили до него её слова. Мать Тэмина всегда достойно справлялась с тем презрением, с каким на неё смотрела старшая жена, и Тэмин старался подражать ей. Руки сжимались под белоснежной скатертью в кулаки, но лицо оставалось безмятежно спокойным, словно его не трогали эти слова, эти смешки и пинки под столом. И даже на его день рождения старшие братья вздумали в очередной раз поставить его на место — ведь если его не любили бабушка с дедушкой, то и им не стоило его отпускать безнаказанным, если он проходит по главному двору. Тэмин хотел выбросить змеиную голову куда-нибудь в сточную канаву, которой не было возле его замка. И он не издал ни звука, когда самый старший брат толкнул его в спину со всей силы. Тэмин упал на колено, но не повернулся в сторону обидчика. – Эй, чертёнок, чему тебя там учат в твоём замке? Кланяться старшим? Это ты хорошо усвоил! Их смех звучал в голове Тэмина каждый раз, когда у него что-то не получалось, потому что он привык считать, что его братья лучше его во всем. Но в тот день он решил, что пора положить этому конец. И он вызвал всех троих на дуэль. – Смотрите, чертёнок решил, что он сильнее нас! – у Тэмина заболело сердце, когда он услышал эти слова от Тэсуна — несмотря ни на что, он всё ещё нежно любил старшего брата. Пусть они и не проводили время наедине уже десять лет, Тэмин знал, что Тэсун хороший, просто слишком сильно подвержен чужому влиянию. Тэмин надеялся, что если тот перестанет общаться со старшими братьями, то снова станет добрым, каким он был, когда бежал к матери, крепко держа Тэмина за руку, крича, что его маленький братик упал и поранил колено. – Проучим его, чтобы больше не зазнавался. Братья обнажили мечи раньше Тэмина и обступили его с трёх сторон — Тэмин выставил меч вперёд и отставил ногу для равновесия. Он вспомнил все свои тренировки с Хичолем и даже позволил себе скромную надежду на то, что отец следит за ним из своей комнаты. Не прошло и минуты, как он обезоружил одного брата. И ещё через две он повалил на землю второго, использовав его вес против него самого, когда они скрестили мечи. И, в мгновение ока, приставил острие к шее Тэсуна. – Браво, маленький принц, – услышал он хлопки Хичоля. Только после звука его голоса Тэмин понял, что совсем не помнит, как провёл дуэль — словно он совершенно отключился и позволил телу себя вести. – Вы только что унизили наследника престола. Тэмин, сконфуженный, убрал меч в ножны, низко поклонился братьям и убежал в сторону замка. Про змеиную голову он и думать забыл. За драку его наказали — Хичоль выпорол его розгами, при этом тихо сказав, что в Тэмине кроется великая сила. – Не позволяйте ей застилать Вам глаза, Ваше Высочество. Впервые в голосе Хичоля он не слышал издёвки. А отдыхая в комнате, Тэмин, прикрыв глаза, услышал голос старца. – Зови меня Суман, малыш принц.

***

В сентябре Сехун отлил братишке щит — совсем маленький и лёгкий, но это его первая самостоятельная работа. Он даже выбил на нём небольшое изображение белой башни — краска сползла почти сразу из-за неправильного нанесения, но Сехун не сильно расстроился. Он больше огорчился, когда увидел башню готовой, потому что не собирался переносить её в свою жизнь, мечтая, чтобы она осталась во снах. Но они стали являться чаще с тех пор, как по улицам стали ходить отряды стражников, а в городе объявили комендантский час. Иногда сновидения о голосах разбавлялись жуткими кошмарами, в которых его разрывала какая-то сила — на две части, ровно пополам, и это было невыносимо. Он жмурил глаза, а открывая, видел лишь ослепительные стены башни. Порой, по утрам, когда он видел, как отчаянно Чонин трёт глаза, он понимал, что тот страдает от похожих кошмаров — им не нужно было это обсуждать. Башня отнимала так много душевных сил, что Сехуну совсем не хотелось видеть её в повседневной жизни, но старый мастер, увидав его работу, похвалил его, сказав, что для подмастерья этот щит очень даже хорош. Но на башню он смотрел очень и очень странно. – Сынок, где ты увидел такую башню? – спросил он однажды. Сехун точил мечи для городской стражи и слегка повернул голову в сторону зашедшего кузнеца, показывая, что слушает. – Иль выдумал её? – А вы о ней знаете? – Сехун вскинул голову и едва не выронил точильный камень. – Я видел её во сне. – Знать не знаю, но кое-что слышал, – кузнец на некоторое время замолчал. – Впрочем, не думаю, что тебе будет интересно, это так, стариковские разговоры. – Расскажите, пожалуйста! – Сехун постарался вложить как можно больше мольбы в голос, потому что башня не выходила из головы, а ему очень хотелось избавиться от неё. Может, если он узнает о ней больше, она перестанет его мучить. Когда-то мне о ней рассказывал мой учитель — он был таким же дряхлым, как я сейчас, а я был молод и полон сил, как ты. Я отчаянно скрывался от армии, потому что тогда в ней никто не нуждался, деньги ей не выделяли, солдатов никто не уважал. Папенька мой очень хотел от меня избавиться, но я из дому убёг и нанялся в одном из городков к старому мастеру. Он однажды и рассказал мне эту сказку, не сказку, а звучала она очень неправдоподобно. Дескать, жил-был король, был отличным полководцем, страной правил мудро, соседей держал в страхе, и народ в стране был воинственный — все от мала до велика умели держать меч в руках. И был у короля наследник, которого околдовали боги — тогда их было очень много, не то что сейчас — да и наказали нашу страну за бесконечное кровопролитие. Сказали, мол, принца вернём только тогда, когда стране нужен будет нормальный король, который спасёт страну от недругов, заполонивших её земли. Умертвили они принца в белой башне, а душу взяли и разделили на две части — светлую и тёмную, и поселили на двух концах страны. А башня та, мол, стоит прямо посредине страны. И когда станет в стране совсем худо, принц этот вернётся с позволения богов да спасёт нас всех. – Вы верите в этот бред? – спросил Сехун, когда старик закончил говорить. – Верить или не верить — это дело каждого, да только раньше старики знали эту сказку, но никому не рассказывали, а сейчас уже её никто и не помнит. Мало нас осталось — тех, кто о ней знает, об этой башне. – А почему о ней не рассказывали? – Вот ты сам веришь, сынок, что принц этот спит где-то да ждёт того дня, чтобы явиться и спасти нас со всем нашим дерьмом? Я думаю, нехай себе спит дальше, если он и есть, всё равно этой стране недолго осталось. И кузнец ушёл, качая седой головой, а Сехун остался с ненаточенным мечом начальника стражи и полным сумбуром в голове. Вечером Сехун пересказал сказку Чонину — тот глубоко вздохнул, когда речь зашла о башне, и покачал головой, когда друг закончил. – Что думаешь? – спросил Сехун у Чонина после некоторого молчания. – Думаю, надо узнать о сказке у других, – Чонин смотрел, как сестра кормит младших и представлял, как их уведут в рабство харуанские дикари. Он отчетливо видел горы трупов и пожарища там, где когда-то были города и деревни. Его воображение беспощадно подбрасывало картинки его сестёр в заточении, тел племянника и братьев Сехуна, показывало, как их матери тяжело работают на своих завоевателей, и, наконец, дошло до образа Сехуна, чью голову накололи на копьё и выставили на обозрение толпы. Чтобы успокоиться, Чонину пришлось помотать головой – сестра всё так же кормила с ложки малышей, а Сехун обеспокоенно вглядывался в его глаза. – Мне страшно, Сехун, – прошептал Чонин, повернувшись к другу. Он слушал мерное дыхание детей и вглядывался в темноту, туда, где должен быть второй матрас. – Мне тоже, – голос Сехуна прошелестел совсем близко. – Думаешь, башня существует? Её можно найти? – Я не знаю, – выдохнул Чонин. – Но почему бы не попытаться? Поспрашиваем тех, кто знает. – Меня смущает то, что наши сны перекликаются с этой сказкой, – признался Сехун спустя несколько минут томительного молчания. – Помнишь? Когда забудут твоё имя, ты придёшь. – Так разве он должен не сам прийти? Может, ещё не время для его пришествия? – Я не знаю. Они уснули в обнимку, оставляя с выдохами на телах друг друга свои сомнения, неуверенность и страх. А на утро Чонин отпросился у мясника, чтобы порасспрашивать местных стариков о легенде про принца. Но его ждало разочарование — мало кто понимал, о чём он говорит, а те, кто знал о сказке, не могли её вспомнить — помнили разрозненные куски да что-то вроде «ну там было про войну». Чонин за день обошёл почти всех стариков, коих в Карране было не так уж много, скрываясь от стражников. На обед он остановился в кабаке на другом конце города и там подслушал, что войска Харуана уже прошли вглубь страны и дошли до его деревушки. Пришедшие охотники с трудом вспомнили название деревни, сказав, что вражеские солдаты заняли её как опорный пункт для отряда снабжения. У Чонина кольнуло сердце — всего несколько месяцев назад он воровал деньги, чтобы прокормить семью, а теперь его дом принадлежит войскам чужой страны. Наскоро проглотив обед и не вслушиваясь в разговоры о жестокости врагов, Чонин вышел на улицу и направился к оставшимся старожилам. – Сынок, иди в столицу, – посоветовал маленький сухой старичок, укрытый тремя одеялами. – Там и стариков больше, и умеющих читать, они, может, вспомнят лучше. А что не вспомнят — то можно будет прочесть в библиотеке, говорят, там в подвалах пылятся все старые книги, о которых мало кто помнит. Чонин сердечно поблагодарил старика и, вернувшись домой, с трудом дождался Сехуна — уставшего, вымотанного и нервного из-за проверок стражников. – Нам нужно идти в столицу, – выпалил Чонин за ужином, при всех. Сехун посмотрел на него как на идиота и, схватив за руку, вывел из-за стола прямиком на улицу. – Откуда взялся такой дурак, как ты, – прошипел он, едва за ними закрылась дверь. – Какая к черту столица?! Чонину не пришлось долго уговаривать Сехуна. Ему только стоило больших усилий убедить друга в том, что он не бился головой о косяки, и что хозяин мясной лавки не бил его своей ручищей, выбив последние остатки разума. – Как мы сообщим об этом нашим? – спросил Сехун после недолгих размышлений. – Они не пустят нас в столицу за сказками. Только пальцем у виска покрутят. – Сехун, кто из нас ещё идиот. Мы не скажем, зачем мы идём. Пусть думают, что закупаться. Сехун снова погрузился в раздумья — с одной стороны, семьям лучше не знать об их снах и планах, а с другой... Да не было никакой другой стороны. Чонин был абсолютно прав — им стоит поехать в столицу, а там пробраться в библиотеку, вспомнив своё воровское прошлое. Сехун покачал головой, но всё же согласился. В столицу они выехали два дня спустя, на выходных, обойдя все контрольные посты и миновав стражу. Столица Картара Кёнсун встретила их шумом, гвалтом и маскарадом на улицах в честь дня рождения богини Кёнсун.

***

– Эй, чертёнок! – слышалось со всех сторон — и от братьев, и от сестёр, и даже от генеральских детей. К пятнадцати годам Тэмин ещё чаще стал подвергаться насмешкам из-за наказаний, которым его подвергал Хичоль — то нужно было висеть на вытянутых руках на дереве от рассвета до заката, то неподвижно стоять на жаре, то провести день в озере, не высовывая головы из воды выше носа. Братья кидали в него камни, толкали, тыкали палкой, топили и иногда накидывали на голову мешок и затягивали узелки. Тэсун к тому времени перестал тянуться за старшими братьями и не принимал участия в их насмешках, а иногда помогал Тэмину. Тэмин не знал причины такой смены отношения, но и не жаловался — Тэсун особой любви не проявлял, но и не обижал больше, Тэмину этого хватало. С той памятной дуэли маленький принц ещё несколько раз победил старших братьев в поединке на мечах — теперь уже в спарринге по просьбе учителя наследника. Тэмин, помня наказ Хичоля, старался оставаться в здравом уме и не поддаваться тому порыву, который накрывал его с головой, когда он чувствовал запах поражения противника. Его это пугало и удивляло одновременно — он, наученный Суманом, не хотел причинять вреда людям, тем более, единокровным братьям, не хотел их ранить. Но стоило на мгновение отпустить себя, как он принимался яростно размахивать мечом, не опасаясь, что может кого-то серьёзно задеть. Хичоль за такие порывы его наказывал так, чтобы Тэмин учился сосредотачиваться своём разуме. Братья, пару раз испугавшись глаз Тэмина, стали чаще звать его чертёнком и доставать, ведь он, младший, самый слабый, не ровня им, побеждал их раз за разом. И каково же было их удивление, когда отец внезапно позволил Тэмину пойти на войну во главе полка. Старшие уже давно возглавляли собственные войска и даже пару раз выходили на бой, но за них всё ещё принимали решение генералы, а тут Тэмин должен был справляться со всем сам. Его полк перебросили на западный фронт — обстановка там была не такая тяжелая, как на восточном, но стекавшиеся туда силы горцев беспокоили короля. Он хотел, чтобы Тэмин разбил имевшийся там отряд и занял их наблюдательный пост, не давая остальным отрядам подойти ближе. Помимо Тэмина там был молодой и амбициозный генерал Чхве Минхо, которого смущало, что к нему отправили королевского отпрыска. – Да разве есть тут какой-то талант вести войско? – слышалось из его палатки поздно вечером, когда Тэмин шёл к себе. Они останавливались лишь с заходом солнца, не рискуя освещать путь факелами, – грабители выходили на охоту под покровом ночи и им всё равно, кого обкрадывать — заезжего охотника или принца. – Всё, что могут эти холёные господа — это мечом сносно махать да людей на смерть посылать. А этот и порога зрелости не достиг! Ребёнок — и на поле боя! Тэмина трясло от его слов и он дал себе клятву доказать всем, что он хороший стратег и полководец. Ночью он не заснул — вытащил карту Карсара и расставил фигурки врагов так, как о них докладывали разведчики, пытаясь понять, как лучше их обойти или разбить так, чтобы не потерять людей. Он не спал все те ночи, что они останавливались на пути к фронту, — а днём позволял себе задремать в седле, зная, что не упадёт — он мог спать, стоя на жаре, когда ноги ныли, а спина зудела от палящего солнца, что тут говорить о сне сидя. Они провели несколько боёв, в которых Тэмин шёл впереди полка, осматривая местность и вовремя успевая передислоцироваться, чтобы не попасть в засаду. Молодой лорд Ли Джинки, которому они пришли на помощь, удивлённо смотрел за ним из лагеря — он не мог принимать участия в битве из-за сломанной руки, но следил за каждым движением молодого принца. Назвать его маленьким не поворачивался язык — каждый ход принца в бою был тщательно взвешенным и продуманным, даже если решение принималось за доли секунды. В какой-то момент лорду показалось, что он видел свечение вокруг принца, но он списал всё на игру света и тени. По окончанию схватки Тэмин принёс жертву богу войны, соблюдая все правила и обряды, — зарезал чёрного козла и его горячей кровью омыл свой меч, тем самым ознаменовав свой первый бой. Джинки, по просьбе короля, написал письмо с анализом всей битвы и отправил в столицу со срочным гонцом. Тэмин провёл около трёх месяцев на западном фронте; он отбрасывал дикарей всё дальше от своих земель, теперь не выходя в бой, — Джинки с Минхо научили его, что издалека следить за боем проще, открывается более обширный вид. Но Тэмин всё равно иногда выходил вперёд, потому что его захлёстывала жажда битвы, он хотел туда, в гущу всего, чтобы чувствовать, как пот заливает глаза, как тяжелеют руки от усталости, слышать, как падает чужое тело, как останавливается навсегда крик в горле врага. Однако Тэмина вызвали в столицу — приближался день рождения короля,и все его дети должны были присутствовать на этом празднестве. Оставив полк Минхо и Джинки, Тэмин вернулся. Он был крайне удивлен, когда отец самолично вышел встречать его — уставшего, грязного с дороги. Король заключил его в объятья и сказал, что доволен его успехами. Тэмин едва не задохнулся в его руках от переполнившего его счастья — он так долго ждал этих слов и теперь, услышав их, не знал, как реагировать. Он поклонился отцу и поблагодарил за похвалу, а уходя, понадеялся, что не видно, как дрожат у него руки. За торжественным ужином отец объявил Тэмина полноценным претендентом на трон в обход всех старших сестёр. – Где это видано, чтобы королём становился мужчина не королевской семьи? Я отменяю свой давний указ о наследовании трона женщиной. Тэмину показалось, что он слышал, как скрипнули зубы второй жены, которой стоило немалых усилий добиться этого указа. Но от него не укрылось, как улыбка скользнула по лицу его матери. После ужина его обступили сёстры, сказав, чтобы знал своё место, сын уличной гадалки, незнамо как попавшей во дворец. Но не успел Тэмин и слова сказать этим фуриям — а именно так они и выглядели в тот момент, невесты на выданье, которым больше не суждено было сесть на трон, — как на них обрушился поток гневных восклицаний Тэсуна. Его крики нельзя было назвать полноценными словами, казалось, он ругался на неизвестном языке. – Не смейте! Не смейте говорить о матери такое! Невоспитанные девки, да чтоб вас за потных торговцев отдали, не получив ни копейки взамен! Тэсун перешёл на понятные всем ругательства и яростно размахивал руками до тех пор, пока его не успокоили старшие братья. Они увели его, а Тэмин незаметно прошмыгнул мимо сестёр, удивленных и несколько напуганных таким шквалом эмоций от обычно спокойного Тэсуна. Очевидно, за время отсутствия многое изменилось во дворце, но Тэмин был не готов так сразу их воспринимать. Он только подумал о том, что будь его сёстры мужчинами, он бы всех их вызвал на дуэль за оскорбление матери и уж точно не стал бы заботиться о том, чтобы не поранить. – Ты хмуришься, мой малыш, – негромко произнесла мать, войдя в его комнату. – Я думала, ты будешь радоваться признанию своего отца. – Я рад. Но его признание стоит злобных насмешек старших и их оскорблений. Я привык, что они меня недолюбливают, но никогда они не опускались до... – Тэмин замолчал, не желая жаловаться матери, не желая повторять их обидные слова. – Назвали гадалкой? – догадалась мать и улыбнулась, когда Тэмин смущенно кивнул. – Они не первые, они не последние. Гадалка — не самое обидное, что я слышала в свой адрес. Не надо за меня волноваться, сынок, я могу за себя постоять, – добавила она, увидев, как Тэмин вскинул голову в ярости. – Оно стоит того, чтобы видеть твои успехи. – Я никогда не рассказывала тебе, как стала третьей женой нашего короля. Я пообещала ему сына, который станет величайшим правителем этой страны. Он, польстившийся сперва на мою внешность, поверил, что я могу подарить ему достойного наследника. Его первая жена была бесплодна и умерла в мучительных попытках родить третьего, но этому ребёнку было суждено прожить всего день. Тогда король взял себе вторую жену — знатную девушку из семьи его ближайшего советника, но она, родившая сначала только девочек, с трудом подарила его мальчиков — но тех так баловали из-за того, что они стоили таких усилий, что король стал сомневаться в их способности управлять страной. – Они не в состоянии справиться со своим гневом, со своими мимолётными желаниями, Кёнсун, – жаловался он, приходя на наши тайные свидания. – Как они смогут править большим количеством людей, если они велят рубить голову каждому провинившемуся слуге? Король был уже немолод, когда стал приходить ко мне на свидания, и будь я обычной девушкой, все бы давно это заметили. Но я была жрицей в храме богов войны — поэтому его частые походы в храм не казались чем-то из ряда вон выходящим. Боги войны давно предсказали мне, что я дам жизнь величайшему правителю, и я решила, что это моя судьба. И я уговорила короля взять меня в жёны, чтобы мои дети не были бастардами и имели все шансы взойти на престол. Но когда родился Тэсун, я не видела ни одного знака, который дал бы знать, что вот он — тот самый правитель. Тогда я отправилась в храм и молитвами призвала одного из двух богов войны. – Я всегда думал, что бог войны — это Марс? – перебил мать Тэмин, у которого мифология в голове не укладывалась. – Все так думают, потому что Марс благоволит кровопролитным битвам, и его замаливают и задабривают, чтобы он даровал победу на поле боя. Но кроме есть ещё один бог — ведь война это не только размахивание мечами и смерть на бранном поле. Война — это столновение умов стратегов. На чьей стороне окажется бог войны, тот и продумает лучшую стратегию. – Так Суман... – Тэмина озарила внезапная догадка — он вспомнил, как говорили, что никто не знает, откуда явился этот старик-учитель. Он слышал — от прислуги, конечно — что иногда боги спускаются на землю, если их достаточно уважают, регулярно преподносят дары и молятся им. – Именно, мой малыш, – улыбнулась мать. – Он и есть второй бог войны, который посулил мне великого сына. Но увидев Тэсуна, он сказал, что не ему суждено стать великим. А твой отец, отобрав Тэсуна, решил, что я его обманула. И когда я родила тебя, он не простил меня, хотя в ночь твоего рождения вокруг замка зацвели хризантемы, которых тут быть не могло. Король гневался на меня, но давал мне всё, о чём я просила. Хичоль не должен был быть твоим учителем — он вообще не должен был никого учить после первого принца. От него он, к слову, отказался спустя месяц занятий — назвал капризным и своенравным нытиком, который требовал, чтобы учитель ему подчинялся и поддавался. После недели занятий с тобой он сказал, что никогда ещё не был так рад, что согласился и внял уговорам гадалки, – тут мать не сдержала смешка. – А как теперь отец к тебе относится? Ведь я теперь тоже наследник, – спросил Тэмин. – Он смягчился, узнав, что ты делаешь успехи, куда более заметные, чем успехи твоих братьев. Они тоже неплохие полководцы, но всё же их учил не бог войны Суман и тренировал не дьявол мечей Хичоль, – мать погладила Тэмина по голове и притянула, чтобы поцеловать в лоб. – А теперь спи, маленький наследник, ведь даже великим королям нужно отдыхать. Засыпая, Тэмин видел синие-синие хризантемы на ослепительном полу, катящуюся по камням окровавленную корону и грустные глаза матери. Его смутил этот сон, но не настолько, чтобы проснуться, ведь ближе к утру он видел себя на восседающим на троне. Проснулся он с желанием во чтобы то ни стало занять престол и оправдать надежды матери.

***

Чонин с Сехуном застыли, увидев пёструю толпу в масках и цветных костюмах, услышав громкую музыку, смех и крики. Они никогда не были в больших городах, не видели таких празднеств и уж тем более не слышали о празднике в честь богини Кёнсун. – Что празднуете, дедуля? – спросил Сехун у одного из стариков, танцующих сидя, не имея возможности присоединиться к общему веселью. – Как что? Вы не из центра? Тут, в центре, все празднуют день рождения славной Кёнсун. Откуда будете, сынки? – С запада, – ответил Чонин. – У нас там только два бога — Марс да сама земля. Даст урожай — бог, не даст — ну и пропади она пропадом. – Э, так вы ещё и с запада, конечно, вы не знаете о Кёнсун, тогда ваши земли принадлежали Хураке, – рассмеялся старик. – Она была женой короля, который постоянно воевал и не мог остановить междоусобицы среди лордов. А она принесла нам мир — убила своего мужа, взошла на престол и объявила Картар мирным государством. Солдаты сменили мечи на косы и стали тихонечко возделывать плодородные земли, ранее никем не паханные. И с тех пор мы не воевали. Пару столетий назад в её честь переименовали столицу и объявили день её рождения праздником. И каждый год мы радуемся, что больше не воюем. – Но сейчас война в самом разгаре! – воскликнул Сехун. – А вы тут пьёте, едите как не в себя и радуетесь жизни! – Если среди войны жить в постоянном страхе и трауре, можно сразу сдать свою страну врагу. Война идёт, а жизнь продолжается, сынок. Не надо волноваться сегодня о боях, лучше выпей, найди девку пополнее да уединись с ней где-нибудь, ведь когда ещё выдастся возможность. Сехун увёл Чонина за руку от старика, а вслед им доносился его лающий смех. Чтобы затеряться в толпе, они надели маски, сняв их с задремавших гуляющих. Они шли, куда их вела толпа, иногда спрашивая у соседей то слева, то справа, как пройти в библиотеку. – Отличный выбор, – присвистнул кто-то из толпы, услышав вопрос Сехуна, – там стража точно искать не будет. Хорошее местечно для уединения! Сехун не стал уточнять, что идёт в библиотеку не для этого, только кивнул, постаравшись улыбнуться скользко и жеманно, будто собирается творить там непотребства. Он поймал Чонина за пояс штанов и потянул в сторону узкого проулка, надеясь так срезать путь до библиотеки. Ею оказалось небольшое серое здание в три этажа, с уродливыми башенками и узкими высокими оконцами, какие были в моде полтора столетия назад. Им не составило труда пробраться внутрь через заднюю дверь — её неплохо замаскировали под часть стены, но если знать, где искать, то ничто её не скроет, а уж Сехуну парень из толпы всё рассказал. Они не стали искать нужную им сказку в отделе мифологии и сразу спустились в подвал — он был обширным и затхлым из-за того, что рядом протекала канализация. В такой сырости книги быстро портились, но это были старые и никому не нужные книженции, вроде кулинарных рецептов или дешевых любовных романов от авторов, о которых все давно позабыли. Коробки с этими книгами стояли по годам или эпохам, но это ни капли не помогало в поисках – они даже не знали, с какого момента искать. – Думаешь, тогда вообще были книги? – спросил Чонин, отмахнувшись от паутины. – А если это устное предание? – Тогда оно должно быть записано в антологии, – догадался Сехун. – Ищи сборники старых поверий и сказок! Они перерыли весь подвал и не заметили, как стемнело за окном – маленьким слуховым окошком под самым потолком, от которого ни света, ни пользы. Они нашли лишь три старинных фолианта, написанных на древнем языке, которого сейчас никто не знал, а сами они читать могли новый алфавит, принятый лет сто назад. Они с разочарованным вздохом переворачивали страницы, без надежды выискивая хотя бы рисунок белой башни, как вдруг, на одном из разворотов увидели сказку, записанную новописью. Она во многом повторяла сказку кузнеца — в словах о короле, который вел бесконечные войны, о принце, которого околдовали боги, и о башне, которая и по сей день стоит нетронутая посреди страны. И что лежит там принц, который спасёт страну, да только душа его разделена на половины, которые предстоит соединить. – Что-то тут подозрительно, – покачал головой Сехун. – Что именно? То, что в старой книге сказка на понятном нам языке или то, что принц только и ждёт, чтобы нас спасти? – И то, и другое. И где искать эту башню? Если предположить, что мы пойдём её искать, то где? Что значит — посреди страны? Чонин молчал, не зная, что ответить, ведь Сехун был прав — если отчасти сказка и правдива, то где им искать эту башню? Неужто придётся обшарить всю страну? А если к тому времени закончится война и некого будет спасать? Пока Чонин думал, Сехун принялся ворошить коробки с книгами пятисотлетней давности, и копался в них так долго, что Чонин едва не уснул, продолжая размышлять о бесплодности поисков — их общих и конкретно Сехуна. Но не успел он прилечь на сыром полу, как Сехун с победным криком вытащил что-то из кипы бумаг. – Что там у тебя? – спросил Чонин, потирая глаза. – Карты. Карты Картара с самого дня его основания, – Сехун с горящими глазами разложил их на полу. Пока Чонин терзался сомнениями, Сехун решил действовать — если сказка старая, то и условия старые, значит, им нужен центр страны тогда, когда жил этот принц. Правда, они всё ещё не знали к какому времени он относится, но Сехун надеялся, что центр не сильно поменялся за эти годы. Но как же велико было его разочарование, когда он увидел, как менялись границы Картара — во время первых правителей это было небольшое государство на севере нынешней страны, а к концу эпохи царей разрослась на многие километры на юг. В углу карт эпохи царей стояла надпись «Карсар» — сейчас букву «с» прочитывали как «т» из-за особенностей произношения, которое изменилось много лет назад, когда коренной народ Карсара ассимилировался с беженцами из бывшей империи Хуа на востоке. Чонин смотрел на эту надпись и проговаривал про себя до тех пор, пока она не показалась ему единственно верной. Он не принимал участия в расчетах Сехуна, который линейкой вычислял центр государства. – Может, этот принц жил в эпоху Возрождения? – спросил Чонин, перебирая остальные карты. – Помнишь старые колыбельные? В них постоянно поётся о перерождении и хорошем конце. Может, тогда и принц этот был, и вдохновил на эти песни? Да и давно она была, эпоха возрождения — лет четыреста уж точно прошло. – А если он из эпохи первых царей? – Сехун вскинул голову. – Это могло быть вполне в духе старых мифов — богоизбранный принц, чары, заклятья. Возрождение урезало количество богов, помнишь, как сокрушался бродяга из храма Венеры, которого мы видели по пути в Карран? Он жаловался, что его боги остались без верующих и теперь прозябают где-то от голода и холода. – По-моему, он был просто пьян, – возразил Чонин. – Может быть, – согласился Сехун. – Но в одном он точно прав — тогда богов убрали, значит, точно не Возрождение. Они снова принялись рассматривать карты, но сырость, усталость и обилие мыслей клонили в сон. Сначала они горбились, потом легли, опершись на локти, и, наконец, уронили головы на сложенные руки и заснули. Сехуну показалось, что во сне кто-то задел его подолом халата — ткань была прохладная, лёгкая, пропитанная душистой маковой водой — но он списал всё на разыгравшеемя воображение. А по пробуждении они увидели, что кто-то переложил карты, и на одной из карт Золотой эпохи была выжжена аккуратная дырочка — ровно посреди страны.

***

За четыре года Тэмина повышают в звании от полковника до генерала — он ведёт за собой войско, в которое входят десять полков, и среди них — полка его братьев. Тэсун самовольно отдал ему своих людей, сказав, что не хочет иметь дела с войной. В одном кровопролитном сражении, в котором четыре наследника бились бок о бок со своим отцом, Тэсун угодил в засаду, которую не мог спрогнозировать. В том бою он потерял половину людей, лишился ноги и, разуверившись в самом себе, отказался от наследования престола. – Каким я стану королём, если так запросто веду солдат на смерть? – он сидел в палатке Тэмина, худой, осунувшийся от тоски, остриженный наголо в монахи. – Да и кому нужен король-калека. Всем подавай сиятельных правителей на обеих ногах, чтобы принимали мудрые решения и никогда не ошибались. – Не ошибаются только боги, Тэсун, – Тэмин не смог уговорить себя протянуть руку и погладить брата по плечу. За последние годы их отношения улучшились, но не настолько, чтобы они могли без стеснения проявлять свои чувства. – Я в любом случае не гожусь в короли, Тэминни, – что-то кольнуло к сердце Тэмина, но он не подал виду. – Прошу тебя, возьми моих людей к себе. Это единственное, что я могу для них сделать. Только ты вытащишь их из этой кровавой бани. Тэмин не мог отказать и согласился – Тэсун в ответ слабо улыбнулся и поковылял к выходу. Тэмин, даже если бы хотел, не стал ему помогать — и это была последняя дань уважения бывшему горделивому принцу. – Теперь ты понимаешь, почему не Тэсун избранный, – послышался голос Сумана из угла. Тэмин едва замётно дёрнулся, потому что ещё не привык, что тот появляется неожиданно. – Он сбежал, едва стало слишком сложно. – Тэсун из тех, кто идёт за лидером, но никак не лидер, – произнёс Тэмин, разглядывая узор на внутренней ткани палатки. – Поэтому я не удивлён. Я ещё давно понял это. – Насколько давно? – Суман подобрался ближе. – Когда он перестал близко общаться со старшими, – Тэмин повернулся в его сторону. Глаза его были полны печали, но точно знал, что говорит, ни секунды не сомневаясь. – Я стал сильнее их, у меня появился авторитет, поэтому он потянулся за мной. – Тебе грустно, малыш принц? – Уже нет. Люди разные. И я не малыш. – Для меня ты навсегда останешься малышом, даже когда взойдёшь на трон. Суман взмахнул одеяниями — тонкими, лёгкими — и растворился, оставив после себя едва заметный аромат мака. Тэмин выходил на поле битвы под знаменем, которое ему сшила мать — государственный флаг с большим маком в левом верхнем углу. Таким образом все победы Тэмина посвящались Суману в благодарность за обучение. Принц стоял в центре, рядом с войском отца, в то время как старшие братья занимали правое и левое крыло. Они ещё злились и иногда строили козни, но даже когда меч треснул в руках Тэмина, он продолжил вести людей вперёд, отбиваясь от врагов ножнами. Когда в конце недели затяжных боев наконец наступило затишье и пришла пора считать потери, у Тэмина они оказались наименьшими — а вот урон, нанесённый врагу, наибольшим. Отец гордился им и хвалил на каждом пиру, который всегда заканчивался попойкой. Тэмин, к тому времени считавшийся взрослым, участия в них не принимал. Из уважения к отцу он присутствовал в самом начале, чтобы выслушать лесть от генералов, поймать пару ненавидящих взглядов от братьев и подбодрить полковников и капитанов, но уходил, едва подавали основное горячее блюдо. Его мозг никогда не отдыхал, и когда за пределами палатки звучали песни и крики, Тэмин выстраивал стратегии, придумывал тактики и анализировал действия врагов. Только благодаря этому — и некоторой помощи Сумана — он приводил своё войско к победе. Но несмотря на благоволение отца, его гордость, Тэмин всё ещё стоял третьим на очереди к престолу. Его братья, хоть и не так успешно, как он, но тоже руководили своими войсками, приводя их к победе. Иногда вырванной зубами, иногда — с большими жертвами, но всё же к победе. Поэтому Тэмин старался стать лучше, чтобы обойти их, чтобы стать королём, потому что он был этого достоин, и чтобы отец, возлагая корону на его голову, сказал, что он — лучший из его детей. Тэмин ночами почти не спал не только из-за стратегий — если бы он уснул, он бы снова увидел жуткий сон, после которого он просыпался в поту, с дикими глазами и собственным криком в ушах. Несколько раз он так перепугал своего оруженосца криком, что тот вызвал лекаря, боясь, что принц заразился чем-нибудь и страдает от ужасной боли. Боль была, но она не была вызвана физическими причинами — по ночам ему снилось, как в ослепительной башне его рвут пополам неведомые силы, и от этой невыносимой боли и громогласных голосов, твердивших неясные слова, он просыпался, чувствуя себя разбитым. Он играл в шахматы, шашки, игру Сумана, лишь бы не спать, лишь бы не дать себе заснуть. Он перехватывал по несколько часов сна в день, засыпая в седле, перемещаясь с места на место. Никто не спрашивал, почему он вел такой образ жизни, все списывали на взбалмошность королевской особы. Но все изменилось, когда в самой напряженной и кровавой битве убили обоих братьев — в одного угодила отравленная стрела, и пока его довезли до центрального лагеря, он был еле жив и мог только едва-едва дышать. А второго зарубили на месте, подобравшись со спины, когда он бился с одним из вражеских генералов. За несколько дней Тэмин проделал путь от третьего наследника до единственного — и он совсем не был этому рад. Он хотел, чтобы его братья признали его, чтобы они присутствовали при его коронации, но сложилось так, что теперь он совсем один. – Тэмин, сынок, – голос короля звучал надтреснуто, – возвращайся в столицу. Я не могу потерять своего последнего наследника. Тэмину пришлось подчиниться. Но едва он приехал в столицу, как мать встретила его со словами: – Здесь тебе больше нельзя находиться, – и вручив ему в руки карту, сказала ехать к помеченному месту. Она была взволнованна, руки у неё дрожали, но она ни словом не обмолвилась о том, к чему такая спешка. Тэмин поехал, отметив про себя, что местность, в которую он направлялся, является абсолютным центром страны и находится не так уж и далеко от столицы. Но приехав туда, он едва не лишился дара речи. Посреди леса стояла круглая башня, белоснежная, словно выполненная не из материалов, которые может достать человек из обычной земли. Она выглядела так, словно её изваяли невиданные существа, а купол её сверкал на солнце, ослепляя блеском золота. Но подойдя ближе, он заметил, что земля у башни вскопанная, а неподалеку стоял камень, воткнутый вертикально. Тэмина передёрнуло, едва он подумал о том, скольких жизней стоило это чудо. Вход в башню был лишь один — невысокая деревянная дверь без ручки, толкни и уже внутри. Тэмин и зашёл — и увидел перед собой винтовую лестницу, каких нигде и никогда не видывал, уходящую ввысь. Осторожно, держась за тонкий поручень, он поднялся вверх и, заметив над собой люк, толкнул его. Ему пришлось сильнее уцепиться руками, чтобы не упасть, когда он зажмурился от яркого света, ударившего по глазам. Тэмин пролез в люк, когда перед глазами перестали плясать цветные круги, и ахнул, увидев посреди круглой комнаты гроб, в котором лежали тёмно-синие цветы — такие же, как на знамёнах из его снов. И вся эта комната — прямиком из его снов, тех кошмаров, от которых он так жаждал избавиться. Тэмин сжал кулаки, чтобы руки не дрожали, и прошёл к центру, осматриваясь по сторонам, выискивая — хоть кого-нибудь. – Настал знаменательный день, мальчик, – усиленный хором других голосов, тот, что звучал отчетливее, отбивался от стен и звучал в голове Тэмина. – Пришла пора покориться своей судьбе. Тэмин вздрогнул от неожиданности и страха. Он принялся ходить по комнате, но слова не исчезали, он попытался выглянуть в окно, но оно было слишком узким. Тэмин попытался прикрыть глаза и забыться, но голоса вырывали его в реальность. Это был кошмар наяву, и Тэмин очень надеялся, что это когда-нибудь кончится. – Вы обещали, что я стану великим правителем! – крикнул Тэмин, потеряв терпение, надеясь перекричать неумолкающий хор. – Так вы сказали моей матери! – Боги никогда не лгут, мальчик. Ты им станешь — но не сейчас. И не через сто лет. Ты станешь правителем, когда подойдет в концу третья эпоха. Когда твой народ забудет о тебе, ты вернёшься и возглавишь их. Когда найдутся генералы, способные возглавить твой освободительный поход, ты станешь править этой страной. – Но я должен был стать королём! – Тэмин зажал уши руками. – Сейчас! В этой эпохе! – Не спорь с богами, человеческое дитя. Твоя судьба — стать величайшим королём. Но для этого твоей стране должна угрожать опасность исчезновения. Люди склонны превозносить правителей, даже если они сделали не так уж много. Но ты — ты останешься в легендах. Имя твоё войдёт в анналы истории, но для этого ты должен пережить забвение в веках. – Мой отец остался без наследников, я не могу оставаться здесь ради неясного будущего! – Тэмин, пошатываясь, бегом спустился вниз, надеясь, что дверь открыта, но он врезался в неё так, что плечо заныло. Дверь была не просто закрыта — за ничтожно короткое время она оказалась замурована. Тэмин и думать не хотел о том, кто мог её замуровать. А голоса в голове всё не умолкали. – Глупый ребёнок, твоему отцу осталось жить совсем чуть-чуть, ему больше не понадобятся наследники. А ты должен думать о стране, о её будущем, но не о том, чтобы угодить отцу. Твоя мать сказала, что ты достоин, так соответствуй её словам. Будь тем, кем она тебя считает. Стань тем, кем она хочет тебя видеть. Будь же таким королём, каким она мечтала тебя сделать, прямо сейчас. – Но когда я стану королём, её уже не будет в живых.... – Не волнуйся, малыш принц, она всегда будет рядом с тобой. Услышав голос учителя, Тэмин сдался. Он мог бы весь день противостоять этому сонму богов, но он не мог оспорить решение учителя. Не мог его подвести. И раз уж мать согласилась, Тэмину остаётся только подчиниться. По наказу богов он улёгся в гроб, не убрав цветы, и прикрыл глаза. – Не волнуйся, малыш принц, ты заснёшь и не постареешь, но ты всегда будешь вместе со своим народом. Тэмин почувствовал, как его сознание его покидает, и сделал глубокий вдох, как он думал последний, — для того, чтобы в ужасе выдохнуть, когда неясная сила стала изнутри разрывать его пополам. Он хотел закричать, но не мог, тело его не слушалось; он хотел открыть глаза, хотел обхватить себя руками, извиваться, изгибаться от невыносимой боли, но всё, что ему оставалось — это терпеть. И лишь когда пытка кончилась, лицо разгладилось в застывшей маске безмятежности, глаза окончательно прикрылись, а руки расслабились на груди. Когда принц Тэмин впал в многовековой сон, по обе стороны его гроба стояли две его точные копии, обёрнутые в чёрную газовую ткань, не скрывавшую наготу. Они какое-то время молча смотрели на тело принца, а после принялись рассматривать друг друга — и едва заметно испугались. Но одного из них подхватили на руки боги северных ветров и унесли на север страны, облачив в ослепительно-белые одежды, источавшие сияние настолько яркое, что оно могло сравниться с солнцем. А второго на юг унесли божества южных ветров, подарив ему чёрное облачение, поглощающее свет вокруг себя. И лишь когда найдутся смельчаки, способные запятнать свет и осветить кромешную тьму, способные вновь объединить добро со злом, ты вернёшься, малыш принц. А пока – приятных тебе снов. И в тот момент, когда принц забылся сном, в столице произошёл переворот — мятежные генералы захватили власть и свергли короля, убив его и надругавшись над телом. Взошедший на престол король вывесил голову прежнего правителя на стене замка и взял в жёны его старшую жену, до смерти напугав её и заставив выйти за него. Кёнсун, мать Тэмина, он постарался выдворить из дворца, опасаясь, как бы она в самом деле не оказалась колдуньей. Навязав её одному из лордов, он и думать забыл о ней, уйдя с головой во внешнюю политику. Из этих соображений сестёр Тэмина он раздарил в качестве награды за верность в перевороте генералам, которые стояли на страже границ. Заключив союз с империей Син, он напал на северных соседей, не решив вопроса междоусобиц и не сосредоточившись на защите западе от дикарей. Он несколько лет непрерывно вел различные войны, истощив казну, истощив людские ресурсы и людское терпение. Всё чаще поднимались мятежи в городах, надеясь захватить как можно больше людей, чтобы свергнуть этого кровожадного тирана. Но после нескольких показательных массовых казней мало кто хотел рисковать жизнью. Вот только Кёнсун не собиралась остаток жизни прожить в замужестве — она нашептывала новому мужу, что может сделать его королём, ему нужно лишь представить её своим друзьям. Она говорила, что поможет ему взойти на трон. Что поможет свергнуть этого сумасшедшего вояку. Исполняя супружеский долг, она не упускала возможности начать разговор о перевороте. Поначалу муж её не слушал, отмахивался, называл глупой женщиной, но всё больше и больше утверждался во мнении, что он достоин большего, чем небольшой удел на окраине большой страны. Он стал приглашать друзей к себе в гости, и Кёнсун среди них выбирала тех, кто действительно им поможет. Не прошло и пяти лет, как она подняла восстание, прикрываясь мужем, — он стоял на передовой, голосил и призывал свергнуть короля, а она в это время за его спиной строчила ему новые пламенные речи. Когда лорд взошёл на престол, милостиво даровав бывшему королю жизнь и приказав навеки заточить в темнице под замком, она стала королевой, какой не могла быть при первом муже. Но через этого наивного лорда она провела немало реформ, изменив воинственное государство Карсар в мирную страну, в которой люди больше думали об урожае, чем о войнах. Народ устал от бесконечных сражений, им хотел спокойно пожить и дожить свой век. И Кёнсун руками мужа могла им дать это — она прекратила междоусобицы и наладила дипломатические связи с соседями. И никто, кроме короля и его приближенных, не знал, что именно она стояла за всем этим, она, а не новоявленный правитель. Иногда её муж слышал, как она разговаривает с каким-то мужчиной в комнате, но когда бы он не наносил ей неожиданных визитов, в её покоях никого не было. Откуда ему было знать, что нельзя перестать быть жрицей бога войны. Она прекратила войны, которые его питали, но продолжала возносить ему молитвы и советоваться с ним, чтобы поддерживать в нём жизнь. Ведь если в бога не верить, то он умирает, и она не могла позволить такому случиться. И хотя никто и не догадывался, кто на самом деле правил страной, спустя пару сотен лет с её смерти явился из-ниоткуда старик, рассказывавший всем о великой королеве Кёнсун так долго, что люди поверили в эту историю. А позже и историки обнаружили доказательства в документах и записях её современников. Так бог войны увековечил имя своей преданной жрицы, ожидая того дня, когда её сын исполнит своё предназначение. Боги умеют ждать.

***

Первым башню нашёл Чонин — он заметил сияние её золотого купола и позвал Сехуна. Тот тоже уловил блеск меж густой листвы и направился к нему. Они шли уже десятый день, почти не останавливаясь, не тратя деньги на коней — их ещё кормить, им бы самим прокормиться. Они сказали семье, что это очень важное путешествие; они не сказали, что это спасёт страну, что это остановит войну или как-то изменит их жизни. Они всё ещё мало в это верили — несмотря на все чудеса, что случились с ними в столице. Они ушли из библиотеки, прихватив карту с собой, чтобы после переложить её на современные им карты. Они почти не верили в то, что она, башня, существует, но всё же решились отправиться на её поиски. Матери ругались, сёстры ругались, но бросили все попытки их отговорить, когда увидели, насколько те полны решимости. – Только будьте осторожны, – вот и всё, что сказала мать Чонина им обоим, пока мать Сехуна укладывала им еду в заплечные мешки. – Я теперь за старшего, да? – спросил тринадцатилетний братишка Сехуна, гордо держа в руках отлитый братом щит. – Я теперь защитник? – Вот именно, – Сехун потрепал его по волосам, как делал всегда, пока брату не стукнуло десять. – Защищай их, пока я не вернусь. Мальчик приложил руку к сердцу с важным видом, настолько, что Чонин прыснул со смеху. Но вот уже несколько дней им было совсем не до смеха — башня находилась не очень далеко от столицы, но дорога к ней давно заросла, и приходилось пробираться сквозь кусты, деревья, плутать, ходить кругами, снова возвращаться к тому, откуда начали. И всё это время они не видели и намёка на башню, как вдруг она явилась словно из-ниоткуда. И они двинулись к ней напрямик, напролом, разрубая крепкие ветви, стоящие у них на пути. – Ты не боишься, то это может оказаться просто мираж? – спросил Чонин, когда они к ночи остановились на полпути к башне. – Может, это наше разыгравшееся воображение. – Умеешь ты подбодрить, Ким Чонин, – выдохнул Сехун, откладывая кусок вяленого мяса в сторону. – Аж кусок в горло не лезет. – Тебе не кажется странным, что мы тут кружили, кружили, а потом — бац! — и башня? – Тебя что-то ещё удивляет? – Сехун устало потёр ладонями лицо. – После всего ты ещё удивляешься? Чонин не нашёл, что ответить и залил костёр, разворошив сухие ветви и листья, лёг рядом с Сехуном и постарался не думать о том, что их ждёт у башни. А возле неё их ждали чары, которые не подпустили ближе, чем на пять метров, и неприкаянный дух — мужчина в старинных одеждах с длинными рукавами и подолом, а в руках — тонкий правоострый меч. – Кого ещё занесло в этот край бед? – голос его звучал откуда-то издалека, словно он стоял в длинном узком коридоре, в самом конце, а слушатели его — у дверей. – Мы шли к башне, – ответил Чонин. – Но, видимо, сюда нельзя? – К башне? – эмоции голос духа выказывал едва-едва, будто он забыл, как это делается. Интонация лишь слегка повысилась к концу фразы, будто заученно, по привычке. – Так вы те отчаянные парни, которые тут бродили? – Да, это мы, – кивнул Сехун. – А вы кто? – Я страж этой башни и Его Величества, – дух склонил голову в приветственном жесте. – Мастер мечей Ким Хичоль. – Так он существует? Принц? – не выдержал Чонин. – Он правда в этой башне? – Да, нетерпеливый юнец, он здесь, в этой башне. Но вам нельзя пройти внутрь, – предостерег он, когда увидел, что Чонин открыл рот для нового вопроса. – Только если вы приведёте половинки его души, чары спадут и вы войдёте внутрь. – И освободим вас? – тихо спросил Сехун. Дух сделал вид, что вопроса не услышал, и лицо его не изменилось, но Сехун заметил едва заметное колебание воздуха, как если бы Хичоль выдохнул. – Не думайте, что это так просто. Вы не первые, вы не последние. Несколько раз такие же самонадеянные глупцы пытались пробудить принца, но никто из них не вернулся. На юге вы встретитесь с тёмным принцем и хорошо, если уйдёте от него живыми. – А если не пришло ещё время? – спросил Сехун шёпотом, прижавшись губами к уху Чонина. – Если мы не первые, значит, всё время появлялись люди, которые думали, что именно сейчас грозит опасность их стране. Может, сейчас не наше время? – А когда, Сехун? За всю историю Карсара не было ещё таких войн, в которых наша армия так позорно проигрывала, позволяя топтать наши земли. Я не рассказывал, но Харуан уже занял нашу родную деревню. Наш дом теперь служит уборной для врагов. Или их прибежищем. А оставшиеся там женщины — все, кого мы знали, — теперь, может, обслуживают своих завоевателей, как продажные девки из кабаков и придорожных трактиров. – И когда ты собирался мне об этом рассказать? Когда мы всё закончим? – Сехун вспыхнул, словно сухая веточка. – Кем ты себя возомнил, если решил, что... – Свои проблемы решайте не тут, голубки, – подобие язвительности прозвучало в голосе Хичоля. – Идите отсюда, если не собираетесь ничего делать. – Мы собираемся, – яростно ответил Сехун. – Собираемся! Где нам искать эти половины? – С чего бы мне вам помогать? Вы тоже можете не вернуться. – Мы вернёмся, мастер Хичоль, – Чонин низко поклонился духу. – Пожалуйста, подскажите, как нам их найти и как узнать, что это они. – Пусть и нетерпелив, но довольно воспитан, да, юнец? – губы Хичоля дрогнули. – На юге, в самой крайней точке стоит точно такая же башня, но чёрная. Вокруг неё такой ореол тьмы, что кажется, будто она поглощает свет. И в этой башне живет тёмный принц Тэмин. Вы сразу поймёте, что это он — светлые забранные назад волосы, тёмная одежда и жажда крови в глазах. Вам повезёт, если его не будет в башне, когда вы придёте. Ещё больше повезёт, если вы его не найдёте вообще — он жесток и беспощаден, он может применить к вам пытки раскаленным железом и... – Да, мы поняли, спасибо, – перебил его Сехун. – Можно теперь про светлого принца? А то вы как-то увлеклись. – Светлый принц живёт на севере — у него нет определенного дома, он постоянно передвигается и помогает больным, слабым и бедным. На крайнем севере спросите любого о волшебнике, который самоотверженно лечит всех желающих, и вам скажут, куда идти. – Спасибо, – Сехун развернулся, бросив слова благодарности. Чонин же сначала поклонился и лишь потом присоединился к стремительно удалявшемуся другу. – Удачи вам, юнцы. Надеюсь, у вас получится, – донёс до Чонина ветер слова духа. Чонин мысленно пообещал, что они постараются. – Я отправлюсь на юг, – заявил Сехун на том же месте привала, где они остановились, когда шли к башне. – Ты на север, а я — на юг. – С чего это? – возмутился Чонин. – Я сильнее физически, я смогу с ним сразиться! – В этом и дело, Ким Чонин, – закатил глаза Сехун. – Тебе лишь бы сразиться да ножами помахать, мясник ты дурацкий. А я его уговорю и... – Что, в постель залезешь? – раньше Чонин никогда не говорил с Сехуном по поводу его предпочтений, никогда не поддевал его на эту тему. Сехуну было сложно раскрыться ему, он боялся, что друг от него отвернётся, но тот лишь махнул на все его переживания рукой и сказал, что ему плевать, кто там нравится Сехуну, лишь бы Сехун не вел себя как свинья. Но сейчас свиньей был именно Чонин. Сехун не просто вспыхнул, как у башни, он озверел — наносил другу удары один за одним, не давая времени на передышку ни себе, ни ему. Он успокоился только тогда, когда Чонин скрутил ему руки. – Сехун, ты чего? Извини, ляпнул, не подумав, но я же не собирался тебя обижать, в самом деле! – лицо у Чонина опухло из-за синяков и страшно было подумать, как выглядит его тело под одеждой после тяжелых кулаков Сехуна. – Это было предположение! Ну знаешь, как в исторических романах — герой кружит голову королеве, от которой ему чего-то надо. А ты с кулаками лезешь. Он выглядел забавно — опухшее лицо, заплывший левый глаз и обиженное выражение с опущенными уголками губ. Сехун не сдержался и в голос рассмеялся, отчего Чонин ещё больше обиделся. – Прости, я что-то весь день на взводе, – сказал Сехун, отсмеявшись. – Зато теперь тебе точно на север, красоту эту лечить. – Да сойдёт всё, пока дойду, – буркнул Чонин. – Иди на свой дурацкий юг. Просто признайся, что хочешь посмотреть на горячих южан. Сехун неслабо хлопнул рукой по плечу Чонина, отчего тот охнул. – Мне больше нравилось, когда ты молчал о парнях, – покачал головой Сехун. – Что на тебя нашло? Они легли по разные стороны костра, но каждый думал о том, что они могут больше не увидеться, и всё, что они сделали перед расставанием — это подрались по идиотскому поводу. Так словно завтра им дальше идти вместе, позабыв об этом инциденте, идти и смеяться над собственной глупостью. Они не сомкнули глаз до рассвета, представляя, как увидятся через несколько месяцев на этом же месте, каждый — с половинкой души принца. Они ещё подрастут, возмужают, лица их огрубеют за время путешествия, но они будут рады друг друга видеть. На утро они разошлись, не прощаясь. – Удачи, Чонин. – Удачи, Сехун. Но когда Сехун развернулся, чтобы пойти к югу, Чонин помахал ему в спину рукой прежде, чем так же отправиться своей дорогой.

***

Дорога на юг заняла у Сехуна два месяца — он заходил в небольшие города по пути, подрабатывая то тут, то там носильщиком, кузнецом, дровосеком, зарабатывая гроши, на которые он мог бы кормить себя и менять одежду, когда старая совсем прохудится. Он шёл пешком всё дальше на юг, постепенно избавляясь от верхней одежды — в центре зима была не такой суровой, но без тёплой рубахи было не обойтись, как и без двух пар штанов. Но чем ближе к южным границам, тем теплее становилась погода — к южной столице Сехун подошёл в льняных брюках и лёгкой рубашке. Он за время путешествия успел немного загореть, но всё равно выглядел бледной поганкой на фоне смуглых южан — у некоторых их них кожа блестела на солнце, словно бронзовая. Сехун совсем не удивился, когда увидел, как много парней ходит по улицам города в безрукавках, демонстрируя всем свои мышцы, и как много девушек не боятся демонстрировать свои загорелые ноги или животы. Южная столица не отправила ни одного человека на войну — она никогда особенно не подчинялась центру, поэтому здесь о битвах на западе и северо-западе слышали лишь из-за доходящих слухов о разрушениях и бедствиях. Юг несколько раз пытался отделиться, но власти не давали ему такой свободы — и юг просто перестал подчиняться. Сехун задержался в столице, чтобы сменить одежду на что-то более запоминающееся — и он выбрал белые широкие штаны с безрукавкой. Кажется, это было национальным костюмом, но Сехун осознавал, что ему нужно привлечь внимание сразу, едва он явится к тёмному принцу — и не для того, чтобы вскружить ему голову, а для того, чтобы пережить хотя бы первый день «знакомства». Ну и чтобы умереть красивым, если уж на то пошло. Он три недели работал в порту, вдыхая незнакомый ему солёный запах моря и погружая бочки с рыбой и икрой на различные барки и суда, отправляющиеся торговать в другие страны. И когда он, получив расчёт, прикупил одежды, он стал ловить на себе взгляды девушек. Одни смотрели на него из-под ресниц, другие — открыто флиртуя, но ему становилось неуютно, он смущался от их внимания, поэтому довольно спешно покинул столицу, расспросив предусмотрительно о самой крайней точке юга. Ему подсказали куда двигаться, не спрашивая, зачем ему туда — кто-то решил, что это амбициозный вояка, решившийся научиться у их тёмного соседа воинскому искусству, а кто-то — что это просто очередной турист, слышивший байки о великом чудовище, живущем в тех местах. Впрочем, Сехун бы ответил что-то из этого, если бы его спросили, но народ юга был совсем нелюбопытным — каждому хватало своих дел, им было совсем не до приезжих и их тайн. Сехуна устраивало такое отношение к себе. Он увидел тёмную башню издалека — она была точной копией белой, только купол был чёрным и, как и сказал Хичоль, словно поглощал свет. На сотню метров вокруг неё ничего не росло — сплошь выжженная земля и копья с насаженными на них скелетами. И если до столицы Сехун шёл с мыслями, что всё не так уж и страшно и такие кровожадные существа бывают только в сказках, чем ближе он подбирался к башне, тем больше сомневался в том, что ему это вообще надо. Но он шёл вперёд, удерживая в мыслях образ младшего брата, прикрывающего своим маленьким щитом детей, матерей и сестёр. Он шёл, не давая себе думать о неудаче, не давая паниковать, но он не смог сдержать испуганного возгласа, когда из-под земли выскочили четыре фигуры в чёрном — лица их были скрыты масками, а в руках они держали пики. – Куда направляешься, человек? – глухо проревел один из них — голос звучал так, будто шёл из глубины полого сосуда. – Что ты забыл на наших землях? – Я шёл выразить своё почтение тёмному принцу, – Сехун постарался унять дрожь в руках и надеялся, что голос его не дрожал. – Я бы хотел посвятить себя служению ему. Фигуры переглянулись и один из них кивнул Сехуну, позволяя продолжить его путь. Они заключили его в квадрат и под конвоем провели к башне. Внутри она мало отличалась от той, что стояла за много километров отсюда, — та же невысокая дверь, но кованая, украшенная различными изображениями диких животных, та же винтовая лестница, уходящая далеко вверх, но за ней стоял высокий трон. На нём полулежа восседал сам тёмный принц — безмерно красивый, с нежными чертами лица и светлой кожей. Он посмотрел на Сехуна с выражением ленивой брезгливости и взмахом ладони заставил фигуры исчезнуть. – Что в моих краях делает такой светлокожий человек? В любом случае, это привносит некоторое разнообразие в то, что я обычно вижу. Даже голос у принца был нежный, но глаза его горели дьявольским огнём. – И не вздумай лгать мне, человек, я учую ложь. Сехун вздрогнул от того, как резко похолодало в башне. – И не собирался, мой принц, – Сехун постарался вложить как можно больше лести и самоуверенности в голос. – Я пришёл просить вас о великой услуге. Он вкратце рассказал о положении в стране и о том, что только Тэмин может спасти их всех, если согласится объединиться со своей светлой половиной. Что только от Тэмина зависит их будущее. – Не вижу причин соглашаться, – Тэмин показательно зевнул. – Мне больше нравятся войны, их развязывание, а не окончание. – Я надеюсь, вы всё же передумаете, мой принц, – Сехун низко поклонился. Все эти манеры и словесные обороты он почерпнул из книжек, которые валялись дома — мать иногда читала их младшим сёстрам, а Сехун, от нечего делать, тоже слушал и непроизвольно запоминал. Он не выпрямился до тех пор, пока принц со смешком не позволил ему это сделать. Когда человек только вошёл в его башню, Тэмину хотелось его побыстрее растерзать да выбросить к остальным скелетам — он был нерадушным и негостеприимным хозяином. Но его волнение перед силой принца, его рваные мысли и манеры подкупили Тэмина. Давно никто из смертных не приветствовал его так. А когда он зацепился взглядом за его руки, очень сильные на вид, за его широкие плечи, он решил оставить человека себе. Ведь даже бессмертному тёмному духу иногда бывает скучно и одиноко. – Может быть, и передумаю, – Тэмин улыбнулся, глядя в серьёзные глаза человека. – Можешь пока остаться и попытаться меня убедить в том, что это необходимо. И, разумеется, можешь мне служить, как и сказал моим стражникам. Человек снова поклонился ему со словами благодарности. Какой же он забавный. Тэмин никогда не питал особенной любви к смертным. Когда его несли на руках боги, он чувствовал невообразимую пустоту в груди. И — небывалую мощь в своих руках. – Тебе дарована сила, равная силе богов, – шептали ветра. – Используй её с умом. Тэмин не знал, как можно разумно использовать такую мощь. Сначала он воздвиг себе башню, точно такую же, как ту, в которой осталось его тело и прошлое. А после — отправился за пределы родины, чтобы заглушить ту ярость и злость, что кипела в нём. Он не хотел этого разделения, он не понимал, для чего оно было нужно, и — самое главное — больше всего он хотел больше не чувствовать эту пустоту внутри. Но чем дальше он уходил от Карсара, тем сильнее была эта дыра в душе — тогда он стал вызывать лучших рыцарей других стран на поединки. На этих дуэлях он позволял себе то, что не мог сделать под неусыпным контролем Хичоля и собственного разума. Он давал своему телу вести себя, не думая о последствиях; больше не существовало барьеров и пределов, больше не нужно было сдерживать себя — и Тэмин, наконец, узнал, на что он способен. Его движения были стремительны и смертоносны, его меч всегда разил без промаху по противнику, его парирования и блоки не давали сопернику коснуться его. Тэмин мог, наконец, позволить себе насладиться их безоговорочным поражением, их чувством страха перед лицом неминуемой гибели. Он был их гибелью. Их смерти понемногу заполняли его, отвлекая от сосущего чувства одиночества, не давая чувствовать себя пустым и неполноценным. Он был подобен богам, когда сеял разрушения и смерть в тех местах, в которых ему что-то не нравилось. Ему нравилось, что он более не связан понятиями о морали и человечности. Ему нравилось, как люди безоговорочно подчиняются ему. Он долгие годы и десятилетия скитался по странам, принося кровь и ад в чужие земли, из-за чего во многих народах до сих сохранились предания о чёрном всаднике, предвестнике беды. Где бы он не появлялся, начиналась война или междоусобицы, и на поле боя он, словно верный прислужник Смерти, выкашивал людей по обе стороны фронта. Но когда ему стало мало просто резни, он отправился на запад, к диким горцам. Там он прожил не одно столетие, исполняя роль бога войны для них. Они поклонялись ему, клялись в преданности, приносили в жертву юных дев и парней, посвящали ему свои битвы, а он их обучал воинскому искусству, стратегии и вел к прогрессу. Хурак, благодаря его усилиям, стал сильным государством с военным тоталиторизмом. Когда они достигли высот в своём искусстве убивать, Тэмин их покинул и отправился на восток. Империя Син к тому времени доживала свой век и Тэмин просто воспользовался этой обстановкой, чтобы породить ещё больше мятежей, восстаний и стычек между различными мелкими правителями. И лишь развалив эту империю до основания, Тэмин вернулся на юг Карсара, который проживал свой очередной век перемен. На какое-то время он забылся сном, надеясь, что это принесёт ему мир и покой. Смерти людей переполняли его изнутри, он больше не чувствовал пустоты, но он не чувствовал и удовлетворения. Но проснувшись, он увидел, что Харуан — бывший Хурак, его лучшее детище, — готовится напасть на Карсар. И Тэмин отправился к ним, чтобы помочь. На их стороне было больше обученных людей, больше разнообразного оружия, и они были настроенны более решительно. Тэмин не хотел и не любил помогать слабым, поэтому он принялся следить за удачами Харуана. Но они больше не помнили того бога, который привёл их к этому прогрессу. Поэтому Тэмин просто упивался сражениями, но ему довольно скоро наскучило. И когда он решил впасть в очередной сон, явился этот человек. Честные глаза, его решимость и упорство забавляли Тэмина, который только и делал, что насмехался над ним. То притворялся, что согласится, то вообще не желал слушать, то пытался его учить бою на мечах — когда человек падал, Тэмин смеялся над ним. – Уже устал, человечек? Но человек упорно вставал, упорно продолжал убеждать и всё чаще смотрел внимательно в глаза. Тэмину не нравилось, как он смотрел, от этого было некомфортно и жгло в груди. Он дал человеку задание — выковать ему меч из чёрной руды, добытой в Проклятых горах. Человек не появлялся месяц, и Тэмин успокоился, подумав, что тот помер от ядовитых испарений. Что-то шевельнулось в груди при мысли о его смерти, но Тэмин не придал этому значения. Пока не понял, что скучает.

***

Граница, отделявшая север от центра, была похожа на магические ворота — вот ты стоишь на земле, едва припорошенной снегом, но стоит пройти лесополосу, как ты оказываешься по колено в сугробе, дрожа и стуча зубами. Чонин не знал об этой особенности севера, поэтому не запасся тёплой одеждой. Он чудом добрался до людей, которые довезли его до ближайшей деревушки, отогрели, накормили и поделились одеждой. – Как вы так умудрились прийти на север без ничего? – удивлялась суетливая старушка, то подправлявшая одеяло у него на плече, то подливавшая горячего бульона. – Не слышали о наших волшебных деревьях? Чонин честно признался, что никогда. Ему рассказали, что снег в этих местах холоднее и плотнее, чем в остальных местах, и никто не мог к нему привыкнуть, люди насмерть замерзали в своих домах. Но они, северяне, более толстокожие, им этот холод не страшен, они не представляют себя без завывающих колючих ветров, без метровых и полутораметровых сугробов. Но однажды к ним явился колдун в ослепительных одеждах, словно сотканных из лучей света, отраженных от белоснежного зимнего покрова. Он возвёл эту лесополосу за ночь, заговорив деревья так, чтобы они не пропускали снег. – Вот его я и ищу! – воскликнул Чонин. – Этого колдуна. Вы не знаете, где его можно найти? Однако его спасители покачали головами — в этих краях он уже давно не появлялся, попробуй поискать дальше на севере. Чонин горячо поблагодарил всех, кто ему помог, и отправился дальше. По пути в одну из деревень Чонина подобрал охотник и подвёз его на собачьей упряжке. Тот от восторга едва не закричал, но холодный воздух забился в горло, царапая, и Чонину пришлось спрятать лицо в шарфе. Собаки бежали так быстро, что Чонин держался двумя руками за поручень, а охотник смеялся над ним и изредка хлопал гигантской рукой по спине. Ни в одном из городков Чонину не удалось выяснить, где находится светлый принц. Либо он давно ушел из этих мест, по словам стариков, либо ушёл на крайний север, где никто не выживает, даже самые крепкие северяне. Чонин несколько недель мотался на своём коне от города к городу, пытаясь найти принца, хоть напасть на его след, но ничего не получалось. Со времени расставания с Сехуном у башни прошло уже три месяца, и Чонин был уверен, что его дотошный и настырный друг добрался до тёмного принца. А он болтался по заснеженной пустыне, не зная, в каком направлении идти, к кому обращаться и что вообще делать. Но в одной из таверн Чонин, грея руки о большую кружку, услышал, как хозяйка обсуждает с женой дровосека свою невестку, у которой сын родился совсем слепым. – Говорят, у западной границы нашего края живёт парень, который лечит людей тогда, когда медицина бессильна. Муж мамашу свою к нему возил, когда она совсем плоха была, еле сидела. Тоже куда-то туда, на запад ездил. Так она вернулась с намерением прожить ещё лет триста и ещё кровушки моей выпить! Теперь думаем сына с невесткой к нему отправить, может, выйдет чего. Чонин, сам того не планируя, подсел ближе, чтобы расслышать каждое слово, и его передвижение не осталось незамеченным. – Вам ещё грога, молодой человек? – поинтересовалась хозяйка. – Я тут услышал, что вы лекаря обсуждали, – неуверенно начал Чонин — грузные, властные женщины всегда пугали его. – Я ищу его уже третий месяц, но никто не может подсказать мне, где искать. – И где вы спрашивали о нём? – спросила хозяйка, и когда Чонин ответил, замахала на него руками: – Коли не умеете искать, не беритесь! Расспрашивать надо у тех, кому денег на лечение не хватает, в деревнях, удаленных от больших дорог. А зачем он вам сдался? Выглядите вполне здоровым. Чонин про себя усмехнулся — после стольких дней на холоде он уж точно не был здоров, он не чувствовал пальцев даже когда опускал их в горячую воду или оборачивал шёрстью. – Моя жена не может иметь детей, я хотел бы узнать, что можно с этим сделать, – ложь с легкостью скатывалась с его языка, хотя он не продумывал её заранее. – Там, откуда вы родом, нет своих целителей? – жена дровосека смерила его подозрительным взглядом. – Зачем вы притащились сюда? – Я слышал, что он сильнее всех остальных целителей и лекарей, – Чонин нервно облизал губы. – А мы настолько отчаялись, что он — наш последний шанс. Хозяйка смягчилась, увидев «искренность» Чонина и сказала, что сын возьмёт его с собой, если за это заплатить. – Я могу платить только трудом, – Чонин сокрушенно покачал головой. – Денег у меня не так много. – Хватит, если будешь ему помогать с санями, с женой и с ребёнком, – хозяйка ласково потрепала его по щеке, едва не вывихнув ему челюсть. – И можешь помогать мне убирать в таверне, пока они не соберутся. Чонин согласился — но откуда же он знал, что собираться они будут три недели. И всё это время он работал в таверне — утром протирал столы, днём колол дрова и помогал разделывать мясо. А вечером отдыхал, чтобы ночью убрать за гостями. Хозяйка пару раз намекнула, что была бы не против, если он решит остаться у них, тем более, у неё росла дочь — девица на выданье, но Чонин хранил верность жене, не отступая от своей выдумки. Когда они наконец собрались к целителю, Чонин был готов расцеловать сына хозяйки, что всё же соизволил собраться. Он сменял его, забирая у него поводья, когда тому нужно было отдохнуть, помогал его молодой жене пеленать ребёнка (не зря сёстры учили его) и укачивать его, помогал кормить собак и следить за их здоровьем. Это меньшее, что он мог сделать для них за то, что они везли его к светлому принцу. Если, конечно, это был он. К счастью Чонина, они прибыли именно к нему — ослепительные одежды, светлые волосы и добрая улыбка. Он принимал в своём домике, покрытом войлоком, всех желающих исцелиться или услышать совета, или получить какой-нибудь талисман. Чонин пропустил своих спутников вперёд, сказав, что он не вернётся вместе с ними назад, и отошёл в сторону, чтобы следить за людьми. Одни выходили счастливыми, другие — на обеих ногах, если вошли, ковыляя, или их внесли, третьи – с восторженными криками. С таким же криком вышел сын хозяйки таверны, он упал на колени у входа в дом и принялся всем говорить, что его ребёнок видит. Чонин улыбнулся, но подходить с поздравлениями не стал — это касалось только той семьи, в которой произошло чудо. Те, кто ещё не уехал, смотрели на них с понимающими улыбками, те, кому только предстояло войти внутрь — с завистью, и Чонин понимал и тех, и других. Сам он вошёл к принцу лишь когда прекратился поток посетителей — вместе с ним зашёл в домик и, дождавшись, когда принц обернётся, поклонился ему. – Светлый принц, для меня большая честь встретиться с Вами, – выпрямляясь, Чонин заметил, как недобро блеснули глаза принца. – О чём Вы говорите, да какой из меня принц? – Тэмин, прикрыв рот ладонью, попытался перевести всё в шутку. – Посмотрите на меня. Принцы не ходят в таких одеждах. – Не нужно притворяться, принц Тэмин, – целитель дёрнулся, как от удара, услышав своё имя. – Я знаю, кто Вы. Наверное, Вы уже знаете, зачем я здесь. – Вы один из тех энтузиастов, которые считают, что я должен спасти страну, – покачал головой Тэмин. – Но я не уйду отсюда. Я привык здесь жить, да и северяне привыкли, что они всегда могут ко мне обратиться. Я делаю то, что умею, а не живу иллюзиями о том, что я, возможно, могу сделать. Чонин едва справился с раздражением, которое его охватило. От этих слов веяло высокомерием и некоторой заносчивостью, узколобостью и отвратительным отшельничеством. – Разве Вы не светлая сторона принца? – спросил он. – Разве Вы не должны хотеть помогать людям? – Я им помогаю. В отличие от Вас, – Тэмин отвернулся от человека. – Можете уходить. Вот если Вы скажете, что Вам удалось уговорить мою тёмную половину... – Если мы его уговорим, Вы согласитесь спасти Картар? – Я соглашусь подумать, – Тэмин тихо рассмеялся. Но Чонин не ушёл. Напросившись в помощники к принцу, он остался рядом с ним, чтобы постоянно говорить о том, как много он сможет сделать, если согласится. Чаще всего принц его успешно игнорировал, но однажды повысил голос в ответ на очередные уговоры Чонина. – Если я буду помогать им в смертном теле, что я смогу? Руководить армией и устраивать ещё больше смертей? Отбирать у людей любимых, хлеб, деньги? Сейчас, с силой, дарованной мне богами, я делаю гораздо больше. Я могу их лечить, могу вдоволь накормить, могу дать им то, что они просят. Знаешь, что я понял, пока был таким же человеком, как и ты? Сложно помогать людям, когда ты сидишь во дворце и ни в чем себе не отказываешь, ведь ты не видишь, как живёт твой народ. Сейчас я живу со своим народом и ясно вижу их потребности. – Всё зависит от того, каким правителем Вы видите самого себя, – тихо сказал Чонин, поставив коробку со склянками в углу домика. Они снова переместились, южнее, и Чонин расставлял весь небогатый скарб Тэмина. – Что ты сказал? – Тэмин повернулся к нему. – Я сказал, что если Вы действительно считаете, что правители могут быть только такими, то Вы не стоите того, чтобы Вас уговаривать, – громче потворил Чонин и ушёл, прикрыв за собой дверь. Бутылочка с готовым снадобьем выпала из ослабевших рук светлого принца и разбилась о дощатый пол.

***

Чонин провёл с ним всего пару недель, но Тэмин успел привыкнуть к его постоянному ворчанию. Он столько лет провёл в одиночестве, что ему было приятно знать, что рядом есть кто-то. Иногда его грела мысль о том, что домик слишком тесный для двоих. Ведь за много столетий его помощи никто с ним не оставался — все только благодарили и уходили. А ему, в одно мгновение оставшемуся без семьи, так хотелось, чтобы рядом кто-то был. Он чувствовал тянущую пустоту в душе, которая становилась терпимее, когда он приближался к лесополосе, которую сам и вырастил. Он понимал, что это значит — он не может существовать отдельно от своей второй половины, но боги ясно дали понять, что это разделение необходимо для страны. Ведь если пробудить принца будет легко, в чём смысл его избранности и божественного предназначения? Позже Тэмин привык — пустота внутри больше не отвлекала и не занимала всего его мысли. Он старался держаться ближе к крайнему северу, чтобы не было соблазна броситься через всю страну к своему тёмному близнецу. Божества ветров какое-то время рассказывали ему, как там тёмный принц, но вскоре их не стало — люди перестали в них верить и они погибли. Целитель больше не мог получать новостей о своей половине, но его грело осознание, что тёмный Тэмин тоже мучается от разлуки и одиночества. На севере редко бывали войны, потому что эта неплодородный край вечной мерзлоты не нужен был ни одному из соседей Карсара, поэтому Тэмин даже не задумывался о том, как живут люди в других местах. Но когда пришёл Чонин, светлый принц прочёл в его памяти всё, что говорили о продолжающихся боях с Харуаном. И он понял — нет смысла помогать людям этой страны. Они жгут собственные деревни, чтобы они не достались врагу, они отбирают у матерей их детей, у жён – мужей, и всех этих неподготовленных мирян бросали в самое пекло. Этот народ не заслуживает спасения. И Чонин с его вечным доводами о высшей миссии, о его предназначении только давал больше поводов для сомнений. Он был не первым, кто пытался убедить его в необходимости вернуться. В необходимости всех защитить. Дважды Тэмин едва не согласился — но его просили подарить им земли и сделать правителями. И Тэмин в ярости скрывался в вызванном снегопаде, не думая, что будет с этими людьми. Люди — жадные до власти существа, и сколько им не помогай, они будут хотеть большего. Тэмин был уверен, что стоит ему согласиться, как у Чонина найдутся свои условия. Тэмин не был готов на них пойти. По собственной воле он не исполнит роли в том спектакле, который ему уготовали боги. Тёмный принц вышел навстречу, услышав, что к башне приближается человек с мечом наперевес. Тэмин был удивлён, чуточку рад, но не изменил себе, изобразив презрительную улыбку. – Я уж было подумал, что ты умер, – сказал он, опершись плечом о косяк. – Этой руде миллиард лет, не меньше, – человек передал принцу меч рукоятью вперёд. – Если когда-то она и была ядовитой, то с тех пор много воды утекло. Пока он говорил, Тэмин примеривался к мечу — он был идеально выкован, и по длине и по весу, удобно лежал в руке и был — откуда бы человеку знать? — обоюдоострым, как он любил. Тэмин попытался придать лицу чуть более благодарное выражение. Ему и раньше делали подарки и подношения, но никогда они не были такими идеально подходящими ему. Присмотревшись к человеку, принц заметил, как плохо тот выглядит — яд не выветривается, и если он пока не убил кузнеца, то сделает это в скорейшем времени. Этого Тэмин допустить не мог. Он завёл человека башню и на руках поднял по винтовой лестнице наверх. В круглой комнате, идентичной той, в которой стоял гроб, стояла большая кровать под тёмным, тяжёлым балдахином. И на неё принц осторожно опустил человека и коснулся рукой его лба. Он горел и обильно потел, кажется, он дошёл на силе воли и упорстве. Тэмин совсем не умел лечить, ему никогда не приходилось, но он понадеялся на ту силу, что заключена в его теле. Он зажмурился, шепча просьбу богам (только бы он не умер, только бы не умер), точно так же, как делал в детстве, когда был человеком. Он держал руку на лбу кузнеца, пока тот не поднял свою слабо дрожащую ладонь и не накрыл ею руку принца. – Вы мне череп продавите, мой принц, – он был ещё способен на язвительные комментарии, но силы покидали его. «Это моя вина», промелькнуло на периферии сознания Тэмина, когда он склонился, чтобы коснуться губами умирающего, как он думал, человека. Когда он отстранился, глаза человека закрылись. За тот месяц, что его не было в башне, Тэмин подумал, что впервые за столетия жжение в груди было не от пустоты, а от того, что кто-то был рядом, разговаривал с ним, спорил, горячо убеждал и так невинно улыбался. За всё своё существование принц повидал немало обращенных к нему улыбок — заискивающих, льстивых, жадных, похотливых, но почти никогда — таких смущённых и настоящих. Да, этот человек пришёл за ним, чтобы уговорить слиться со второй половиной, от разлуки с которой Тэмин до сих пор не оправился, но он делал это не хитростью и шантажем. Его человек пытался ему доказать, что это — единственно верный путь для всего народа и не поддавался на уговоры остаться в башне на правах личного прислуги. – А если вы найдёте мне замену, мой принц? – спросил он за ужином, когда Тэмин смотрел, как он ест. И в этом его обращении «мой принц» было что-то особенное и важное. Человек не отводил взгляда, дерзко встречаясь с глазами принца, когда тот зажимал его у стены, надеясь напугать или смутить. Иногда Тэмин забирался рукой под его безрукавку, но человек убирал его руки и отстранял его, осторожно, боясь быть грубым. Он уходил, дрожа всем телом, и его мысли путались, Тэмин это чувствовал, и это было восхитительно. – Я могу дать тебе бесконечную мощь, – шептал он на ухо кузнецу. – Ты будешь править несметными армиями и завоевывать страны одну за другой. Чтобы дотянуться, ему приходилось тянуться вверх — это было незнакомое ощущение, потому что раньше все склонялись к нему. Но только не этот человек. У принца были свои игрушки до него — для удовлетворения физических потребностей или для издевательств. Они пресмыкались перед ним, заискивали и повторяли лживые слова любви. Даже Юнхо — один из трёх великих генералов юга в давние времена наклонялся к нему и позволял собой помыкать и делать, что вздумается. Этот человек отвергал все предлагаемые дары и скрывался в лесу, когда Тэмин переходил границы дозволенного. – Лесные твари и насекомые тебе милее общения со мной? – спрашивал Тэмин, когда человек возвращался. – Мне милее личное пространство, мой принц, – склонял голову кузнец в извинении. И эти слова были такими честными и незнакомыми, что Тэмин с удовольствием их слушал. Хоть какое-то разнообразие. Но когда человек ушёл с рудой, он выглядел расстроенным и злым. Принц на мгновение, в котором сам себе не признается, испугался, что он ушёл навсегда. Он был рад, когда увидел, человек вернулся к нему. И сейчас, увидев, как закрылись его глаза, Тэмин не сдержал тех чувств, что переполняли его во время отсутствия человека, и лёг рядом, осторожно положив голову на сильное чужое плечо. Он в очередной раз испытал чувство утраты и хотел в последний раз запомнить это ощущение близости, которое именно сейчас, когда он не делал ничего, казалось невероятно интимным и важным. Он так сильно погрузился в собственные переживания и то тепло, которое расползлось по телу оттуда, где раньше была только пустота, что не услышал, как забилось сердце. Сначала едва-едва, словно брало разгон, привыкая к ритму, а потом — равномерно, заявляя, что оно в порядке и ещё может поработать. Тэмин встрепенулся, когда грудь человека поднялась и опустилась. Затрепетали веки, открываясь, губы разлепились и послышался тихий стон. Тэмин встал с постели, не желая, чтобы человек его заметил, но не успел он отойти, как человек подал голос. – У вас волосы пахнут хризантемами, мой принц. Тэмин долго всматривался в его лицо, пытаясь понять, шутит человек или нет. Он выглядел всё ещё плохо, но больше не казался умирающим. – Тебе уже лучше, человек? – спросил Тэмин, когда тишина стала неуютной. – Сехун. Не человек, – поправил его кузнец, осторожно садясь на кровати. – Меня зовут Сехун. Сехун.Сехун. Сехун. Принц несколько раз произнёс его имя, привыкая к его звучанию и ощущению на языке. Он подошёл ближе, когда Сехун совершенно по-хозяйски подозвал его жестом, и сел на кровать, не рискуя сесть рядом с ним. Но Сехун подполз сам и поцеловал — так невинно и осторожно, словно в первый раз, коснувшись губами чужих губ. Тэмин почувствовал, что тает в его руках.

***

Сехун был не настолько искусным кузнецом, чтобы ковать мечи из руды, поэтому, выйдя из замка, он стал отчаянно молиться всем старым богам, в которых верил его отец, чтобы они ему помогли. Ещё не окончив молитвы, он учуял аромат маков и открыл глаза — перед ним стоял старец в развевающихся одеждах. – Я научу тебя, – сказал старец. – И меч выковать, и принца уговорить. Почти двадцать дней Сехун сплавлял руду с иными металлами, чтобы увидеть, какой подойдёт принцу больше, и одновременно слушал истории бога войны. О детстве принца, о его матери, о короле, и о богах, которые писали историю этой страны. И о том, как воздействовать на принца. – Для него нет никого важнее матери, – сказал бог, когда меч был готов. – Подумай об этом. А Сехун, которому день ото дня становилось хуже, думал о том, что принц — очень хороший человек. Настолько хороший, что Сехун мог бы полюбить его, будь он именно человеком. Вернувшись к башне и почти без чувств повалившись на руки — такие неожиданно сильные и тёплые — Тэмина, слушая его мольбу, Сехун понимал, что тёмный принц не потерян, что он сможет выполнить своё предназначение. Несмотря на то, что он был сильнейшим духом, равным богам, он всё ещё был частью человека, и человеческие чувства были ему не чужды. За маской ленивого безразличия скрываловь нестерпимое одиночество и пустота, которые ежесекундно требовали, чтобы их чем-нибудь заполнили. Сехун не питал иллюзий по поводу своей неотразимости или незаменимости для тёмного принца, но этот дух злых дел лежал на его плече, такой тонкий, такой хрупкий и ранимый, что он не выдержал. И после, когда Тэмин стоял, полуобернувшись, выглядевший внезапно виновато, что не вязалось с его внешностью дьявола во плоти, сердце Сехуна, только забившееся, пропустило один удар, потому что. Боги, насколько же он маленький. И целуя его, Сехун чувствовал, как он дрожит, поэтому обхватил его руками поперек плеч и поясницы и осторожно уложил на кровать. Ресницы у принца дрожали, словно у стесняющейся девственницы, и Сехун улыбнулся собственному сравнению. – Что же вы, мой принц, словно неопытная дева, – Сехун, который и сам не мог похвастаться опытом, навис над Тэмином. – Это так... непривычно, – принц некоторое время подбирал слово, а после облизнул губы, будто пробуя на вкус. Сехун усмехнулся и позволил принцу притянуть себя ближе для ещё одного невинного поцелуя. Чонин вернулся, когда услышал, что харуанская армия вырубила часть лесополосы прорвалась на север. Северяне, никогда не принимавшие участия в войнах, умели пользоваться только одним видом оружия — для охоты. Он добрался до Тэмина, зная, что малочисленные отряды народа севера терпят поражения от армии профессиональных солдат. Чонин влетел в домик Тэмина и потащил его к выходу, не обращая внимания на протесты и вырывания, не говоря ни слова. – Что ты себе позволяешь, – слабо отбивался Тэмин, когда Чонин привязывал его к саням. Несмотря на свою божественную силу, частое её использование истощало его силы и ему нужен был отдых, которого сейчас его лишал Чонин. – Заткнись, – посоветовал Чонин и щёлкнул поводьями. Собаки бежали так быстро, как только могли, и Чонин довольно скоро доставил светлого принца к недавнему полю боя — там ещё розовел снег, щедро политый кровью убитых северян и харуанцев; следы вели в разные стороны, туда, где битва ещё продолжалась. Повсюду лежало оружие западных захватчиков, элементы их брони валялись на земле рядом с отрубленными конечностями защитников своей родины. За время пути целитель успел набраться сил, и первое, что он сделал — это ринулся к лежащему ближе всех тяжело раненому харуанцу и принялся его лечить, говоря, что война и жестокость — бич всего человечества. Чонин не выдержал и, за грудки подняв принца, ударил его кулаком по лицу. – Ты хоть сам понимаешь, кому помогаешь? – в ярости прошипел он. – Это солдат Харуана, наш враг. – Он всё ещё человек. Я не могу оставить его умирать, – сказал Тэмин, беспокойно глядя в глаза Чонину. – Знаешь, почему он остался тут раненый, а не мёртвый? Потому что он вооружен лучше, чем наши люди. Потому что он лучше обучен. И его ты будешь лечить, пока твои люди гибнут, защищая свои земли? – Война никому не принесёт утешения. Всё, что я могу — это лечить людей и нести как можно больше добра в мир. – Как же ты меня достал! – Чонин снова ударил светлого принца, на сей раз — в солнечное сплетение. – Ты чёртов трус, который только и может, что прятаться в своей лачуге, твердя о добре! Какое, к чертям, добро, если своим бездействием ты только множишь зло?! – Ты так и продолжишь бить человека, который тебе не отвечает? – спросил Тэмин, выпрямившись и откашлявшись. – Ты не человек, ты — всего лишь часть души, которой позволили жить, – Чонин снова замахнулся для удара. – И если бы тебя не было, ничего бы не изменилось! Он не ожидал, что ему в бок врежется чужая нога. – Я спас тысячи жизней, пока жил здесь, – голос принца дрожал от гнева. – Я излечил тысячи детей, стариков, молодых и это ты хочешь перечеркнуть своими словами? Все мои труды? Он бил с каждым словом, не обращая внимания на то, как ухмыляется Чонин, прикрывая голову. Тэмин остановился только тогда, когда почувствовал жжение в груди и увидел, как тускнеет его одежда, почувствовал, что больше не ощущает мощи в своих руках. – Только что ты избил безоружного человека, который не мог тебе отвечать, принц, – Чонин встал, не обращая внимания на боль. – Теперь тебе придётся идти со мной. Тэмин, понуро опустив голову, согласился. Прижимая к себе принца, Сехун долго не решался начать разговор о войне — он смотрел, как тот лежит, как поднимается и опускается его грудь, как колышатся отдельные волоски от дыхания кузнеца. – Красивый меч, – наконец, вымолвил Тэмин. – Тот, который ты сделал. – Я рад, что Вам нравится. – Кто тебе помог? – спросил принц, подняв голову так, чтобы смотреть Сехуну в глаза. – Ведь не сам же ты догадался. – Бог войны, – признался Сехун. – Он рассказал мне о вашем прошлом. Тэмин в его руках напрягся и нахмурился. – И что теперь? Попросишь меня спасти этот народ, потому что так сказали боги? – Потому что я вас прошу? – неуверенно спросил Сехун. – Это не сработает, уж прости. – Потому что того хотела ваша мать. Тэмин, разозлившись, вывернулся из объятий Сехуна и сел. – Суман, да? Суман сказал, что это повлияет на меня. И ты, как попугай, повторил. Забудь всё, что тут было, человек, и проваливай. Сехун понимал, почему принц так злился — он решил, что его чувства использовали, чтобы добиться своего. На его лице проступило выражение разочарования и ненависти. – Прекратите, мой принц, – Сехун сел вслед за ним и взял его за руку. – Мне, правда, важно, чтобы вы снова стали человеком. – С чего бы мне тебе верить? – Потому что однажды вы сказали мне, что поймёте, если я солгу. Тэмин вырвал руку и встал с кровати, набросил на себя тёмную ткань, в которой когда-то его принесли на юг божества. После посмотрел в глаза Сехуну, такому раскрытому, такому наивному. Сведя брови на переносице, Тэмин сосредоточился на Сехуне и его мыслях. Он думал, что увидит, как тот соединит его половины и попросит спасти мир и своих близких. Или увидит, как Сехун просит сделать его ближайшим советником. Или увидит фанатичную веру в волю богов. Но всё, что он увидел — это желание стоять за его спиной со знаменем синей хризантемы. Желание исполнить его мечту стать королём. Желание обнимать человека, из плоти и крови. Желание увидеть старость своего короля. Желание чувствовать в ответ любовь от человека, а не половины души. Чувствовать всю любовь, а не только половину. Тэмин выдохнул от неожиданности и того чувства, что накрыло его с головой, он не знал, было ли это только его или же вперемешку с сехуновскими. – Я пожалею об этом, человек? – тихо спросил Тэмин, позволив Сехуну подойти и обнять себя несмотря на колючую ткань. Принц выглядел потерянным и затравленным. – Никогда, – выдохнул Сехун в его макушку. – Никогда, мой принц. Сквозь прикрытые веки он увидел, как Тэмин мягко засветился после его слов.

***

Они встретились у башни, как и обещали друг другу — и выглядели совсем иначе, чем тогда, когда расставались. Чонин пришёл с севера, ведя за собой поникшего и потускневшего светлого принца, Сехун с тёмным Тэмином подошёл с южной стороны. Тёмный принц держал Сехуна за руку и светился так, будто он прожил на севере эти годы, а не его светлый близнец. Едва они подошли ближе, как Чонин сорвался и бросился обнимать Сехуна. – Шельма, так и знал, что ты сможешь справиться с ним! – негромко произнёс он другу в шею. – Мы сделали это, Сехун, сделали! Они стояли какое-то время, сжимая друг друга в объятьях, пытаясь восполнить отсутствие друг друга в жизнях за эти мгновения. Они и не заметили, как чары пали и принцы, взявшись за руки, ушли к замурованной двери, которая стала проступать за отпадающими кусками стены. Лишь услышав далёкое покашливание, друзья отстранились друг от друга и увидели дух Хичоля. – Рад, что вы в порядке, но разве вам не нужно быть рядом с принцами? – напомнил он им о миссии. – А ваша служба? Она окончена? – спросил Сехун, повернувшись к башне. – Она окончится тогда, когда меня отпустит принц, – ответил Хичоль. – Так пойдёмте вместе? – Чонин протянул руку духу и широко улыбнулся. Его улыбка не погасла, даже когда Хичоль проигнорировал его приглашение и растворился. Принцы ждали их у подножия лестницы, и сейчас, когда они увидели обе половины, они поняли, как сильно неплохожи были принцы. Неуловимые, едва заметные черты складывались в абсолютно различные лица, и это была чистая магия. Лицо светлого принца не утратило детской припухлости, отчего он выглядел нежнее, глаза были чуть больше, а губы — полнее. У тёмного Тэмина черты лица были более резкими, чётко выделялись скулы и линия челюсти и глаза были узкими, словно у лисицы. Он был более худым, но жилистым, с выделяющимися мускулами — результатом постоянных дуэлей и поединков. Они поднимались вереницей — впереди шёл дух Хичоля, появившийся из-ниоткуда, а замыкал шествие Чонин. Идущие впереди него Сехун с тёмным Тэмином держались за руки, а светлому Тэмину пришлось открывать люк, с трудом поддавшийся после стольких веков в одном положении. Круглая комната встретила их ароматом хризантем и шелестом подола по дощатому полу. – Суман, – обе половины души поклонились богу войны. – Рад вас видеть, малыши, – улыбнулся их старый учитель. – Пришло время проснуться. Тёмный принц с волнением посмотрел на Сехуна — тот подтолкнул его вперёд, словно нерешительного ребёнка на первом в жизни празднике. Светлая половина двинулась к гробу и встала с той стороны, с какой било солнце. Со второй стороны встал его близнец — и всё в этой картине было прекрасно и неправильно одновременно. Чонин с Сехуном не стали подходить — их дело было сделано, им нужно было привести половины, остальное — работа самих душ. Но Суман жестом пригласил их приблизиться. – Вы заслужили стать первыми, кого увидит принц, – сказал он, подводя их. – Я неспроста выбрал именно вас — вы благородны, хитры, сильны и преданны. Своим семьям, друг другу, своей стране. Вы целеустремленны — вы бы никогда не отступили от выбранного пути, несмотря на трудности, коих было немало. Поэтому вы достойны встретить его после долгого отсутствия. Сехун встал рядом с тёмным Тэмином и постарался подбодрить его улыбкой. – Я боюсь, Сехун, – тихо произнёс он. – Боюсь, что всё забуду. – Не надо бояться, – ответил ему Суман. – Вы не забудете ни секунды вашей долгой жизни. Сехун в изумлении уставился на него: помнить все столетия, прожитые двумя душами, совершавшими разные вещи, чувстовавшими различные эмоции и привязанности, обучившимися отличным друг от друга наукам. Сехун волновался, как бы эти знания не разорвали его голову, не стали проблемой для его жизни. По жесту Сумана Сехун и Чонин отошли на шаг от половин, чтобы не помешать объединению. С мягким сиянием с них исчезала одежда, дарованная богами, когда-то полная их силы, и растворялась в лучах солнца и мириадах танцующих пылинок. Под негромкое мелодичное бормотание бога принцев накрыла тёмная полупрозрачная материя и стала оборачиваться вокруг их тел. Сехун успел заметить, как его Тэмин бросил на него немного напуганный взгляд, но не сдвинулся с места. Они пропали в яркой вспышке света, появившейся над крышкой гроба одновременно с громким выкриком Сумана. Крышка тоже стала растворяться в этом свете, нестерпимо ярком, настолько, что Чонин отвернулся, а Сехун спрятал лицо в ладонях. Когда они открыли глаза, то увидели настоящего принца, из плоти и крови, лежащего в тёмно-синих цветах. Он выглядел безмятежным, бесконечно юным и невинным, грудь его мерно поднималась и опадала; сердце Сехуна снова пропустило удар — пусть принц внешне и не был идентичен тёмному Тэмину, он всё ещё был прекрасен. Прошло некоторое время, прежде чем он зашевелился, пробуждаясь; Сехун подошёл к Чонину разговаривал с ним о будущем, когда они услышали тихий стон. Тэмин открывал и закрывал глаза, привыкая в свету. Сехун бросился ему помогать, увидев, что принц попытался сесть, хватаясь за бортики гроба, — руки скользили по цветам, не способные достать краёв. Сехун обхватил его руку своей и, поддерживая второй его спину, посадил Тэмина. Взгляд принца сфокусировался на лице Сехуна и прояснился. Он потянулся и погладил его по щеке — ладони у него были сухие и грубые, но Сехун прикрыл глаза и прильнул к его руке. – С возвращением, – тихо прошептал Сехун. – Спасибо, – так же тихо ответил Тэмин. Они смотрели друг другу в глаза, заново узнавая и привыкая, не в силах оторваться, и переплетали пальцы, держась за руки так, будто боялись, что всё закончится, стоит отойти друг от друга. Послышалось глухое и далёкое покашливание — Хичоль решил тактично напомнить о себе. Только тогда Тэмин отвлекся от Сехуна, встал с его помощью на ноги и ступил на пол из гроба. Из-за долгого нахождения в одном положении, мышцы его были ещё слабы, поэтому Сехун поддерживал его за талию. Чонин неуклюже опустился на колено, подражая поклонам, которые отвешивают королю в их время. Хичоль слегка поклонился, усмехнувшись, и сказал: – Рад вас видеть, Ваше Высочество. Тэмин смотрел на него с болью в глазах. Он о многом сожалел, как и Хичоль, но ни один из них не произнёс этого вслух. Тэмин никогда бы не попросил богов оставить с ним дух любимого учителя в качестве стражника, но такова воля высших существ. – Как жаль, что мы с Вами так и не провели последней тренировки, – сказал Тэмин, слабо улыбнувшись. – Уверен, я бы смог Вас одолеть. – Мечтать не вредно, Ваше Высочество, – Хичоль снова слегка поклонился. – Уверен, Вы станете достойным правителем, – серьёзнее добавил он. – Лучшим из лучших. – Всё благодаря Вашим тренировкам, – Тэмин низко поклонился учителю. – Спасибо Вам. Вы исправно несли свою службу на протяжении веков, но теперь она окончена. Вы свободны. Хичоль растворился в воздухе — после него остались лишь тихий выдох и искреннее «спасибо». Тэмин незаметно утёр слезу, едва не сорвавшуюся с ресниц, — исчезло последнее напоминание о его прошлом. Теперь ему предстояло спасти страну, которая не имела о нём ни малейшего понятия. И Сехун с Чонином должны были ему в этом помочь, как его приближенные генералы. Как генералы из его снов. Едва они вышли из башни, как она рассыпалась и белоснежной пылью осела на деревьях и земле. – Пути назад больше нет, – сказал появившийся рядом Суман. – Теперь, малыш принц, только вперёд. Тэмин кивнул и так же низко, как Хичолю, поклонился богу. – Спасибо Вам. – Поблагодаришь, когда взойдёшь на трон. А до той поры — удачи и терпения, – и бог растворился в дымке. О положении в стране Тэмин знал из тех разговоров, что слышал, пока его половины с двух концов страны шли вместе с Сехуном и Чонином. Харуан прорвался далеко на запад, ещё немного, и он достигнет центра, а там недолог путь и до столицы. Армия Картара несла гигантские потери, в войска набирали даже стариков, которые ещё способны держать оружие хотя бы в одной руке. – Эту страну защищают пастухи и хлебопашцы, – покачал головой Тэмин, рисуя палкой на земле карту и продвижение войск. – Где настоящие солдаты? – В городах, – сказал Чонин, занятый готовкой. – Они охраняют крупные города и не дают развиться преступности и панике. Тэмин выругался на родном языке, чем перепугал Чонина и насмешил Сехуна. Он не стал подбирать аналога на современном наречии, хоть они и просили, и продолжил рассматривать «карту», яростно водя палкой по земле. – Чтобы узнать последние сводки с фронта, нужно вернуться в Карран, – Сехун посмотрел в сторону столицы. – И там находится единственная кузница, в которой я смогу выковать мечи в короткое время. – И где мы сможем убедить людей в том, что с нами настоящий принц! – подхватил его мысль Чонин. – Они вас на смех поднимут, если вы с порога скажете, что я принц, – покачал головой Тэмин. – Тут надо действовать аккуратнее, осторожнее. Мы с вами пойдём в армию добровольцами и вызовемся в самую гущу событий. – А дальше? – А дальше просто доверьтесь мне. Сехуну с Чонином больше ничего не оставалось, поэтому они кивнули, понимая, что принц умнее их, сообразительнее, он знает, что делать. Но в Карран им нужно было вернуться любой ценой. Воспользовавшись лабиринтом проходов, которые они изучили ещё во время мирной жизни в городе – просто потому, что иначе не могли — они прошмыгнули мимо стражи и пробрались к дому. День клонился к закату, и небо на западе окрасилось в насыщенный оранжевый цвет. Сехун велел Чонину с принцем спрятаться, а сам зашёл в дом, чтобы подготовить родных к встрече с тем, кого им нужно будет холить и лелеять. Когда он появился в дверях, мать едва не схватилась за сердце от неожиданности, а после налетела с криками, что он совсем не волнуется о ней, не заботится, вот и заставляет так переживать. Сехун с улыбкой вытерпел её объятья с непрекращающимися причитаниями. Когда вышла мать Чонина, бледная, испуганная, Сехун заверил её, что с её сыном всё в порядке, просто ему нужно прийти чуть позже. Но увидев брата, у Сехуна сердце заболело — он вытянулся и как-то враз возмужал, осунулся, а в глазах поселилась тоска. Сехун помолился богам, чтобы это выражение сошло с лица брата, когда вся эта война кончится. Ушло немало времени, прежде чем он убедил их, что принц — настоящий, тот самый, из сказки. Бесконечные вопросы прекратились только когда Сехун сказал, что Чонин с принцем ждут его возвращения на улице. Сёстры Чонина вытолкали его за дверь и сказали, чтобы без их брата не приходил обратно, и Сехун рассмеялся — как давно уже не мог. Их семьи радушно приняли Тэмина — всё дело было в его ангельском очаровании, он не мог оставить никого равнодушным, располагая людей к себе светлой улыбкой. Он не походил на тех принцев, каких они знали — на тех, кто сейчас отсиживались в замке, пока их народ погибал в кровопролитной войне. На высокомерных, порой грубых, с выражением вечной брезгливости на лице — в противовес им Тэмин был вежливым, открытым, приветливым, с мягким сиянием доброты в глазах. Мать Чонина после ужина с ним спросила, что нужно сделать, чтобы принести клятву верности. Конечно, в шутку, но остальные её поддержали и сказали, что за таким принцем они и в огонь, и в воду, и на войну, потому что с ним не страшно, потому что он не бросит. Потому что он — принц для народа, а не для власти. На следующее утро Сехун отправился в кузницу и был поражён, увидев, что она заперта, а двери заколочены. – Что произошло? – спросил он у дворника, уныло шаркающего вдоль улицы. – Где старый мастер? – Слёг, – проскрипел дворник. – Ужо семь дней, как слёг. Помирает, видимо. Сехун поблагодарил и поспешил обойти кузницу, зная, что с обратной стороны есть вход на лестницу, которая вела на жилой второй этаж. Дверь была заперта, но Сехуну не составило труда вскрыть её и войти; слышались свистящие хрипы и поскрипывание кровати от постоянного ворочания, а в нос бил запах застоявшейся мочи и испортившихся продуктов. – Дедушка, как вы? – тихо спросил Сехун, подойдя к постели больного. Увидев его состояние, он мгновенно пожалел о вопросе, но старик, кажется, его и не слышал. – Сынок, это ты? – прошелестел он едва слышно. – Сумел найти башню? – Да, дедушка, – кивнул Сехун и опустился на колени возле кровати, взяв старого мастера за руку, не обращая внимания на то, что глаза слезились от запахов. – Она именно такая, как я рассказывал? – голос старика становился всё тише, и Сехун поторопился описать её — белоснежную, сияющую на солнце, с ослепительным куполом. И о принце тоже — о том, какой он добрый, какой благородный, и как он стремится спасти их страну. – Не пори чушь, сынок, – из последних сил произнёс старик. – Не рассказывай мне сказок. Но Сехун продолжал говорить о том, как он ходил на юг, как принц стал единым, и старик улыбался, слушая его истории, улыбался и понемногу верил. – Теперь кузница твоя, сынок, – сказал он, когда Сехун закончил. – Надеюсь, ты используешь её во благо. – Конечно, – и Сехун поднялся, чтобы коснуться губами лба старика в тот момент, когда его глаза навсегда закрылись. Он похоронил его в тот же день — на купленном стариком заранее участке кладбища. Нашёл гроб, стоявший в подвале кузницы, нашёл телегу, на которой довёз до кладбища, и сам провёл службу упокоения души, которой научился ещё у его отца, который говорил, что это знание лишним никогда не будет. А после он до самого вечера убирался в комнатке мастера, чтобы ничто не беспокоило его душу там, в загробном мире. Разбирая бумаги на столе, Сехун увидев пожелтевший кусок бумаги, неровно оборванный по краю. «Сынок, не знаю, когда ты вернёшься из своего путешествия и вернёшься ли вообще до того, как я помру, но надеюсь, что тебе удастся сделать всё, что ты хотел. Надеюсь, принц этот существует и действительно спасёт эту гнилую страну, а ты будешь рядом. Чтобы не уступать ему в бою, тебе нужен меч — и я выковал его для тебя. Не знаю, насколько он тебе поможет. Спасибо, что был моим учеником, Сехун. Удачи тебе». Сехун вытер слёзы, набежавшие на глаза, и подошёл к большому сундуку, в котором мастер держал все готовые изделия. Открыв его, он ахнул — сверху лежал длинный тонкий светлый меч, выкованный из сплава северного серебра и мягкой руды западных гор, с эфесом, инкрустированным россыпью мелких кристаллов. На самом клинке был выбит узор из стеблей роз с небольшими цветами синей окраски. Когда Сехун поднял меч в воздух, он поразился тому, насколько он идеально лёг в его руку, насколько легко было им орудовать. Сехун пару раз замахнулся, чтобы проверить его, и увидел, что при замахе цветы кажутся больше, словно распускаются. – Спасибо, мастер, – Сехун поклонился постели, последнему пристанищу его учителя, и вложил меч в ножны. Дома он показал Тэмину меч, спросив, как быстро он сможет научить его пользоваться им. Тэмин осторожно принял клинок из его рук, рассмотрел и, присвистнув, вернул, сказав, что при его изготовлении была использована магия. – Это квинтэссенция доброты, заботы и благословения, – пояснил он. – Этот меч защитит тебя во чтобы то ни стало. И он позволит обучиться боевому искусству в считанные недели. – У нас нет недель, Тэмин, – возразил Сехун. – Мы отправимся, едва будет готов клинок для Чонина. – Значит, будешь учиться по ходу дела, – пожал плечами Тэмин. Чонин, вернувшийся позже, рассказал о делах на фронте, о которых он услышал в местных тавернах и кабаках. – Харуан уже совсем близко, – сказал он, сидя за столом, низко склонив голову, чтобы слышали только Сехун с Тэмином. – Полки нашей армии разбросаны по всему центру, стоят на страже городов, которые могут стать целью атаки. Через несколько дней прибудет полк под командованием кронпринца, он будет защищать Карран, чтобы через него не пробрались в столицу. – Значит, в этот полк мы и проберёмся, – кивнул Тэмин и встал из-за стола. – Сехун, у тебя совсем мало времени. Сехун тоже кивнул и ушёл в кузницу — он решил не тратить ни секунды драгоценного времени и выковать для Чонина оружие. Несмотря на комендантский час, стражники не ходили по улицам, вылавливая загулявших посетителей трактиров, поэтому Сехун беспрепятственно разжег огонь в горниле — за заколоченными дверьми был виден лишь красноватый отсвет да негромкий стук металла о металл. Сехун не возвращался домой пять дней — за это время Чонин сходил к бургомистру и записал себя, Сехуна и Тэмина в отряд добровольцев, который выйдёт помогать полку кронпринца. В отряде было всего человек десять, все — сплошь старики и инвалиды, которым хотелось защитить свой город, своих близких. Бургомистр заявил, что оружия больше нет, выкручивайтесь сами — и Чонин, в отличие от остальных, кивнул и вышел, не устраивая скандалов и не требуя себе хотя бы ржавых вил. А дома Чонин тренировался вместе с Тэмином, пытался осваивать искусство незаметного удара и гонял брата Сехуна, чтобы работал, а не подсматривал. Каждый вечер он ругался с ним, говоря, что тот ещё маленький, что он должен быть опорой для семьи, что должен следить за младшими, а не лезть на рожон и проситься в отряд. Тот ему отвечал, что это должен был делать Сехун, но теперь Сехун идёт на войну, а он, его брат, вынужден сидеть дома без возможности помочь. – Я же абсолютно бесполезен! – выкрикнул он в пылу ссоры, и Чонин, не сдержавшись, ударил его по лицу. – Не смей говорить о бесполезности, когда ты зарабатываешь деньги и заботишься о близких. Это – главная от тебя польза. Ты будешь действительно бесполезен, если помрёшь на поле боя, не забрав с собой хотя бы одного врага. А ты это сделать не сможешь. Поэтому давай, работай, будь с семьёй, и это лучшее, что ты можешь сейчас сделать. Сехуну было столько же, сколько тебе, когда на его плечи легла забота о семье. Сейчас он в том возрасте, в каком ушли его старшие братья, и это — его долг. Если война не кончится, ты тоже пойдёшь — но только тогда, когда станешь взрослым. Брат Сехуна поник, но согласился со словами Чонина, прикладывая теперь усилия для того, чтобы найти третью работу. Когда Сехун вернулся домой с оружием для Чонина, Тэмин подался вперёд раньше его друга и взял в руки, чтобы рассмотреть ближе. Сехун не стал делать для Чонина обычный меч — он выковал для него полутораметровый двуручник с широким обоюдоострым клинком тёмного, почти чёрного цвета. Тэмин поднял его, но с некоторым трудом, потому что его собственное оружие было гораздо легче для быстроты проведения приёмов и парирования. Меч Тэмина был удобен, чтобы быстро и незаметно разить противника; меч Чонина — чтобы рубить, не задумываясь, куда бить. Чонин освоился с ним довольно легко — он привык работать с тяжелыми топорами, которыми он разрубал кости, пока работал у мясника, поэтому этот клинок был для него очередным топором. Сехун не стал выбивать на нём никаких узоров — это было смертоносное и опасное оружие, не нуждающееся в украшательстве, его украшением могла послужить лишь кровь врага. – Ты постарался на славу, – похвалил Тэмин Сехуна. – Из тебя выйдет великий мастер. – Если позволишь мне стать твоим кузнецом, я и не такое смогу выковать, – улыбнулся Сехун и, проигнорировав Чонина, корчащего рожи, ушёл в спальню, отдыхать. До выхода отряда добровольцев оставался день.

***

Утро знаменательного дня омрачилось известием со стороны фронта — едва кронпринц принял присягу от отряда, как разведчики доложили, что армия Харуана движется к Каррану. Они обходят стороной города, стоящие на пути, чтобы не тратить сил, и идут прямиком сюда, чтобы снести этот город и захватить столицу с трусливым королём, скрывающимся за её стенами. Кронпринц занервничал, узнав об этом, и удалился в свою палатку вместе с генералами, чтобы принять решение о стратегии. Тэмин же, услышав новости, сам отправился в разведку, пообещав вернуться к вечеру, чтобы не заподозрили в дезертирстве. Он сел на коня, которого уговорами взял у одного из солдат, и бросился навстречу вражеской армии, надеясь рассмотреть хотя бы примерное количество и устройство их войск. Он не доверял сведениям утреннего разведчика — он трясся, как осиновый лист, поэтому мог назвать неправильное число. Но когда Тэмин подобрался к лагерю, расположенному в дне пути от Каррана, он понял, что разведчик не врал — харуанцы превосходили их числом в десятки раз, оружием и дисциплиной. У каждого солдата, помимо меча, были ещё кинжал и три метательных ножа, вложенных в маленькие ножны на бедре. У них почти не было лучников, зато конница была гигантской — Тэмин не мог даже на глаз предположить, сколько он увидел коней. Сидя на дереве, он нервно болтал ногой, не зная, как можно победить эту армию, непобедимую не то, что на первый, но и на второй взгляд. Он собирался слезть, когда заметил, как к лагерю приближается разведчик Харуана – он о чём-то доложил генералу, сидевшему у костра, и удалился прочь. Тэмин с тревогой смотрел на то, как часть солдат поднялась и пошла по палаткам, послушная окрикам генерала. Когда он осознал, зачем они ушли, глаза его расширились — он слез с дерева, вскочил на коня и галопом помчался обратно. Харуан решил отправить тридцать тысяч человек под покровом ночи, чтобы сломить полк кронпринца, состоящий из десяти тысяч воинов и пятнадцати добровольцев. Пока ветер шумел в ушах от скорости, Тэмин судорожно пытался продумать тактику — мысли путались, он никак не мог ухватиться хоть за одну ниточку, которая могла бы распутать клубок переживаний и страхов. Он так давно не выстраивал стратегий — с тех пор, как руководил собственной армией в битве против западных дикарей. Это было так давно, что приёмы сработавшие тогда, не сработают сейчас. Да и командовал он обученными солдатами, готовыми пойти за него на смерть, а не незнакомыми людьми, которые и вполовину не были так храбры и сильны, как их далёкие предки. Но стоило ему начать паниковать на въезде в собственный лагерь, как разум его прояснился — он уже был у харуанцев, он учил их той стратегии, которая сейчас приводила их к победе, он предложил им использовать несколько видов оружия в бою. Он знал, как они будут атаковать и как им нужно защищаться, не тратя силы только на них, ведь после первой атаки последует вторая. Зайдя в палатку к Чонину и Сехуну, он сказал: – У меня есть план. Но нам необходимо убедить кронпринца в том, что действовать надо по-моему. Тэмин не представлял, как он будет уговаривать кронпринца, упорство и настойчивость которого были заметны издалека, но понимал, что только так они могут отстоять город. Кронпринц — а в этом Тэмин был уверен — собирался встретить врага, выставив все силы. Он устал от стратегий и не думал о том, чтобы сохранить как можно больше солдат. Утром он отправил гонцов к другим городам, чтобы полка оттуда стекались к Каррану на помощь, но они вряд ли подоспеют вовремя. Кронпринц был уверен в том, что войну они уже проиграли, но отдавать страну просто так он не хотел. Умирать, так забирая как можно больше жизней врагов. Пока Тэмин готовился к разговору с принцем, Чонин и Сехун ходили между палаток, уговаривая солдат присоединиться к их плану — они хотели вырыть неглубокий ров, в который можно было бы воткнуть копья и колья, которые не дадут пройти кавалерии, а так же подготовить ямы, полные битого стекла или камней, чтобы задержать пехоту. Кто-то легко соглашался, потому что не мог сидеть и дрожать, не зная, чего можно ожидать от врагов, а кто-то спрашивал, давал ли кронпринц на это разрешение, ведь их могут счесть предателями за то, что не следуют его приказам. Добровольный отряд согласился сразу — они успели познакомиться с Тэмином утром на построении, и им хватило заверений, что это его идея — может, боги и отобрали у Тэмина возможность творить магию, но кое-что он умел сам, и это кое-что — расположение незнакомых людей к нему. Тэмин вошёл в палатку к принцу без предупреждения или разрешения, вызвав негодование генералов. Не обращая внимания на их возмущение, Тэмин прошёл к столу и выложил всё, что узнал во время своей самовольной разведки. – Кто дал тебе разрешение вламываться к принцу? – перебил его один из старых генералов. – Кто позволил тебе выезжать из лагеря? Ты лишь доброволец, ты должен знать своё место! Тэмин выслушал его до конца и, не ответив, продолжил разговаривать с принцем, рассказывая, как им нужно встретить армию Харуана, чтобы не допустить больших жертв. – Прямо сейчас мои люди готовят им засаду, – сказал он, указав рукой себе за спину. – Харуанцы будут тут к утру, нам нужно больше солдат, чтобы засада была грандиознее. – Что это за твои люди и почему они не подчиняются моим прямым приказам? – спросил принц, открыв рот впервые с появления Тэмина в его палатке. – Если они подорвут дисциплину армии, они будут наказаны, как дезертиры. – У вас нет армии. И нет дисциплины. У вас нет даже веры в победу, – Тэмин поднял руку, чтобы больше его никто не перебивал. – Вы хотите просто перебить как можно больше врагов. Это не спасёт Картар. – А ты, значит, знаешь, как спасти эту страну? – насмешливо поинтересовался кронпринц. – Да. И я заслуживаю эту страну больше, чем ты, – Тэмин подошёл ближе и посмотрел принцу в глаза — он решил, что уговоры тут не помогут. – Это моя страна, и только я могу её привести к победе. – Кем ты себя возомнил, заносчивый мальчишка! – Кронпринц замахнулся, чтобы осадить наглеца, но его руку перехватил невесть откуда взявшийся старик в длинном одеянии. – Не смей поднимать руку на Его Высочество. Голос у старика был глухой, с рычащими и шипящими звуками. С его появлением в палатке словно запахло кровью и гарью. Марс был похож на Сумана, но куда более сурового, с жёстким взглядом и глубокими морщинами на лбу. Тэмин поклонился ему по тем обычаям, какие были во время его эпохи, и бог принял его почтение. – Послушай, сопляк, – обратился бог к кронпринцу. – Твои права на трон аннулированы. Ты и твой род были лишь наместниками. Теперь ты можешь претендовать на престол не более чем кукушка претендует на гнездо, в котором выросла. Кронпринц не смел и слова вымолвить, глядя на этого старика — к их времени не сохранилось точных изображений бога войны, да и он давно не появлялся на люди, поэтому в палатке никто не знал, кто к ним явился и для чего. Тэмин не вмешивался в его монолог, понимая, что только так он получит командование армией. Он не хотел, чтобы боги помогали ему в жизни, на которую сами и обрекли, но протестовать он не мог. Лучше иметь богов на своей стороне, чем враждовать с ними. До смерти запуганный Марсом, кронпринц, бледный как полотно, вышел из палатки вместе с Тэмином и на глазах всего полка сложил с себя полномочия и передал их Тэмину. Солдаты не до конца понимали, что происходит и почему принц отказывается вести их в бой, но, подчиняясь его приказу, перешли под командование Тэмина. Марс, вышедший вместе с ним, накинул ему на плечи красный плащ — точно такой же развевался за спиной отца Тэмина в бою. – Ведите их, маленький принц, – тихо произнёс бог, исчезая. – Принесите победу этому народу. Чонин с Сехуном, наблюдавшие за всем из толпы, не стали подходить к Тэмину — они построились вместе со всеми и выслушали первые приказы, которые уже выполняли. Тэмин говорил о засаде и о том, как нужно выстроить лучников, чтобы поразить пехоту Харуана. Он учил солдат правильно держать щиты, чтобы стрелы харуанцев реже достигали цели. Он раздавал приказы в соответствии с возможностями каждого отряда и просил только одного в ответ — чтобы они не подставлялись под удары и не подставляли своих. – Никто не защитит вас так, как ваш друг, – сказал Тэмин. – Защищайте друг друга и вы переживете этот бой. За час до рассвета Тэмин вызвал Сехуна и Чонина к себе — те всю ночь копали ров вместе с остальными солдатами, ничем не выдавая своего особого положения. Когда они зашли к нему, грязные, потные, уставшие, Тэмин обнял обоих и постоял так некоторое время. Пусть он и принц, пусть он опытный полководец, ему всё ещё страшно от того, что он может не справиться. Но стоя рядом со своими — Тэмин не побоялся произнести мысленно это слово – друзьями, вдыхая запах труда и преданности, он чувствовал поддержку. Сехун поднял руку и потрепал принца по голове, не задумываясь о том, что руки у него грязные, что волосы у принца светлые и испачкаются. Тэмин слабо улыбнулся ему в плечо и отошёл. – Я хочу сделать вам подарок, – сказал он, подойдя к сундуку, стоявшему в углу палатки. Его не было, когда они втроём расходились на исходе предыдущего дня. Но теперь в палатке Тэмина почти неустанно караулили два бога войны, сменяя друг друга. Сундук был отмечен знаком Марса — перекрещенными мечами, долгое время служившими эмблемой для знамён эпохи царей. После его несколько раз видоизменяли, пока мечи не превратились в копья, но Тэмин продолжал использовать старое изображение. Из сундука он вытащил два блестящих доспеха — один тёмного цвета, а второй, с более широкими плечами, — светлого. – Это освященные богами войны доспехи, которые защитят вас с этой битве, – произнёс он. – Если наденете их, то станете неуязвимы для чужих мечей. Я должен вас отблагодарить, что вы вернули меня в этот мир. Переглянувшись, Чонин с Сехуном покачали головой. – В чём смысл, что мы с остальными будем стоять в защите, если наши доспехи будут заговоренные, а их — нет? – спросил Сехун. – Если богам угодно, чтобы мы пережили эту битву, то мы её переживем, а как – это уже наше дело. Тэмин смотрел на них с гордостью в глазах. Когда они ушли, чтобы перехватить хоть полчаса сна перед наступлением харуанцев, Суман с Марсом обратились к Тэмину. – Они достойные люди. Они помогут тебе править этой страной. – Я знаю, – мягко ответил Тэмин. – Знаю. Он смотрел в сторону выхода, туда, где на востоке занималась заря. Этот новый день должен был стать поворотным — и для войны, и для Тэмина. (Тэмин не был уверен, что готов). Он всё ещё просто человек, которого выбрали боги. Пусть он научен думать быстрее, чем обычные люди, пусть он искуснее многих в бою на мечах, но он человек, ребёнок, которого не научили не бояться. Он всё ещё человек, со своими страхами, со своими переживаниями и волнениями из-за неудачи. Он не имел права допустить ошибку сейчас, когда от него зависело слишком многое, и ему слепо доверились люди, которые его совсем не знали. Пусть не ошибаются только боги, но сейчас он был не просто человеком — он должен был стать спасителем, легендарным принцем. Вот только нельзя научиться быть легендой. Тэмин смотрел, как солнце поднимается всё выше, светлеет и озаряет его лагерь, смотрел и опирался на свой меч, молясь богам, чтобы всё получилось. Боги не отвечали, но внимали ему. Боевой горн Харуана прозвучал, когда солнце стояло уже над деревьями — Тэмин ответил ему боевым рогом Карсара, который для него сохранил Марс. Едва его эхо отзвучало, как с деревьев посыпались стрелы в сторону вражеской армии. С диким ржанием передние ряды кавалерии нарывались на колья и копья, тут же становясь жертвами лучников. Тэмин верхом стоял за отрядами пехоты, следя за положением на передовой. Иногда, отвлекаясь, он выискивал взглядом Чонина и Сехуна, стоящих рядом, сжимающих нервно мечи. Плечи их были напряжены, это было видно даже под тоненькими доспехами, которые им выдали вчера. Тэмин бы хотел их подбодрить, но он не должен был выделять их из всех, они были бы не рады. Засады работали именно так, как хотел Тэмин — кавалерия задерживалась перед кольями, часть пехоты проваливалась в ямы и их затаптывали свои же, торопящиеся вперёд. А впереди их ждали ряды копий, выставленных сквозь щиты. И целые отряды харуанцев налетали на них, надеясь достать мечами тех, кто за щитами прятался. Но Харуан всё ещё нёс большие потери, чем Картар, и это вселяло уверенность в защитников Каррана. Они закричали от радости, когда кавалерия отступила и отозвала пехоту. Сехун в тревоге обернулся на Тэмина, и тот кивнул — ликовать было рано. Харуан вернулся с факелами и поджёг колья, и пока они горели, солдаты перепрыгивали через огонь и, обнажив мечи, подходили с разных сторон к ощетинившимся копьями первым рядам. Тэмин выдохнул — в ближнем бою харуанским солдатам не было равных, теперь оставалось только надеяться на себя и своё командование. Он пытался быть в нескольких местах одновременно, чтобы отдавать приказы, которые не повлекут за собой многочисленные жертвы. Тэмин и с коня спешился, чтобы быть в самой гуще битвы, но когда возле него оказался Сехун с залитым кровью лицом, Тэмин на мгновение замер. – Нам надо отступать, – тяжело дыша, сказал Сехун. – Нам нужно перестроиться и отдохнуть. Мы всю ночь копали ямы, которые они обошли спустя пару часов. Нам сейчас не выстоять против них. Признавая его правоту, Тэмин отдал приказ отступать, прикрывая тыл вместе с небольшим отрядом тренированных солдат и Чонином, размахивающим своим тесаком из стороны в сторону. Пусть это не приносило пользы в битве, он не подпускал врагов близко к себе. Отойдя на некоторое расстояние, войско едва ли не повалилось на траву. Тэмин отошёл от всех, чтобы обдумать сложившееся положение. Они смогли ненадолго задержать харуанских солдат и дать им отпор, но им всё ещё не хватает сил и умений, чтобы полноценно противостоять врагам. Когда Чонин подошёл и сказал, что народ понемногу начинает роптать на нового полководца, говоря, что он хуже кронпринца и ничего не умеет, Тэмин не удивился. Не удивился и тогда, когда Сехун подошёл и сказал, что солдаты убегают, потому что считают, что скоро умрут. Не удивился, увидев одного из капитанов отряда, выражающего недовольство своё и других капитанов. Он знал, что плохо справился в первый раз, но он не знал, что делать дальше. Пока его люди отдыхали, он сидел и думал, что, может, боги немного ошиблись. Но тут же мотал головой не позволяя себе таких мыслей. Его готовили для этого дня, он не может опустить руки после одной неудачи. Он должен пробовать снова и снова, отступая всякий раз, когда будет слишком опасно для его солдат. Тэмин смотрел, как уходили люди из полка, говоря, что найдут кронпринца и попросят снова их возглавить. Смотрел, как Чонин обрабатывал царапину на лбу Сехуна, полученную в бою на кинжалах. Смотрел, как тает доверие людей. Что он мог сделать? Солнце стояло в зените и нестерпимо светило в глаза, когда Тэмин решился на отчаянную попытку. – До этого момента Картар только и делал, что защищался. Стоило Харуану ступить на нашу землю, как мы стали только защищать свои позиции. Теперь, – сказал он подошедшим Сехуну и Чонину, – мы должны напасть первыми. Не устраивать засад, не ждать их, мы должны стать неожиданным ураганом. – Кто пойдёт за нами в эту самоубийственную вылазку? – спросил Чонин. – Это даже звучит безумно. – Я знаю, – сказал Тэмин. – Но прямо сейчас я не хочу думать о тактике и стратегиях. Поэтому собирайте людей, надевайте подаренные доспехи и подходите к тому дубу. Оттуда мы и начнём своё победное шествие. Тэмин не стал говорить, что он вспомнил, как учил Хурак нападать первым. Что в защите горцы очень и очень плохи. Конечно, он их пытался обучить обороне, но им было проще постоянно нападать, чем сидеть в защите и отбиваться. Харуан перенял эту слабость, пусть и научив каждого своего солдата владеть оружием разной длины, чтобы вести ближний бой на разной дистанции. Но что могут обученные сражаться солдаты против озверевших жителей, жаждущих защитить свой дом? Тэмин выдохнул, надел свой красный плащ и стремительно направился к условленному месту. Там его ждали Сехун и Чонин, оба в новой броне — Чонин в светлой, а Сехун в тёмной, и возле них — около тысячи человек. – Это все? – спросил Тэмин. – Это те, кто захотел нас слушать, – ответил Чонин. – Не говоря уж о том, что они нас дослушали и не послали ко всем чертям. Тэмин усмехнулся и направился обратно к солдатам — те даже не обратили внимания, что он подошёл к ним. И Тэмин стал говорить. О том, что раньше солдаты Карсара держали всех в страхе. Что никогда нога врага не ступала на их земли. Что никогда ещё не сжигали по стране дома, чтобы те не достались противникам. Что никогда женщин Карсара не уводили в плен. Что никогда мужчин Карсара не убивали, как свиней на скотобойне. Что никогда солдаты не сбегали с поля боя, усомнившись в полководце. – Вы сражаетесь не ради меня, – говорил им Тэмин. – Вы сражаетесь друг за друга. И каждый из вас — за свою семью. За своих детей. Кем они будут, если столицу вашей страны захватит Харуан? Мальчиков убьют, а девочки станут наравне с домашними питомцами. Кто из вас хочет подобной участи для своих детей? Уверен, что ни один из вас. Так вставайте, берите в руки оружие и идите на врага. Крушите, ломайте, убивайте, не жалея сил. И помните, что вы защищаете друг друга. Не давайте себе сбежать только потому, что я неверно рассчитал силы врага. Вы сможете ещё проучить меня за это. Но сейчас — сейчас вы должны сокрушить этих дикарей. Так сокрушите их, не жалея себя. Тэмин не видел, как неуверенно стали подниматься люди, как потянулись за оружием, как медленно пошли за ним. Тэмин не видел, но знал, что тронул их сердца и смог убедить идти за собой. Вынув из ножен меч, Тэмин пошёл вперед, краем глаза зацепив, что Сехун с Чонином так же, с мечами наперевес, встали за ним с обеих сторон и последовали к харуанской армии. Сначала они просто шли, и к ним присоединялось всё больше людей, потом стали увеличивать скорость и, наконец, когда Чонин протрубил в рог, побежали. Они не дождались, когда Харуан ответит им своим горном, — увидев, что первые ряды уже построились, Тэмин влетел в них, сбивая тяжёлым доспехом тех, кто стоял к нему ближе всех. Он прорывался всё дальше вперёд, чтобы нанести как можно больший урон. Он знал, что потеря командиров деморализует противников, поэтому позволил той силе, что всегда требовала крови, вести себя. Он не осознавал, что как демон кружится в толпе солдат, обходя своих и нанося смертельные удары врагам. Тэмин в пылу боя не видел, как справляются Сехун с Чонином, — прикрывая друг друга, они охраняли его с тыла, не давая никому помешать его планам. Они не понимали, для чего Тэмин уходит так глубоко, но вопросов не задавали. Вокруг раздавались отчаянные крики солдат Картара, обрушивающих свою ярость на харуанцев, оказавшихся неготовыми к такой атаке. Они привыкли давить на противников числом, но никак не ждали, что противник, ещё с утра готовый сдаться, накинется на них с такой злобой. А Картар рубил, крушил, бил, кусал, не думая о том, как они выглядят, что, возможно, сейчас они — дикари. Харуанцы не знали, как отбиваться, поэтому старались рубить кинжалом, сражать противника ножами, но там где падал один солдат, появлялся другой, ещё более озлобленный из-за смерти товарища. Харуанцы, сами того от себя не ожидая, бросились отступать. Но отступать было некуда — Тэмин насадил голову генерала на свой меч и поднял в воздух, деморализуя солдат противника. Его глаза горели дьявольским огнём, так похожим на тот, что исходил от его тёмной половины, а лицо выражало восторг от битвы и победы. Солдаты, увидев, что их генерал убит, и устрашившись вида полководца Картара, сдались в плен и на милость тем, кого безжалостно убивали на протяжении трёх лет, и чьи дома сжигали на протяжении нескольких месяцев. Чонин и Сехун, уставшие и запыхавшиеся, подошли к своему принцу, чтобы спросить, что делать с пленными, и подоспели вовремя, чтобы поймать завалившегося набок на Тэмина. В битве с генералом он был ранен, но не заметил этого, полностью отдав себя сражению. Плащ насквозь пропитался кровью из неглубокой раны на боку, несмертельной, но грозящей обильной кровопотерей. – Тэмин, держись, сейчас я тебя донесу до лагеря, там должен быть отряд снабжения, – Сехун сорвал с принца доспехи и, прижав плащ к ране, поднял его на руки. Его голос дрожал, но он уверенно пронёс Тэмина мимо всех солдат, послав одного из добровольцев вперёд в лагерь, чтобы подготовили койку и инструменты. Чонин остался, чтобы не дать разъяренным солдатам перебить пленных. – Да, они не берут пленных, но мы не звери и не будем уподобляться им и убивать тех, кто сдался, – голос Чонина никогда не звучал так жестко и твердо. Сехун, слышавший лишь его отголоски, улыбнулся — все они хоть немного, но изменились. Когда он донёс Тэмина до лагеря, к ним навстречу выбежали медики с носилками и забрали принца в лазарет. Они запретили Сехуну заходить, говоря, что он только помешает, и Сехун не стал им сопротивляться. Он присел на бревно и сжал пальцами виски. Это было его первое серьёзное сражение, в котором ему приходилось убивать, иначе убили бы его, и его это ни капли не радовало. Он был бы рад никогда не соваться на поле боя, но раз случилось, как случилось, ему придётся с этим мириться. Он бы хотел забыть лица тех, кого он разил насквозь, кого ранил и кого убил, даже не заметив. Сехун бы хотел, чтобы это никогда с ним не происходило, но этой битвы не было бы, не сорвись он искать башню. Не найди он Тэмина. Они провели наедине несколько недель, когда Тэмин был лишь душой, и ещё несколько дней, когда он стал человеком. Сехун знал, каков тёмный принц, но он совсем не знал настоящего. Он не знал, так же ли дерзко он улыбается, глядя снизу вверх, подчиняя своему взгляду; так же ли целует до умопомрачения, стискивая волосы в кулаке; так же ли хватается за плечи, обнимая в порыве тоски и одиночества. Так же ли он любит Сехуна, как тёмный принц, который заполнил им свою пустоту, или лишь наполовину. Но войдя в лазарет и увидев, как сияют глаза Тэмина, Сехун подумал, что это не так уж и важно. Главное, что он продолжает любить принца так же, как любил его половину; что он готов идти за ним хоть на край света; что он всё ради него сделает и посвятит ему всю свою жизнь. Вот, что главное. Тэмин не просил идти за ним на край света — он просил быть рядом, когда он возглавит своё победное шествие по стране, изгоняя врагов за её пределы. Генералы других полков, изначально не желавшие подчиняться его власти, в итоге сдавались и шли под его знамёнами — белыми, с синими хризантемами над скрещенными мечами — признавая, что он достоин вести их войска. Тэмин перестал вести людей напролом, теперь продумывая каждый свой шаг, зная, что преимущество на их стороне. И всякий раз он шёл впереди своего войска, а рядом, по бокам, шли его генералы Мака и Розы — Чонин и Сехун, и помогали ему вернуть себе страну. Когда Тэмин отдыхал после битвы, они рассказывали людям, что он должен взойти на престол, как человек, освободивший их народ. И везде они встречали лишь радушный приём и преданность народа новому принцу. Все выражали свою готовность свергнуть старого короля и посадить на трон Тэмина, кто-то даже говорил о вооруженном перевороте. Такие слова Чонин с Сехуном пресекали на корню, не позволяя никому начать подстрекать людей. А Тэмин лишь улыбался, глядя, как страна принимает его.

***

Им понадобилось полгода, чтобы выбить всех харуанцев из страны — и всё это время развевалось по ветру белоснежное полотно с тёмно-синими хризантемами. Когда они вернулись в столицу, Карран был увешан знамёнами Тэмина — их вышили мать и сёстры Чонина и раздали горожанам, чтобы с почестями встретить своего спасителя. Тэмин верхом проехал по главной улице, приветствуя всех зевак, высыпавших наружу, желая на него посмотреть. Женщины бросали цветы ему и его генералам, кричали слова благодарности и любви. Под их подбадривающие крики и рукоплескания Тэмин вошёл в главные ворота Кёнсун и увидел, что и там люди держат его знамёна. Люди были готовы отдать ему власть над собой. Тэмин не согласился жить во дворце — он продолжал жить в домике Сехуна и Чонина, давая королю возможность свыкнуться со своей участью. Он вёл себя так, словно всю жизнь прожил с этими семьями — он помогал по хозяйству матери Чонина, играл с младшими, хоть и понятия не имел, как это делать, и бегал на базарчик за продуктами. Сехун взял себе ученика — мальчика из отряда добровольцев, и учил его всему, что сам знал, понимая, что когда он уйдёт за Тэмином в столицу, кузнецов в городе не останется. А Чонин перестал притворяться немым, хотя все уже знали, что он совершенно здоров. В городе их не обвиняли во лжи, ведь теперь они были не просто беженцы — они были рыцарями спасителя страны. Пусть Тэмин ещё не был королём, ему всё равно пришлось принимать у себя генералов и полководцев, отчитывавшихся за всё время военных действий. Наконец стали известны имена всех, кто погиб на войне, — были составлены списки погибших и списки тяжело раненых. Тэмин попросил выяснить, чьим семьям были отправлены весточки, а кому только предстояло их отправить, чтобы не оставлять людей в неведении. Он был рядом с Сехуном, когда тот увидел в списках погибших имя отца, — подхватил его оседающее тело и обнял. Тэмин не знал, что говорить в таких случаях, поэтому просто гладил по волосам, прижимал его голову к своему плечу и тихо-тихо говорил на ухо: – Плачь. Плачь, Сехун. Это нормально — оплакивать любимых. Но Сехун дрожащими пальцами держался за его плечи и грел судорожным дыханием шею. Братья Сехуна оказались тяжело ранены — их оставили в небольшой деревеньке на западе, не зная, куда делась их семья. Сехун выехал за ними один, пообещав Чонину, что узнает, где его зятья и отец, которым посчастливилось выжить в этой адской мясорубке. Когда он уехал, Чонин, оставшись с Тэмином наедине, спросил: – Он будет с тобой счастлив? Тэмин непонимающе посмотрел на друга — что за странные вопросы среди ночи? Но Чонин смотрел серьёзно и ждал ответа — хоть какого-нибудь. Тэмин кивнул, не доверяя словам — да и что могли выразить слова, если Тэмина сам не знал, как называется всё то, что он испытывал, когда Сехун был рядом. Он был благодарен ему за то, что пробудил; был благодарен, что не оставил в одиночестве, когда он был лишь душой — отвратительной, кровожадной, бесконечно злой и одинокой; был рад, что не отвернулся и последовал за ним. Тэмин был счастлив, что Сехун не перестал сиять, когда он стал человеком — незнакомым и, возможно, не таким, каким ожидал видеть Сехун. Тэмин знал о Сехуне всё — ведь он помнил каждое мгновение, проведенное с ним в тёмной башне. Тэмин помнил тот трепет, с каким половина его души касалась Сехуна, и когда он стал единым, этот трепет лишь усилился. – Я обещаю, – Чонин не слышал ответа принца, потому что этот ответ относился в большей степени к самому принцу. Когда Сехун вернулся вместе с покалеченными родными — уставший, но довольный, Тэмин увёл его на задний двор и взяв за руки, посмотрев ему в глаза произнес слова, какие он пытался сформулировать всё то время, что кузнеца не было рядом. – То, что испытывала лишь половина, во мне усилилось в два раза. Это были простые, неуклюжие, нелепо звучащие слова, и едва они сорвались с губ принца, он покраснел, понимая, как глупо это звучит. Он хотел начать извиняться, но Сехун обнял его так крепко, так сильно, что, казалось, пытался стать единым с ним существом. – Это самые идиотские слова в моей жизни, – признался он, шепча ему в шею. – Но я никогда не был так счастлив. В день коронации в столице было не протолкнуться — все хотели увидеть, как старый король, вынужденный давлением со стороны народа, передаст свою корону Тэмину. Тот всю ночь не спал, волнуясь перед таким важным событием. И всю ночь Сехун просидел вместе с ним, убеждая, что Тэмин достоин этого и наконец получит причитающее ему по заслугам. – У нас не будет лучшего короля, чем ты, – гладил он принца по волосам. – Ты наша легенда. Ты заслуживаешь всей этой любви и признательности. Тэмин в благодарность целовал его до головокружения и подгибающихся пальцев. Руки старого короля дрожали, когда он, произнеся торжественно-печальную речь, благословил Тэмина и передал свою корону Сехуну. Она отличалась от тех, какие носили его предки, — этот правитель потребовал себе корону больше и красивее, чем была у его отца, чтобы хоть так задеть его. И её Сехун возложил на голову коленопреклонного Тэмина, громко провозгласив его королём Картара. По закону, это должен был сделать жрец храма Марса, но в то утро он увидел знаки на воде, что ему нельзя притрагиваться к короне, и он позволил генералу Розы провести церемонию. Когда Тэмин поднялся на ноги, его объяло сияние, которое могло ослепить всех присутствующих, но было таким мягким, что, казалось, дарило тепло всем и каждому. Тэмин удивленно рассматривал себя, пока не услышал голос Сумана. – Оглянись, малыш принц. И Тэмин поднял взгляд и увидел, как из этого света выходят души его родителей, его братьев, его учителей. Он почувствовал, как Сехун взял его за руку, а Чонин сжал его плечо. Отец мягко ему улыбался, сёстры хлопали, присоединяясь к зрителям на площади, а братья и учителя смотрели и кивали ободряюще. Тэмин отвечал им яркой и счастливой улыбкой. Когда крики толпы смолкли, мать вышла чуть вперёд и, протянув руки, произнесла: – Я тобой горжусь, сынок. Тэмин впервые за много веков позволил себе плакать. Я так тобой горжусь.