It Started with a Kiss

POV Кёнсу EXO-K-Miracles in December Моё детство нельзя назвать счастливым. Мою жизнь нельзя назвать лёгкой. Люди начинают мыслить серьёзней, потому что видели то, что не должны были видеть. Детское сознание разбивается на тысячи мелких осколков, уступая место взрослым проблемам. Сердце начинает болеть, когда маленький ребёнок видит плачущую маму, задаваясь вопросом «Что-то не так?». Разве папа не должен любить маму? Почему мне говорят, что он больше не придёт? Я был слишком мал, чтобы понять весь ужас ситуации… Я был всего лишь маленьким мальчиком и не знал, почему по моему сердечку так больно скребут лезвием. Почему слёзы не прекращают обжигать мои пухлые щёки. Так трудно понять. Это очень больно. ___ Ослабший мальчишка, постоянно болеющий и приносящий одни лишь проблемы своей маме. Которая в тайне от него плакала по ночам… Но я всё это видел… Как думаете, что тогда чувствовал пятилетний Кёнсу? ___ Жизнь продолжалась. Стрелки настенных часов раз за разом отсчитывали уходящее время. Неумолимо издеваясь над хрупким мальчиком. Который становился всё старше. Который мыслил слишком серьёзно для своего возраста. Который понимал, почему мама плачет. ___ Средняя школа. Период окончательного взросления Кёнсу. Парня, смотрящего в зеркало. И видящего в отражении лишь одну проблему… Лишь ошибку, исковеркавшую жизнь его родителей. Так трудно признаться в этом. Это ещё больней. ___ «Переходный возраст». «Это дело времени». «Это всё в силу его возраста». — Как один твердили психологи и психиатры. От которых меня уже тошнило. Я искренне не понимал, что чувствую. Правы ли люди в белых халатах? Может, проснувшись утром, я улыбнусь? Просто забуду всё. Как забывают люди с амнезией. Я — болен. Возможно, лишь душевно. Возможно, и физически. ___ Сгибаясь над белоснежным унитазом. Выворачивая на изнанку внутренние органы. Избавляясь от презрения и ненависти; Окровавленные костяшки белеют. Ногти ослабших пальцев сжимают края керамической раковины. Заплывшие прозрачной жидкостью глаза смотрят в зеркало; Истошный крик, разрывающий наполненный слезами и кровью воздух. Зеркальное отражение рассыпается. Боль — словно разряд тока, пронзает тело. Глухие удары по разбитому вдребезги, словно моё сердце, стеклу заполняют ванную. Напоминанием о этом дне остаётся лишь головная боль, ссадящие глубокие порезы, от которых останутся слишком заметные шрамы. Но всё будет повторяться. Словно день, приходящий на смену ночи. Одна истерика будет переходить в другую. Новый шрам будет покрывать старый. Но неизменным остается лишь кровоточащие сердце. ___ Собственные мысли будут убивать мучительно долго. Разъедая внутренности. И оставляя лишь пустоту. Слёзы будут лишь пережитком боли. Чувства давно померкнут на фоне страха. Сердце уже не скребут тупым лезвием, а глубоко вонзают что-то острое в безобразную плоть. Улыбка растворяется в безысходности. Теряет своё значение. Перестаёт быть частью меня. Отсутствие красок становится привычным. Радость становится бесполезной. Мысли поедают разум. — Это всё я. До Кёнсу. Повзрослевший раньше времени мальчишка. Познающий лишь боль. И словно стрелки на диаграмме её последствий. Я забываюсь, воспринимая это всё как одно целое. ___ Чувствовать себя ошибкой. Недоразумением. Ничтожеством. Низшая ступень самооценки человека. Дно. Тошнота, и ничего не значащие проклятья своей жизни. Засыпая и просыпаясь с мыслями о смерти. С мыслями о суициде. Это, возможно, стало привычкой. Но мысли становятся явью. Экспериментом. Игрой с собственным существованием. Острое до невозможности лезвие разрезает бледную кожу. Сквозь которую видно переплетающиеся вены. Безумная красота, граничащая с сумасшествием. Временный блеск в зеркальных глазах. Который обернётся тенью ужаса и едкими слезами. ___ Рассказывая это всё ЧанЁлю, моё обычное ничего не выражающее лицо меняло выражение с каждой сказанной фразой. Нахлынувшие чувства начинали душить. Я задыхался. Но продолжал говорить. Закончив рассказ о своей жалкой жизни, я просто ушёл. Не давая сказать Паку и слово. Я не помню, как покинул школу, оставляя в классе свои вещи. Не помню, как добрёл до дома. Сознание вернулось только у железной двери многоэтажки. И вечером я пожалел о содеянном. Потому что Чан принёс мой портфель, а мама любезно позвала его на ужин; Мы сидели за столом. Ёль что-то оживлённо обсуждал с моей матерью. Пока я ворошил палочками рис, устало его гипнотизируя. И вроде мама привыкла к такому. Но Пак не унимался.  — Додо, ты должен поесть. — твердил парень, толкая меня локтем в бок. — Если не будешь есть сам, я буду тебя кормить.  — Айгу… не усердствуй так, ЧанЁль. — сказала мама, убирая со стола посуду. — Кёнсу не ест в это время. Обычно его аппетит ночью просыпается. Я опять ничего не съел. Надеясь, что меня оставят в покое. Но нет, Чан увязался за мной. И даже умудрился проникнуть в мою комнату.  — Я волновался. Почему ты ушёл? — тихий бас пронзил на сквозь. Рассылая по телу тысячи мурашек. Взгляд устремился на сидящего в кресле Ёля. Прожигающего карими глазами во мне дыру; Губы скривились в ухмылке, вызывая у Чана недовольное выражение лица.  — Прости…, но я сегодня не в настроении, чтобы разговаривать с кем-то по душам. — отмахнувшись, устало упал на кровать и закрыл глаза, потирая переносицу. Как вдруг что-то тяжёлое село на меня, придавливая к кровати. Не уж то Пак? Бинго!  — Ты постоянно не в настроении. Кажется, ты не любишь психологов. Но я то не психолог. Так что можешь всё мне рассказать. — с блеском в глазах спокойно говорил парень. При этом маньячно скалясь и держа меня за запястья. — Никто не поймёт лучше, чем ровесник, влюблённый в тебя.  — Слезь! Ты немноженько тяжёлый! — завопил я. Но вырывающийся поток матов прервал ЧанЁль. Слишком близко приблизившийся к моему лицу.  — Не отрицаю…, но и не слезу. — твёрдо сказал Ёль, почти касаясь моих губ своими.  — Ладно-ладно! Я всё скажу! Но не сегодня! Только слезь, пожалуйста! — отлично, Кёнсу. Для полного счастья не хватает лишь расплакаться; Но с меня всё же слезают. Напоследок чмокнув в щёку, с тихим «готовься, в следующий раз точно поцелую». Блеск. Конец этого идиотского дня я провожу, делая домашнее задание. А после и вовсе засыпаю у компьютерного стола. На утро обнаруживая, что деревянная поверхность была залита слюнями. (ещё один мой недостаток) Конец POV  — Мне кажется, или я похорошел? — спросил Кай, любуясь своим отражением на экране телефона. В этот раз во время перерыва четвёрка друзей решила перекусить, сидя на траве под деревом.  — Тебе кажется. — хмыкнул Сэ. — Ты такой же красивый, как задница Криса.  — Эй! Моя задница слишком хороша, чтобы сравнивать её с лицом этого говнюка! — вскрикнул Ву, бросаясь в Сехуна упаковкой от шоколадки.  — Вы что, сосиски, охренели? Да по мне даже педики тащатся! — постепенно Чонин начинал закипать, малость преувеличивая реальность. Но это его в данный момент не волновало. Ибо не хрен его сравнивать с чьей-то пятой точкой.  — Мы же по тебе не тащимся. — лениво бросил Пак, разглядывая голубое, как он сам, небо, и жмурясь из-за яркого солнца.  — Раз ты у нас такой сэкас, тогда пригласи… Бэкхёна на свидание! — выпалил Сэ, тыкая Каю пальцем в лоб. — И если он тебя продинамит, то… то набьешь татуху в виде бабочки на копчике.  — Пусть лучше на лбу набьет «Я- пиздюк». — влез Крис. — Или «ГЕЙ».  — Или «похотливая задница». — добавил Пак.  — Умолкните, мрази! — рявкнул Ким. — Если я выиграю этот грёбаный спор, то ты, шипелявка, проколешь себе сосок… правый! На этом друзья пожали друг другу руки и всей толпой пошли искать ни в чём не повинного Бэка. «В это время в школьной столовой»  — Итак, внимайте то, что я придумал. — объявил Тао, сидя за столом в столовой. Лу Хан заинтересованно подался в перёд, нетерпеливо сверкая оленьими глазками. Пока Бён шумно попивал сок, а Кёнсу и вовсе дырявил вилкой свой сэндвич. — Фань мне всё поведал, и дома я долго размышлял над дальнейшими действиями. Принимая к факту мокрые сны Сэ.  — Что за сны? — не корректно влез Бэк, с глухим шумом опуская бутылочку с соком на стол. Но Цзы лишь шикнул на одноклассника и продолжил:  — Но, как говорится, «всё гениальное просто». Поэтому вот что ты должен сделать. Дальше ушуист поведал ребятам свой коварный план, а Хань мысленно изнасиловал ничего не подозревающего Сэ. При этом гадко хихикая. Но все фантазии и заговоры прерываются, когда знакомая всем четвёрка садится (словно так и было всегда) за стол ребят. Чан лучезарно улыбается Кёнсу, пытаясь обнять его, несмотря на то что Су изо всех сил сопротивляется. Но разница между его тушки и тушки Чана слишком велика. Поэтому вся столовая может лицезреть, как беззащитное тельце До обвивают лапищи Ёля. И то, как Тао может глубоко засасывать Криса при каждой встрече.  — Бэкхён. — начинает Кай, пытаясь одним взглядом показать парню всю свою сногсшибательность. — Как насчёт свидания со мной после школы, а? — Ким нахально двигается к прифигевшиму Бёну и томно добавляет. — Уверен, тебе понравится. Все удивлённо застывают, поражаясь пикаперским способностям загорелого мачо Ким Чонина. А на лице Бэкхёна отображаются все цвета радуги. Пока слова пытаются составить хотя бы членораздельное предложение.  — Н-ну… э-э-э… хорошо? — бормочет Бён; Где-то в сторонке ревёт Сехун. А Ким бросает победное «увидимся», и тащит обречённого Сэ куда-то в сторону. Пророча тому мучительную боль и страдание в области правого соска. Во время урока Бён прибывает в астрале. Не замечая, как на него косятся всея шантажисты этой школы. Видимо их не останавливает тот факт, что их могут снова привязать к столбу. Но на этот раз из одежды оставят лишь носки. Между четвёртым и пятым уроком Хань всё же решается притащить Сэ в секретное место для сборищ. Тобиш женский туалет. Ибо туда никто не приходит. Так как ходят слухи, что там собираются странные гомики-сатанисты.  — Слушай, Сехун. — замялся Лу, уделяя внимание такому интересному на данный момент кафельному полу. — У меня есть небольшие проблемы с математикой. И мне нужна помощь.  — Тебе помочь найти репетитора?  — Нет. То есть да. То есть… репетитор нужен. Но я рассчитывал на твою помощь. Вот. — коленки начали подрагивать, в горле встал тяжёлый ком. И Хань был готов расплакаться от пробирающегося в душу взгляда. (видимо, Сехун всё ещё не принял тот факт, что за его вскоре проколотый сосок будет дёргать губастый Чонин, крича что-то вроде «лошара» или «гомик с дыркой в сиське»)  — Хорошо. Я приду к тебе в пять. Будь готов. Раз ты не сильно отстал, то думаю, около двух недель хватит. Где-то в районе живота Ханя запорхали бабочки. Возможно, это были и зубастые птеродактили… Но кому какое дело на съеденные внутренности, когда задуманный план был на половину реализован. POV Лу Хан. После уроков я попрощался с друзьями и сразу помчался домой. План Тао был прост и гениален. Осталось лишь подобрать правильный наряд. И я уложу Сехуна на обе лопатки.  — Перед моими стройными ножками не устоит даже самый гомофобный гомофоб. — радостно вещал я, разглядывая в зеркале своё отражение. Опираясь на мокрые сны Сэ, было решено одеть до не приличия короткие шорты, и широкую футболку. Открывающую вид на молочную кожу плеча и красиво выделяющиеся ключицы. В дверь постучали, и я поспешил открыть дверь такому званому гостю. У которого отвисла челюсть при виде откровенно разодетого меня. Конец POV  — Ты всегда так дома одеваешься? — спросил Сехун, доставая учебник из портфеля, и присаживаясь на край Лухановской кровати.  — Да…, а что-то не так? — «невинно» захлопал ресницами Лу, садясь за рабочий стол. И закидывая ногу на ногу, он повернулся к Сехуну, облизываясь и сканируя того взглядом.  — Нет-нет… я эм… думаю лучше начать с… — парень принялся судорожно бегать глазами по содержанию учебника алгебры, пытаясь отогнать пошлые мыслишки, штурмующие его мозг.  — Давай остановимся на этой теме. — сказал Хань, подходя к однокласснику, и указывая пальцем на какую-то тему в учебнике. Сехун поднял голову, встречаясь со взглядом одноклассника, который находился непозволительно близко. От чего Сэ мог почувствовать лёгкий малиновый шлейф, которым так приятно отдавала нежная кожа Лухана.  — Хён… — сглотнул Сехун, роняя учебник алгебры. — Мы можем отложить занятие на ближайший час?