Феникс в огне

Луи осторожно опускается на кровать рядом с ней и мимоходом быстро целует в макушку. Бриана не оборачивается, мирно сопит, спрятав нижнюю часть лица под одеялом, а Луи знает, что она на самом деле еще не спит. Она сегодня много плакала, потому и прячет глаза, хотя он просил ее не заходить в инстаграм и не читать комментарии под фото. Она красива. Объективно прекрасна, как только может выглядеть будущая мать: спокойная, проницательная и уже мудрая. Чуточку слабая, но только до того момента, как ребенок появится на свет. Тогда она станет настоящей львицей, так говорит Джоанна, когда Луи рассказывает ей, как дела у мамы её будущего внука. А вот Луи не станет львом, шепнула Джоанна на ушко Бриане, и Томмо это не нравится, но он молчит. Обо всем молчит, пока они не остаются вдвоем. Луи ложится рядом. Он хочет закрыть глаза, но не выходит: в окно бьёт ночной свет соседних домов, рекламных вывесок. Рядом Бри, но в голове совсем не она. Маленькие ладошки в его руках, её улыбка, блестящие глаза и мягкие волосы. Элеанор. Такая красивая, когда улыбается, смеётся, морщит нос, пьет газировку через соломинку. Даже когда плачет. Рядом с ним все женщины плачут. — Думаешь, как она? — не выдерживает Луи. Бриана даже не притворяется, что успела заснуть, но она сонная и сильно устала за сегодня. У нее был сложный день, и Луи знает, кто в этом виноват, хотя Бри даже в голову не приходит его обвинять. — Теперь в полном порядке, — говорит она, не оборачиваясь. Луи обдает холодом, хотя Бриана не старается его задеть. Просто даже если бы она ничего не ответила, Луи бы знал, что это правда. Потому что до сих пор эта ненависть преследует её, стреляет ей в спину, делает подсечки и душит, пусть уже и в убывающей геометрической прогрессии. — Она когда-нибудь сможет меня простить? — спрашивает Луи, сжимая руками край одеяла. — Не знаю, как она, но я не смогу тебя простить, если ты не дашь мне поспать, — чуть громче говорит Бриана, но совсем мирно. Томмо напоминает себе, что Бри очень устала. Она поворачивается на спину, потому что не может долго лежать на одном боку. Луи приподнимается на локте и гладит уже довольно большой живот. Бриана теплая, и живот Брианы теплый. Точнее, это их общий живот, говорит ему Бри. Луи закрывает глаза. Боль ползет по телу, настолько родная, что уже не душевная, а физическая. — И все же, Бри? — шепчет Томлинсон. — Нет, Луи, — говорит Бриана усталым голосом. И ее голос совсем женский. Не устало раздраженный, а уже материнский, измученный любовью к своему чаду. Только чадо сейчас — Луи, да и любовь какая-то калеченная. — Она никогда на тебя и не сердилась. И не обижалась. Она любит тебя и всегда будет любить. А ты будешь всегда любить только ее. Луи выдыхает, и этот выдох даётся ему тяжело. Он закрывает глаза рукой, словно боится слез, но их нет, от того и боль. Ему чудится, она рядом. Красивая, чистая, светлая, такая забавная, такая весёлая. Так много вынесшая боли, но до конца преданная, влюбленная в него одного. Элеанор. Бри гладит его по голове, а он думает, все вернулось на свои места: его Эль рядом. Они вместе. И все выдержат, как и обещали друг другу. Но это не её руки, не её запах. И Бриана — совсем не Элеанор, пусть она и прекрасна. Особенно, когда лежит вот так, и её волосы распущены. Но Томмо может представить Эль, потому что руки Брианы пропитала боль. И запах Брианы — некогда счастливый и легкомысленный — тоже наполнен болью. Даже её глаза сквозят болью, как некогда теплом. И все по его вине. Это участь всех женщин, к которым он питал хоть немного светлые чувства. Томмо чувствует её любовь. Не столько к себе, сколько к человечку, которого злые люди зовут ненастоящим. Они думают, что фото — подделка. Они думают, что его частичка — фальшивка. Правда, Луи все равно, что они думают. Он любит в ответ: пока живот, но уже живой и самый настоящий. Поэтому он не может смотреть, как она плачет и давит из себя улыбку. — Хочу встретиться с Даниэль, — говорит Луи как бы между прочим. Бри поворачивает голову, но смотрит не на него, а в окно, где в ночной темноте горят огни города. У нее почти кошачьи глаза. Луи тянет к ней руку, и она разрешает сжать свою ладонь. — Ни один фонарь не заменит лунного света, Луи, — мягко отвечает Бри. Даже ее слова, и те — это боль и любовь в чистом виде, и Луи боится, что ребёнок впитает эту смесь с молоком, и он поломает даже собственного сына. Даже ему принесёт несчастье одним фактом своего существования. — Даниэль не заменит твою Элеанор. — Дани — не замена, — возражает Луи, пытаясь верить в это, но в голове не она — снова Эль, снова её голос, её поцелуи. — Она хорошая девушка. И только. Только девушка. Весёлая, милая, но совсем не Эль, от того и контрастно далекая. — Просто очень похожа на ту, кого ты никогда не разлюбишь, — Бри сжимает его руку. — Просто очень похожа на феникса, который не обжигает руки в отличие от оригинала. — Эль не жгла руки! — вспыхивает Луи, больно стискивая пальцы Брианы. Бри не издаёт ни звука, но Томмо спохватывается и гладит её ладонь. — Я сжигал её. Как сжигаю тебя. Бри смотрит на него. Луи знает, что она скажет, хотя Бриана не из предсказуемых. Она проницательная, теплая, нежная женщина, но её тепло не для него. Просто даже за несколько месяцев он сумел разрушить её жизнь, и она стала частью его ночных кошмаров. Её слезы. Слезы Эль. Слезы всех, кто страдает из-за его славы. — Как сожжешь и её. — Она сильная, — отвечает Томмо. И надеется на это. Как надеялся на то, что Бриана не будет плакать. Но их злые языки стерли с её лица прекрасную улыбку, и когда он пришел, Бри сидела в кресле. Молча. — Ты ослабляешь, — отвечает она, закрывая глаза. Луи гладит её руку, и ему кажется, Бри слегка успокаивается. Может, львица внутри уже растет вместе с малышом? Может, Бри уже и есть львица? Пусть будет так. — Твоя любовь сжигает дотла, Луи, — поясняет Бриана. — Ты — Солнце, и Дани не выдержать твоего огня. Только Луна отразит твой свет, только ей место на небосклоне с тобой. — Луне больно, Бри, — говорит Луи. Он смотрит на лицо Брианы и мечтает, чтобы малыш был похож именно на неё, потому что она прекрасная, даже когда её красивые глаза закрыты. — Луне больно, она устала. Больно и тебе, ведь ты так близко и несешь в себе часть меня. Все планеты... Они могут кружить вокруг, но приблизившись, они погибнут. А потом и меня не станет. Бри молчит. Она могла бы оттолкнуть его, она могла бы беречь свое чудо только для себя, но девушка знает, что никто кроме неё уже не сможет заставить Луи быть Луи, цепляться за жизнь, за карьеру, семью. Потому что Луне больно, она устала. Потому что свет фонаря не заменит лунного света. Потому что если Солнце Луи погаснет, планеты погибнут, и солнечной системы не станет.