Неудачница

      Мидзухо тридцать шесть лет, и она неудачница. Она настолько неудачница, что с готовностью признаёт этот факт.       У Мидзухо медицинское образование и квартира в Токио, которую помогли купить родители; у её труса-братца, разумеется, и этого нет. К тому же он окончательно сбрендил, только не понятно, когда, а ещё насколько это не семейное.       Ведь иногда Мидзухо кажется, что это она сумасшедшая, а то, что говорит Кейго — самая, что ни на есть правда. Чаще всего такое чувство возникает, когда она вспоминает о первом из своих любовников, самом любимом. Хотя последнее - это уже следствие разочарований и не сложившейся, песком сквозь пальцы уходящей в никуда жизни. Следствие вечной неудовлетворённости и отсутствия хоть чего-то интересного, романтичного и настоящего в жизни.       Вспоминая те события, Мидзухо не могла не улыбаться, а ещё не признавать, что это чуть ли не единственные ценные и что-то значащие воспоминания в её жизни. Самое настоящее, что когда-либо с ней случалось. А ещё она не может и не хочет отрицать начинающее закручиваться внизу живота желание. Даже сейчас она не отказалась бы повторить. Эти мысли не могли не вызывать усмешку с полуупрёком самой себе: «Смотри-ка, Мидзухо, ты до сих пор не разучилась мечтать и верить в сказки, ничему тебя жизнь не учит».       Мидзухо курит на крошечном балконе своей крошечной квартиры. Пепел некрасивыми крупицами летит вниз, в подставленную для него банку. С её жизнью только философствования не хватает. Ещё раз усмехнувшись своим мыслям, Мидзухо тушит окурок и, постояв ещё пару минут, возвращается в комнату. Завтра её ждёт ещё один бесполезный день её бесполезной жизни.       Жизни без странных происшествий и не менее странных личностей. Подъём с будильником, завтрак, работа, стабильность. На вечер она планировала поход в магазин и домашние дела, но в реальности от мысли о них Мидзухо окончательно взвыла и, послав всё куда подальше, отправилась пить кофе и ужинать в ближайшую кафешку.       Она была там пару раз и успела убедиться, что готовят прилично, атмосфера уютная, а цена её устраивает. Единственным минусом был запрет на курение, но это было терпимо. Тем более она давно собирается бросить и исправно таскает с собой якобы должные облегчить это начинание никотиновые таблетки, как и презервативы, которыми не пользовалась уже несчётное количество времени, как самым действенным способом расслабиться и привести мысли в порядок.       Кофе и еда сделали своё дело и помогли почувствовать себя почти счастливой, довольной жизнью. Расплатившись по счёту и подхватив пакет с продуктами, Мидзухо отправилась домой.       Нести было тяжеловато, ещё и пакет безбожно резал пальцы. В очередной раз меняя руки, Мидзухо заметила знакомый силуэт - и её как громом поразило. Как будто её фантазия обрела материальную форму или же безумие Кейго передалось ей. Проводив взглядом мужчину, Мидзухо замотала головой из стороны в сторону, убеждая себя, что заработалась и теперь принимает желательное за действительное. После чего пошла дальше, покрепче сжимая пакет с даром ненужными продуктами.       И всё равно, как бы она себя не ругала, у Мидзухо не получилось выбросить из головы это видение. Воспоминания плясали, сменяясь и напоминая малейшие детали случившегося десяток лет назад. Их было немного, и ничем особенным они не отличались, но всё равно не давали покоя.       Что-то внутри упрямо раз за разом возвращалось к тем событиям, не давая отпустить и забыть. Может, оттого, что оно закончилось, не успев толком начаться, оставив на память кучу глупых идей и поступков, при воспоминании о которых до сих пор становится стыдно. А может, ещё почему - гадать можно до бесконечности, но результата не будет.       Сидя в уже остывшей воде, обняв колени, Мидзухо поняла, что очень хочет расплакаться. У неё это никогда не получилось, почему она в тайне завидовала девчонкам, которые могли реветь чуть-ли не от любой мелочи.       Выбравшись из воды, Мидзухо принялась сушить волосы, потом готовиться ко сну: привычного распорядка вещей никто не отменял. Тем более глупых мыслей и совсем уж диких фантазий вроде того, что сейчас откроется окно или дверь и появится он - с, как всегда, дурацкой историей, дурным характером и множеством вытекающих из этого последствий, вроде витающей вокруг него тайны.       Засыпала Мидзухо, улыбаясь, а на следующий день, когда она шла на работу, её сбил потерявший управление автомобиль. Водитель вёз рожавшую жену в больницу и не иначе как переволновался. Если бы на его пути не оказалась Мидзухо, они бы погибли, а так погибла она. Об этом она думала почти флегматично, сидя на козырьке витрины магазина и рассматривая происходящие внизу.       Вокруг её, лежащего в неестественной позе с застывшими глазами, тела суетились люди, приехали медики и полиция. Вначале, не иначе как по профессиональной привычке, Мидзухо наблюдала за роженицей, но, если она ничего не путала и верно помнила университетский курс, у той всё было хорошо и шло, как и должно идти. На её взволнованного и белого от происходящего мужа Мидзухо старалась не смотреть, чтобы лишний раз не выползала ненужная сейчас зависть: у неё даже случайные любовники и те перевелись, а кого-то вот так искренне беспокоящегося никогда не было.       — Что ты делаешь, женщина? — оторвал Мидзухо от размышлений раздраженный и до боли знакомый голос.       Он стоял перед ней, застыв в воздухе с искривлённым в гримасе красивым лицом и закинутым на плечо мечом, одетый в чёрное кимоно и совсем не изменившийся с их последней встречи.       Не дождавшись ответа, он цыкнул и заговорил снова.       — Если будешь так сидеть, умрёшь.        — А это что-то изменит? — спросила Мидзухо.       Как-то незаметно она уже смирилась с тем, что умерла. Более того, это её устраивало. Мысль, что она может вернуться к своей опостылевшей, отвратительно монотонной жизни, вызвала только раздражение.       Иккаку от её ответа растерялся.       — Ты не хочешь жить, дура? — задал новый вопрос её знакомый незнакомец, скорее всего, надеясь её образумить.       — Наверное, — согласилась Мидзухо.       Трудно хотеть жить, когда понимаешь, что вся твоя жизнь — гнилое болото, из которого у тебя нет ни сил, ни возможности выбраться. Так ли уж плоха смерть, особенно если пришла в его обличье?       До сих пор Мидзухо об этом не задумывалась, но, оказавшись перед фактом, поняла, что не испытывает сожалений или страха, разве что немного, как и любой разумный человек, перед неизвестностью.       Что-то треснуло. У Мидзухо на минуту закружилась голова и потемнело в глазах. Когда всё пришло в норму, она с удивлением потрогала оборванный кусок цепи у себя на груди. Рядом с ней сидел Иккаку, придерживая за ворот рубашки, чтобы она не упала на землю.       Мидзухо всегда восхищали его физическая сила и развитое тело, выглядящие почти чем-то невероятным в их время. Такие мышцы, как у него, в зале не накачаешь - убедиться была возможность.       — Странный ты человек, женщина, — сказал Иккаку.       Мидзухо усмехнулась. Его уникальная манера речи и голос её возбуждали и завораживали.       — Может быть. У нас вся семья странная, — отозвалась Мидзухо.       Иккаку отчего-то понял, о чём она, и даже снизошёл до объяснений.       — Парню не повезло видеть больше других.       — Кто ты? — Мидзухо набралась смелости задать мучавший её полжизни вопрос.       — Я третий офицер отряда Зараки — Мадараме Иккаку, — отрапортовал он. Понятней от этого не стало, а его имя Мидзухо и без того помнила.       — Тебе пора отправляться дальше, — сказал Иккаку.       Куда отправляться, зачем? Она только его встретила. Мидзухо растерялась и не знала, что ответить.       — Не хочу! Пожалуйста, не бросай меня, — получилось глупо и жалко, но ничего другого не пришло в голову. — Не бросай снова, — добавила Мидзухо, смутившись.       Повинуясь всё тому же порыву, Мидзухо обняла его и уткнулась лицом в плечо, чувствуя как к глазам подступают слёзы. Плакать не хотелось. Она понимала, он не оценит.       Мидзухо не знала, чего ожидать. И стоит ли ожидать чего-то. До сих пор её объятия не доставляли ему удовольствия. Впрочем, все они были неуместны. Это немногим от них отличалось, но неожиданно Иккаку отреагировал иначе: обнял в ответ, прижимая к себе рукой, во второй у него по-прежнему был меч.       — Не брошу.       Мидзухо с трудом могла представить, что он в этот момент думает, но она была счастлива.       — Спасибо.       Даже если это была ложь и через пару мгновений он растворится в небытии, как делал до сих пор, Мидзухо была ему благодарна.       — Дура.       В этом Мидзухо была с ним согласна. Иначе она себя назвать не могла.       — Ты попадёшь в место, которое называется Руконгай, — начал рассказывать Иккаку.       Мидзухо слушала, хоть и плохо понимала, о чём он говорит. Единственное, что она уяснила, - так это то, что придётся ещё немного подождать. На этот раз - пока он найдёт её в новом и, вероятней всего, враждебном месте. Если он на самом деле так сделает, то Мидзухо готова ждать и вечность.       За время их знакомства это был самый большой, а вместе с тем самый откровенный разговор. Подумать только: влюбилась в фантазию, а теперь готова пойти за ней на край света! Не маленькая же, вроде, Мидзухо. А ведь не стоило забывать, что её фантазия — нынче реальный человек со сложным характером, специфичными мировоззрением и профессией, а ещё намного старше и с таким багажом за плечами, какого она и вообразить не может.       Кто из вас с Кейго ещё сумасшедший, а, Мидзухо? Пока получается, что ты. Или это просто посмертный шок и скоро всё станет на свои места; очередная сказка рухнет, унеся с собой в этот раз самые яркие мечты, чтобы она, наконец, повзрослела.       Иккаку был неожиданно нежен и медлил. В его объятиях Мидзухо начала забывать о суете внизу и факте своей смерти: происходящие слишком напоминало волшебный сон. Когда она, набравшись смелости, потянулась вверх за поцелуем и получила ответ, это ощущение ещё больше усилилось. Может, это и не такое уж сумасшествие - пойти за ожившей мечтой? В конце концов, терять нечего, да и целая жизнь размеренных взвешенных решений не принесла одни разочарования и бесконечную серость.       Мидзухо гладит своего шинигами по щеке, а он терпеливо выносит все её выходки. Она знает, что играет с огнём и, возможно, зря так поступает, но хочется насладиться моментом до конца.       — Ты правда меня найдёшь?       Этот вопрос не понравился Иккаку, и понявшая это Мидзухо хотела как можно скорее загладить свою вину, но он заговорил первым.       — Сказал же, что найду, дура.       — Я буду ждать.       Мидзухо улыбается; в глазах у неё блестят слёзы, но она об этом не думает, в последний раз целуя его и готовясь ко всему.       Они поднимаются на ноги. Ветер кидает ей волосы в глаза, совсем не так красиво, как это было бы в фильме. Мидзухо и не заметила, как потеряла резинку. Мыли о такой мелочи сбегают как только Иккаку обнажает меч. Прежде чем получить рукоятью по лбу, Мидзухо успевает только вскрикнуть.       После этого мир начинает плыть, унося в неизвестность. Последнее, что она успевает услышать прежде, чем исчезнуть, — это его очередное: «Дура». В этот момент Мидзухо кажется, что это уже прозвище, вроде стандартных «птичек» или «мышек», как мужчины называют своих нормальных возлюбленных. Мысль смешная и нелепая, и Мидзухо не успевает её до конца додумать.       Оставшись в одиночестве, третий офицер Мадараме старается понять, что же, а главное - для чего он сейчас сделал, а ещё, что он собирается делать дальше. Откуда только взялась эта сентиментальность? Ведь почти не вспоминал, пока пару дней назад случайно не оказался в этом городе и так же случайно не заметил в толпе. Следил за ней, думал. Словно мало было проблем, а жизнь после войны не перевернулась с ног на голову.       Словно с капитаном Зараки всё в порядке, а ему не пророчат его место, хоть Иккаку даже близко не является Кенпачи. Словно Юмичика не подался на вольные хлеба с подработкой в кидо отряде (когда только научился, в особенности так, зараза?), аргументируя тем, что «не могу больше» и «так будет лучше». Полсейретея до сих пор пребывает в руинах, а когда его отстроят, продолжит оставаться загадкой для всех. Вместо всего этого Иккаку отчего-то думает, что найти душу по духовному отпечатку — плёвое дело, а Акон ему должен и не откажет в услуге.       Зачем она ему? Смешная и нелепая когда-то, раздражающая маниакальной заботой. Печальная и неуверенная, с легкостью и почти облегчением встречающая смерть теперь. Чудачка, которая уже не глупая девчонка, из которой можно вылепить всё, что угодно, стоит приложить немного усилий и терпения.       Теперь она женщина, которую придётся узнавать, к которой придётся пробиваться, через груз разочарования и поражений, которую придётся завоёвывать, которой необходимо доказывать, что она нужна и они вместе чего-то стоят. С чего он взял, что у них что-то получится? А главное, что оно ему нужно? Никогда в жизни Иккаку не задумывался всерьёз об отношениях с женщинами. Слишком много бесполезной мороки и головной боли. Не иначе как висящие над ним дамокловым мечом капитанское звание на него так влияет. С другой стороны, когда, если не сейчас, совершать безумства? Ведь потом всё придёт в норму и подобные мысли оставят, если не навсегда, то на несколько столетий точно.       Иккаку усмехается и думает, что обязательно найдёт её, как только разберётся с неотложными делами, а дальше будь, что будет. В конце концов, хуже не будет: одуматься всегда можно. А вот проверить, вправду ли у него появились желания «возвышенней» хорошей драки и выпивки, редкой очередной красотки, которая не прочь согреть постель и утром не задавать никаких вопросов. Раз уж весь мир изменился до неузнаваемости, то почему не мог измениться и он сам?