Алиса?

Алису волновали две вещи. Вещь первая и вещь вторая. Первой было то, что она никак не могла договориться с дорогой сестрицей, утонченной и благовоспитанной леди. Вернее, она-то могла, а вот сестрица с нею договариваться решительно не желала. А вторая вещь была настолько неинтересна, что меркла перед сестрицей, из-за которой была первая. — Смотри, — говорила ей Алиса. — Жить всегда увлекательно и чудесато. Вот даже если ничего не случается, то всегда можно закрыть глаза — и оно случится. Вот мне например снился Мартовский Заяц, и они пили чай с Безумным Шляпником. Представляешь? Вечное вечернее чаепитие, разве это не здорово? Но достопочтенная Мэри-Энн, без трех минут невеста, лишь хмурила свои подведенные брови, поправляла и без того идеальное платье, и чопорно отвечала: — Алиса, если ты будешь видеть такие дурные сны, тебя никто не возьмет замуж. Немедленно прекращай! Мы же не хотим, чтобы о нашем семействе ходила слава дурнопомешанных? Алиса огорчалась. Но очень уж любила она Мэри-Энн. Да и матушку, почтенную вдову, любила не меньше, а такая дурная слава ведь по ней в первую очередь и ударит! По крайней мере, так считала Мэри-Энн, но не могла же Алиса не верить достопочтимой без трех минут невесте. Или без двух? Кто этих невест разберет. Но, как бы то ни было, Алиса рассматривала подол своего собственного, совсем не идеального, платья, втайне мечтая утащить у кого-нибудь брюки и залезть на ближайшее дерево, и клятвенно обещала сестре исправиться. — Конечно, не хотим. Я честное-пречестное слово обещаю больше таких снов не видеть, раз уж они так мешают. — Умница, — кивала ей сестрица. — Глядишь, все же найдем мы тебе образованного и утонченного мужа, и он окончательно развеет ту дурь, что гуляет в твоей голове. Алиса озадачивалась. Ведь никто в ее голове не гулял, она принадлежала своей хозяйке целиком и полностью. Но на всякий случай соглашалась с сестрицей, опасаясь вызвать ее чопорный и холодный гнев. Мэри-Энн царственно кивала, не растрепав ни единого локона в сложной прическе, а Алисе оставалось только вздыхать о том, что договориться может только она с сестрой, но никак не сестра с нею. Зато сестрица ушла, кажется на какое-то важное мероприятие, куда Алису почему-то не позвали. (И хорошо, что не позвали, если подумать. Да и если не думать — тоже хорошо). И тогда Алиса обнаружила, что и матушка собирается ее оставить, поскольку хочет отправиться к мистеру Вильямсу, проверить его жалобно плачущего кота. Матушка была женщиной сострадательной, и то, что какое-то существо отчего-то плачет, казалось ей неправильным. Так Алисе выпал редкий шанс остаться дома без матушки и сестрицы, что невероятно ее обрадовало. Первое, что сделала Алиса, воспользовавшись временно обретенной свободой — отправилась к кошкам, чтобы погладить их и поговорить с ними. Ведь кошки так много могут рассказать! Жаль только говорить не умеют. Иначе бы их истории можно было слушать и слушать, и даже записывать потом, и рассказывать детям перед сном. — Вот, ты, Дина, — сказала Алиса, взяв на руки большую белую кошку, чуть растолстевшую и вальяжную, хитро глядящую на хозяйку разными глазами, зеленым и голубым. — Ты ведь наверняка рассказала бы множество историй о своих приключениях, да таких, что малютки Китти и Снежинка обшипелись бы от зависти! Правда, тогда им опять пришлось бы задавать трепку, но кошачьи истории того бы стоили. Алиса и сама не заметила, как оказалась сидящей в кресле возле камина, и чешущей довольную Дину за белым подранным ухом. Наверное, это басовитое кошачье мурлыканье усыпило ее бдительность и отправило ее в каминное кресло, словно в диковинный шатер у костра. Алиса снова задумалась, что бы Дина рассказала ей в таком шатре, и сама не заметила, как глаза ее начали слипаться, а потом… она посмотела на зеркало, и подумала, как здорово было бы устроить с кошкой Диной чаепитие. Или ежевечернее молокопитие? Кошки ведь не любят чая, в отличие от людей. Вдруг, Алиса озадаченно захлопала ресницами. Как же так? Почему только что она полулежала в кресле возле камина, а теперь вдруг стоит маленькая-маленькая на каминной полке, и может всунуть руку в зеркало, словно в озеро? Конечно, любопытная Алиса просто не могла не просунуть вместе с рукой и все остальное, но к ее удивлению, сразу же после этого вокруг начисто исчезло и зеркало, и камин, и ее милые кошки. Зато оказалось старое доброе Зазеркалье, по которому Алиса так соскучилась. Странно было даже для этой чудесатой страны лишь то, что доска не двигалась, словно какой-то великан взял и отложил в сторону и доску, и фигуры. И надо же такому случится, как только Алиса отправилась в путь по клеткам, то натолкнулась на Моржа и Плотника. И они все еще пели песню о черепаховом супе, что им так и не довелось вкусить! Алиса улыбнулась им и приветственно помахала, но озадаченный Плотник лишь произнес: — Нет. Не черепаха. Потом посмотрел на гостью повнимательнее, и не менее озадаченно спросил: — Девочка, а ведь я тебя знаю? Ты была здесь, но ты была меньше, когда мы были больше и так и не вкусили черепаховый суп. Так и не попробовали, представляешь! Ни плошечки! Ни наперсточка! Ни капельки не попробовали супа из черепахи, совсем ни капельки! — А поющих устриц вы все так же едите? — Некого больше есть, — грустно всплакнул Морж, подойдя к Алисе и Плотнику. — Помянем их вкусную память, Алиса! Ты ведь Алиса, не так ли? Больно стара ты для Алисы, хотя не так уж и взросла, как я боялся, ведь ты могла быть и совсем стара. — А, так вот она кто! А я-то думаю, знаю я ее или не знаю, ведь кажется, что знаю. Ну, Алиса, раз уж ты Алиса, то ты должна быть не здесь, а там. — Где же мне быть там, когда я здесь? И, кстати, где это, там? — На Церемонии, конечно же! — хором сказали Морж и Плотник, и вдруг растаяли, словно их и не было. А Алиса оказалась на несколько клеток дальше, чем была, хоть и не знала, где и отчего. Она обернулась — и обнаружила, что Морж и Плотник есть, но уже не здесь. И снова едят устриц! Алиса поежилась, порадовавшись тому, что ей не придется слушать их жалобный писк, похожий на кошачий плач. А пока Алиса задумывалась над этим странным вопросом, она вновь оказалась там, где ее до того не было. И сад Герцогини ее озадачил. Розы в нем завяли, странной собачки не было, а посреди почти безжизненного сада лежали неходящие часы и круглое стекло, отложенное подальше. Алиса задумчиво накрутила локон на палец, на миг став похожей на чопорную Мэри Энн. Алисе показалось, что будет правильным вставить стекло в часы, ведь тогда они пойдут, и можно будет посмотреть, как сад оживет, розы побелеют и покраснеют, и снова объявится Герцогиня, либо с ребенком, либо с собачкой. Но это будет что-то такое родное и близкое, что Алиса не смогла удержаться. Она подошла к стеклу, и с видимым усилием вставила его. И тут же стрелки на часах забегали быстро-быстро, а сад стал самовостанавливаться. Прибежал Белый Кролик, и даже не узнав в Алисе Алису смешно задергал лапками и возмущенно спросил. — Что ты наделала?! Теперь время истекло, и мы не знаем, как же быть, и что теперь делать! Немедленно брысь отсюда, маленькая негодница! От топота кроличьей лапки Алиса снова оказалась где-то не там, где хотела. Но ее удивление не успело появиться, потому что ее встретила знакомая улыбка без кота. — Видала я котов без улыбок, но чтоб улыбка без кота… — радостно процитировала Алиса сама себя, встречая любимого знакомца. Тут же перед нею появился хвост, затем тело, и только потом голова, глаза и уши, и обладатель всего этого развернулся перед нею, улыбаясь. — Алиса! Как я рад тебя видеть, милая моя Алиса! Ведь это ты, не так ли? — Я-то я, но как же ты здесь появился, если живешь в Стране Чудес? — Я кот, я гуляю где вздумается, и хожу сам по себе, — вальяжно ответствовал Чешир, подмигивая. — Жаль только место, где ты живешь, чаще всего закрыто от чудес, а значит и от чудесатых котов оно тоже закрыто. Пойдем со мной, Алиса! Я чую, тебе понравится то место, куда я тебя сейчас отведу. Ты любишь красивые места, как мы, коты, любим места чудесатые. — Дина с тобой не согласится, — улыбнулась Алиса, протягивая Коту руку. — Зато Китти и Снежинка — еще как, — фыркнул Чешир, указывая Алисе путь своим путеуказующим хвостом. Вместе они вышли по тропинке из ожившего Часового Сада в другой сад, и оказалось, Кот вел ее не просто так, а притянул на неведомую церемонию, где собрались все жители Зазеркалья, каких помнила Алиса. Даже Труляля и Траляля, хоть она и ожидала увидеть их порознь, но не вместе. Там посреди толпы в кусте алых роз стоял на эшафоте человек, похожий на гигантскую газету. На него во все глаза уставился Шляпник, смотрели жители леса, благосклонно взирала крикливая Черная Королева, не пытаясь кричать про рубленье голов, и все взгляды были прикованы к нему, точно узник к своей темнице. Однако было светло, хоть свет и был каким-то больно розовым, словно бы предназначенным, чтобы на нем хорошо смотрелось красное. К человеку в газетах, Газетному Человеку, как про себя окрестила его Алиса, Труляля поднес красную мантию и красную корону, в то время как Траляля сорвал с него газетное одеяние, явив взору Алисы и прочих зрителей ярко-алые доспехи и весьма недовольное царственное лицо. Чем царственные лица отличаются от нецарственных Алиса не знала, но полагала, что они всегда должны быть недовольными, иначе их сочтут недостаточно царственными и лишат головы. Зато она быстро догадалась, кто перед нею. — Это же Черный Король! — закричала она возмущенно. — Да будет так! Начинаем новую партию! — эхом откликнулась Черная Королева, зычным голосом мигом всех разогнав. А Алисе только и оставалось, что разогнаться вместе со всеми, пока ей не отрубили столь любимую ею голову. «Да, — подумала Алиса мимолетно. — Не получилось у меня сдержать обещание, данное Мэри-Энн. Ну что ж, значит оно такое и есть. Несдерживаемое!»