C'est lui que tu aimes

На миг улыбка Адама преображается, и я теряю голову, забывая, что я — Строуберри, взрослая сильная девушка-бунтарка, искренне ненавидящая полководца всея Эдена, а не маленькая глупая певичка Ноэми, по уши влюбленная в коллегу по сцене. И наверное поэтому сегодня моё: «А я ему верю» звучит убедительно, как никогда, а Снейк, пролетая мимо, с дружелюбным оскалом шипит: «Только попробуй положить глаз на возлюбленного лучшей подруги», и больно щиплет меня за бедро, тем самым напоминая мне о своём ужасном собственничестве, которое он безуспешно прикрывает заботой о Еве. А потом я кружусь в танце с Адамом, и это должно быть шуткой и детской глупостью, но как бы глубоко я не утопала в роли, плечи все равно покрываются мурашками от его аккуратных прикосновений. Это всегда заканчивается одинаково — я просыпаюсь в слезах от её снов, но меня мгновенно отпускает, когда я натыкаюсь взглядом на крашеные патлы Бена, раскинувшиеся по соседней подушке, а потом меня сгребают сильными тёплыми руками, целуют в лоб и успокаивающе шепчут: «Шшш, Эми, тише. Ты не она, а я с тобой», и мой мир снова и снова собирается из осколков. Но сейчас я должна быть ей, должна быть хотя бы удивлена, когда утыкаясь мне носом в висок в том же самом нелепом танце, он озорно шепчет: «Эми, что нам стоит?», но я лишь фыркаю ему в изгиб шеи и думаю: «Правда, что?» А потом Бен наклоняется и целует моё запястье, и я чувствую, как в моей-её голове все переворачивается напрочь, а Строуберри ухает в ту же пропасть, на дне которой уже довольно долго пребываю я сама. Я знаю, что никогда больше не смогу играть её по-прежнему. Поэтому честно отыгрывая весь остаток спектакля, финал предвкушаю не только я, но и она: старательно изображая верную подругу и Еве, и Снейку, улыбаясь и выплясывая пируэты, я все время незаметно прикасаюсь к правому запястью, где как будто клеймом горит след от поцелуя голденбоя. Но даже Снейк (или уже Нуно?) не выглядит удивлённым, когда Бен-Адам старательно выводит: «Адам влюбился до конца времён», он пропускает «в Еву», а моё сердце пропускает удар, а затем, кажется, ещё и ещё, когда перед полным зрительным залом он вплетает пальцы в мои волосы на затылке и целует, долго, со вкусом и заставляя совершенно забыть о публике.