Морозные узоры

Я поеду туда. Те места еще помнят нас, спустя столько времени помнят. Помнишь, как совсем маленькой девочкой родители привезли меня с собой на Землю? Сколько мне было? Не помнишь? Лет, наверное, 10. Не больше. Ты тогда уже был статным юношей... Вокруг вились молодые барышни. Наверняка, не одна и не две в те годы побывали в твоих объятиях. Хорошо, что я была малышкой и тогда не могла тебя ревновать... Мне искренне нравился ты, то, как ты дышишь земным воздухом - полной грудью. Твои белоснежные волосы нравятся мне до сих пор, я просто схожу с ума, когда касаюсь их приятной прохлады. Меня пронзает электрошок, когда они спадают на мои плечи в минуты нашей близости. Ты так искренне улыбался мне, когда никого не было рядом. Мне, маленькой девочке. Когда кто-нибудь нарушал наше единение, ты мрачнел и становился серьезным. На твоем лбу, меж бровей, появлялась складка задумчивости. Но и таким ты мне тоже нравился. Стоило им покинуть нас, в сизых, как лед, глазах снова появлялся огонь. Я этому радовалась, как безумная, а ты подмигивал мне, подыгрывая. Иногда я скучаю по тем временам. Только скучаю. Не хочу туда возвращаться, и ты знаешь, почему... Да... Тогда ты мне показывал, как на окнах образуются причудливые узоры из-за мороза. Это было дико интересно и захватывающе. Ты, как волшебник, проводил ладонью над стеклом, и снаружи вырисовывались спирали и загогулины. Ты научил меня искусству их разгадывать. Читать. Словно рунную вязь. Так мы с тобой общались. Жаль, что на Венере я не могла читать их. Там не та атмосфера... Всех нас, принцесс внутренних планет Солнечной системы, так непреодолимо тянуло на Землю. Кого-то изначально привлекали чисто исследовательские цели, но по прибытию туда они настолько ими увлекались, что приходилось прерывать их в самый ответственный, не скрою, щекотливый момент, ибо родители наши таких культпоездок не одобряли... А помнишь, в год моего шестнадцатилетия родители разрешили мне творить что угодно?.. Будто чувствовали... Эх, ладно, не буду о грустном... Помнишь? И я помню. Принцесса Венеры без предупреждения и оповещения прибывает на Землю. Ты был такой милый и смешной, когда не узнал меня после долгой разлуки. Но, стоило только заговорить о том, что мне нравятся сугробы, снег, мороз и узоры от него на стеклах окон. То, что холод остужает мой природный жар. Стоило тебе увидеть кулон в виде снежинки, подаренный давным-давно тобой же, на моей уже девичьей высокой груди, ты все понял. Ты меня не забывал. И от осознания сего факта в этой самой груди начинал полыхать огонь. Только тебе удавалось удерживать меня от неконтролируемых приступов возгорания, желания и самосожжения. Только ты смог обуздать его. Хорошо, что родители никогда не узнают, что кое-кто укрощал дикими и знойными ночами их дочь. О, им действительно не стоило об этом догадываться. Наверняка, знай бы они заранее, что вытворяет их дочь с землянином не царственных кровей, когда никто не может их наблюдать, не дали бы целый год свободы действий. Этот год я не забуду никогда, благодаря тебе... И пусть попутно мне вспоминаются лица и поведение остальных генералов. Я знаю, что уж они-то нас точно понимают. До сих пор для меня остается неясным то, как формировались наши союзы. И пусть даже это был план коварного разоружения. Главное, что я тебе не врала… Да и ты тоже. Я это знаю. Мы сбегали друг к другу с разных концов Галактики, лишь бы урвать лишние пару мгновений рядом, чувствуя себя неделимым целым. И пусть бы катилось все в тартарары, ты рядом - больше мне ничего не нужно было. Ты не лгал мне, нет. Каждый раз был, как первый. Трепетный и нежный. Кто бы мог подумать, да, что ты на такое способен? Кто угодно, но не я. Глаза, губы... Твое тело говорило многое. И этому языку ты меня тоже научил. Мой учитель. Во всем. Везде и всегда. И даже если я болтала глупости, ты добродушно смеялся вместе со мной, и это грело мою душу. На деле я была совсем ледяной по сравнению с тобой. Мы поменялись ролями. А мне было все равно, я уже тебе это говорила. И могу повторять до бесконечности. До нее же могла бы перечитывать твои послания, присланные тайными гонцами с Земли, на стеклах: милые, трогательные, нежные. Только существовали они недолго. Жестокое солнце на Венере нещадно их уничтожало. Оно, наверное, было и к лучшему, к слову о родителях. Я продолжаю свой путь к тем местам. Залетаю в дом. Там все так же, как мы оставили после нашего недельного счастья наедине. Только ты и я. Разжигаю камин и устраиваюсь, свернувшись калачиком, под пледом в кресле напротив. Что ни говори, но одной в этом большом доме холодно. Смотрю на огонь и медленно погружаюсь в сон. Не окоченеть бы... Ты ищешь меня, мечешься. Заглядываешь к друзьям, а они пожимают плечами и говорят, что не знают о моем местонахождении. Пробежав все пункты назначения, в которых я могла появиться, решаешь съездить туда, где никто не знает ни о существовании Токио, ни сенши и лордах Темного королевства, ни о Серебряном Тысячелетии и подавно. Увидев тусклый свет в окнах на подъезде к дому, ты бросаешься напрямик, срезая путь, шагая по сугробам. Зайдя, смахиваешь с усталых плеч приветливые снежинки, по-хозяйски зашвыриваешь промокшую обувь в дальний угол холла, туда же летит и пальто, в котором тебе даже стало невыносимо жарко в такой мороз. Не слыша ни звука, тихо проходишь в гостиную, где потрескивают игриво поленья в камине. Опускаешься перед креслом, заглядывая в лицо девушки, мирно сопящей под пледом. Ты осматриваешь комнату на предмет присутствия посторонних, хотя ни чужой одежды в прихожей, ни обуви не видел. Задаешься вопросом: она сама сюда добралась в такую пургу и темень? Твой взгляд невольно падает на окно. Встав с пола, ты подходишь к нему: а не показалось ли? Нет. Не показалось. На морозном стекле тебе оставили послание. Тебе. И ты светишься в полумраке помещения, улыбаясь широко, как ребенок радуется новогоднему чуду. На поверхности стекла морозной вязью выведены слова, загогулины, рукой этой девушки. Кун... я люблю тебя.