под шерстяным одеялом

в твоей спальне солнца всегда было чуточку больше чем в Африке, Я живу с Роуз уже ровно двадцать четыре дня. Я узнал о том, что она плачет по ночам. Игра закончилась несколько лет назад. Её тоже не отпускает. Роуз говорит, что первое, что она увидела по возвращении — свою пьяную мать. Мне было её жаль. Роуз, а не её мать. Роуз говорит, что ей было плевать тогда — главное, что та жива. Я считаю не так. Наверное, потому что когда я вернулся, то меня никто не встретил. Может быть, я даже ей завидую. Ладно, не может быть. Я то увидел записку: «Малой, ты достаточно взрослый для этого дерьма. Если что-то случится — ты знаешь мой ник.» Что бы не случалось — я не писал. Мне кажется, он даже гордится мной. Если не сдох снова. Я живу с Роуз двадцать четыре дня и она безумно полюбила сладкое после того, как всё закончилось. Я считаю, что в ней нежности больше, чем в той шоколадке с лиловой коровой. Я дарю Роуз сотни сладостей разных видов, но она говорит, что толстеет и практически ничего из этого не ест. Практически. Я не ем сладкое вместе с ней. Во-первых, я его не особо люблю. Во-вторых, я просто почти ничего не ем. Я не люблю есть. я закрываю глаза и стою на твоём пороге. Роуз встречает меня каждый раз поздно-поздно вечером. Я рассеянно улыбаюсь (я улыбаюсь только ей). Роуз не может уснуть без меня. Я не могу уснуть нормально до того, как полностью не вымотаю тело. Я говорю: — Ну здравствуй. Роуз улыбается уголком губ в ответ и говорит, что я эгоистичный мудак. И что она безумно хочет спать. Я обнимаю её и чмокаю в макушку. Роуз смешно фыркает и упирается руками в мою грудную клетку, отталкивая. Я не сопротивляюсь. твои руки покрыты лаской, словно глазурью покрывает с любовью пекарь имбирные пряники. Роуз зарывается пальцами в мои волосы сквозь сон. Я приоткрываю глаза. Проходит пара минут. Роуз тоже открывает глаза. Смотрит на меня. Смущается. Нам обоим было слишком лень стелить мой диван, так что мы заснули в одной кровати. Роуз хочет убрать руку, но я кладу свою поверх. Поглаживаю её запястье большим пальцем. Роуз расслабляется. И снова засыпает. Я думаю, что стоит продолжить спать в одной кровати. Роуз соглашается. ты — это детские сказки. ты — ожидание праздника в пластиковых коронах. Роуз в моей футболке выглядит странно. Она ей мала. Футболка обтягивает её грудь. Я сглатываю. Нет, не чувствую возбуждения или подобного. Просто осознание того, что у меня явно проблемы накатывает внезапно. Роуз суетится на кухне, готовя завтрак. Я впервые задумываюсь, что нелюбовь к еде у меня довольно болезненная. Впрочем, я не хочу ничего менять. Я в порядке. это всё что я помню. это всё что я сохраню о тебе в своей памяти. Роуз касается меня чаще. Мне кажется, что так она успокаивается. Я отсчитываю каждую миллисекунду. Мне плохо. Время хочет взорваться. Мы же закончили игру, правда? Я спрашиваю Роуз, вдруг она тоже не в ладах со своим аспектом. У Роуз всё в порядке. Я стукаюсь головой о стол. Роуз обнимает меня со спины. Утыкается носом в мой затылок. Я забываю о счёте, о времени и обо всём на свете. извини, что тебе от меня ничего не останется, кроме вывихов психики, Роуз слушает моё нытьё. Серьёзно. Я просто лежу головой у неё на коленях. Ною обо всём о чём ноется. Мне кажется ей больно слушать о моих проблемах. Я ничего не могу поделать. Я заканчиваю. Говорю: — Спасибо, Роуз. Я люблю тебя. Роуз сразу теряет всю боль во взгляде. Я тыкаюсь носом в её живот. Роуз смеётся. шестнадцати шрамов по пьяни в той глупой игре, Я впервые вижу Роуз обнажённой. Она для меня невероятно прекрасна. Роуз смущается. Я думаю, что нарисовал бы её, умей я рисовать. Думаю, что выводил бы линию её плеч. Каждую веснушку. Каждую родинку. Роуз прекрасна. Потом я смотрю на себя в зеркале ванной. Я понимаю, что такое комплексы. За обедом Роуз говорит, что я ей нравлюсь. Но Роуз не благоговеет как я перед ней. Но Роуз даёт мне гораздо больше, чем я ей. Я думаю об этом и вздыхаю. Я отправляю в рот новый кусочек еды. Мы с Роуз решили, что мне пора обратно научиться есть. Я пытаюсь. когда ты поёшь и ножом протыкаешь стол в расстояниях Через неделю меня чуть не стошнило прямо за столом. В голове громко ударили куранты. Я сжимаю зубы и стараюсь быть спокоен. Стараюсь. Роуз смотрит обеспокоенно. Я глубоко вдыхаю носом. Кивком показываю, что всё нормально. «Все нормально, Роуз», — говорю я. Роуз расслабляется, но поглядывает на меня чаще. между пальцами. я ловлю на себе твой любящий взгляд Роуз за меня волнуется. Я бы тоже за себя волновался. Роуз стоит и смотрит новости. Мы редко включаем телевизор. Но сегодня — исключение. Рука Роуз в моих волосах и я млею. Я смотрю новости. В восстании в Буркино-Фассо участвует Бро. Я пересматриваю тот момент раз за разом. Меня пробивает на истеричный смех. Я говорю, что для него это слишком мелко. Роуз не даёт мне снова стукнуться головой обо что-нибудь, вцепившись пальцами в мои волосы. Я возмущённо бурчу. Роуз плевать. и тут же промахиваюсь. Я замираю и спрашиваю: — Что? Роуз одета во что-то воздушное, лёгкое. Она рассекает в этом по комнате и похожа на невероятное эфемерное создание. Я никогда не знал, что Роуз бывает такой. Она холодна, отстраненна, утончённа. Как в первые месяцы нашего знакомства. Я думаю, что это забавно. А Роуз умеет танцевать. А потом Роуз смотрит на меня. и я задыхаюсь не смотри на меня. ответь, зачем ты так смотришь? Я танцую с Роуз. Я путаюсь в ногах, путаюсь в её взгляде, путаюсь в том что-куда-где-как. Я путаюсь, но не останавливаюсь. Роуз звонко смеётся. Моя картина мира продолжает трещать. Я понимаю что Роуз немного пьяна, когда она внезапно неловко спотыкается. Я расслабляюсь. Мы продолжаем танцевать. И я думаю, что ещё никогда не был так счастлив. за что ты меня так ранишь? Роуз падает на меня под конец. Я падаю на пол. И мягко целую её в нос. Роуз хихикает, а я смеюсь в голос. Она сейчас трогательно-беззащитна. мы едем в травмпункт, чтобы вытащить нож застрявший в моей гортани. Роуз растягивается на ковре как кошка. Я опираюсь спиной на диван. Твёрдый подлокотник впивается мне под рёбра. Я никак не реагирую. Я смотрю на Роуз. Роуз спит. Я подползаю к ней на коленках. Роуз что-то бурчит себе под нос. Я улыбаюсь. и я падаю в пропасть. я не буду тобой прощён, У Роуз глаза красные и заплаканные. Я промёрз до костей, кутаюсь в большую мне кофту. Мне безумно стыдно. Она смотрит на меня непроницаемым взглядом. Отвешивает пощёчину. Я скулю и вжимаю голову в плечи. Роуз обнимает меня. я жил как засранец, я жил как последняя сволочь под бой этих клавиш, под действием дозы, лёжа под незнакомцами. Меня не было дома две недели. Роуз скользит кончиками пальцев по укусам и засосам, покрывающим мои шею, плечи и ключицы. Я дрожу. Мои рёбра в синяках, руки в следах от уколов, а на спине отпечатался след от чьего-то ботинка. Роуз чуть ли не плачет снова, но я ободряюще ей улыбаюсь. и, знаешь, мне всё это нравилось. У меня начинается ломка, но я не могу оторвать взгляда от пластыря в цветочек на моём запястье. Роуз не отпускает меня от себя уже несколько часов. Постоянно держит за руку. Я продолжаю хныкать. Тепло от объятий Роуз сгоняет всю боль напрочь. Я понимаю, что такое свет. от тебя остаётся в памяти только хорошее. Следы моей глупости исчезают. Но мне кажется, что вместе с ними исчезаю и я. Роуз разочарована во мне. От её взгляда хочется плакать. Но она меня не бросает. Она меня никогда не бросит. чистое, как приходы, белое как твои простыни, как молоко, как твоя кожа и запах лимонных маффинов. Я морально разлагаюсь. Не могу назвать это дерьмо как-то иначе. Моральное разложение. Гадость. Я целую Роуз куда придётся и её потряхивает под моими губами. Роуз — мягкая, красивая и всё ещё нежная. Я случайно царапаю её спину огрызками ногтей, а она только выгибается и стонет. Роуз пьяна. Она сама попросила, но она не хотела бы этого на самом деле. Я затягиваю её в нежный и мягкий поцелуй, перенося действо на кровать. Потом глажу её по голове, по спине, а Роуз такая податливая и безотказная. Я ложусь рядом, Роуз возится в кровати, натягивая на себя одеяло и что-то ворча. Роуз засыпает. Я всхлипываю. как та фотография, где ты смеёшься уткнувшись в моё плечо, Роуз любит меня, а я люблю Роуз. Люблю её как мать, сестру, дочь, но не как женщину. Роуз вытянулась за последнее время и всё-таки похудела. Я не изменился вовсе. Я смеюсь и стираю с щеки её чёрную помаду. Я сижу у неё на шее, но её вроде как всё устраивает. Хах. У неё зависимость от меня. Я думаю, что это даже неплохо. Нужен я только ей. и это смех обречённого, который вот-вот разрушится. Только я ей и нужен. Я думаю, что раз мы избавились от моих зависимостей, то нужно избавиться и от её. У меня есть много причин для глупых и необдуманных решений. Но сейчас у меня серьёзный выбор. Верёвка, крыша, таблетки или нож? Потом вздыхаю. Мне нужно умереть, а не исчезнуть. Если я убью себя где-то не на виду — то Роуз будет искать до конца. Я хочу избавить её от тщетных поисков. И потому выбираю верёвку. Роуз боится крови. «ты спросишь почему но ведь ты отдаёшь всё самое лучшее ведь ты оставляешь мне самое лучшее не прося взамен ничего оставь это себе

твоя маленькая зависимость»