Помешательство

У Феи золото смешивается с ярко — алым, ядерным. Растекается по хрупким плечам жидким солнцем, увязает, захлебывается в беспросветном красном. Шакал вырисовывает на ее «уродливом» лице тонкие узоры шрамов, раздирая кожу малейшими касаниями подушечек пальцев. У Шакала на губах играет кривая, бесконечно безумная улыбка, зарождающая в душе своей жертвы искры тихо бьющегося в сердце отчаяния. У Феи в глазах ненависть, хлещущая через край, бьющая яростно — в лицо, приятно жжется, потихоньку сводит с ума, ледяными иглами прорезая дыру в самом сердце, уже давно болезненно-приятно, в заведенном ритме пытающимся пробить ко всем «хренам» грудную клетку. Фея его не боится, и от этого рассудок плавится в исступленном возбуждении. Девчушка, едва-едва шевеля своими мерзкими губами, своим убого — звонким, бесящим до раздирания барабанных перепонок красивым голоском, точно сдавливает горло ядовитыми словами-проклятиями. Точно тихо упрашивает раздробить ей череп, и медленно, ласково оставить на каждой клеточки тела поцелуи разъедающих до основания хрупких костей взрывов. Шакал смеётся, радостно, безумно, слыша желанный хрип из груди девчушки, так, одним ударом ноги с приятным слуху характерным хрустом проламывая ей ребра, снова окрашивая в прекрасный, безупречный терпкий красный. Боль — агонией разливается по телу, парализуя. У Люси перед глазами пляшут черные точки, дразнят, не дают полностью потерять сознание. Болевой порог уже давно превысил рамки возможного, растворился в собственном помешательстве. Люси кажется, что она медленно разрушает рассудок Этериаса, убивает его снова и снова своим холодным равнодушием. Своей силой воли заставляет тлеть демоническое чернильное сердце. Пытается утопить в омуте холодного безумия. У Шакала по радужке паутиной лопаются кроваво-красные сосуды, а каждый мускул тлеет в раскаленном перенапряжении, когда в бездне глаз Феи отчетливо улавливает мертвенную пустоту. Грудь разрывает от переполняющего восторга и боли, что в венах застывает ледяной корочкой, вонзается в сильно бьющееся сердце тысячами иглами, парализует туго стянутые в клубок нервы. Целуя ее застывшие в презрительной усмешке, все еще теплые губы, Шакал все так же дико, безумно улыбается, зарываясь носом в ее жидкое, смешанное с ядовитым красным золото, дрожащими пальцами гладит по голове, оставляя красивыми дорожками разрушений на теле метки, что больше не позволят приблизиться ещё хоть кому-то, кроме него, к «девчушке». Но Фея больше не произносит ни малейшего звука. И это невыносимое безмолвие заставляет тихо, яростно выть, прижимать к себе безвольное, искалеченное девичье тело, в надежде услышать желанное сердцебиение. Тишина. Феи больше нет. Но её презрительная, прощальная усмешка отчего-то снова заставляет сердце безудержно трепетать. Сгорать, без шанса на спасение, в собственном пламени охватившего душу безумия.