Время такое.

Это всё время такое. Идёт война, но на дачах она заметна только если приглядеться, прислушаться. Заклеены окна полосками бумаги, радиоприёмники приглушены, странное полумолчание витает над домами в ожидании сирены, оповещающей о воздушном налёте. И вокруг этого тонкой летней нитью веется пение птиц, аромат цветов. Тимур стоит возле штаба, облокотившись о деревянную стену. Совсем нелёгкая это работа – быть командиром. Ещё свежи воспоминания о разгромленном штабе, о спокойном лице Жени, стоящей рядом с Квакиным, об изматывающем труде на грядках, когда от команды осталось всего ничего. Пионер вздыхает и разглаживает галстук. Тяжело быть командиром. Тимур вздыхает. Перед глазами маячит лицо Жени, не горящее как всегда энтузиазмом, а отвёрнутое в сторону. А на узком плече – рука. Квакин, Квакин, и чего же тебе неймётся? Тимур качает головой. Он и сам не понимает, почему его так зацепила та картина. Казалось бы, сердце должно болеть от того, как легко рассыпалась их маленькая дружная команда, а он не может забыть спокойно поджатых девичьих губ, не растянутых в широкой улыбке. Солнце жарит немилосердно, и Тимур радуется, что воду уже всем нуждающимся принесли и дрова накололи. На руке после последнего остался синяк, когда бревно неудачно выскользнуло из пальцев. Тимур морщится, потирая посиневшую кожу. Он ведь не идеален, а в последние дни ещё и спать так хочется. Возле штаба так тихо, что кажется, будто он вновь вымер, но флаг мерно шевелится на ветру, и рядом нет никакого сору. Девочки всегда следят за чистотой. Тимур только хочет отступить от стены, как слышатся чьи-то тихие шаги. Ноги в сандалетах. И как он так научился определять, когда идёт Женя, а когда Таня, Нюрка. У Жени поступь какая-то прыгающая, лёгкая, и в то же время не угловатая, как у кузнечика – Нюрки, а мягкая. Тимур совсем путается в своих мыслях. - Тимур? Ты здесь? – Женя выглядывает его из-за кустов. Наверное, заприметила красный галстук. Тимур выходит вперёд, улыбается своей привычной улыбкой. В руках у девочки букет полевых цветов и от него идёт сухой, пряный аромат. Ольга бы уже чихать начала. Тимур знает, что теперь этим запахом пропахли и волосы Жени, и её поцарапанные где-то руки, и платье. Наверное, даже если он опустит лицо к её ногам, то почувствует этот запах. - Чего ты здесь один стоишь? – Женя проходит вперёд и останавливается рядом. Её глаза смотрят непривычно внимательно. – Ждёшь кого? - Нет, - Тимур пожимает плечами и рассматривает, рассматривает лицо с заострившимися скулами и короткими пушистыми ресницами, начавшими выгорать от солнца. Нюра всегда жалуется, что у Жени они выгорают по-особенному, красиво. – Просто стою. Сейчас редко когда постоять можно. - Ага, - Женя кивает. – Время такое. Она стала какой-то слишком уж молчаливой, особенно, если они вот так вот остаются один на один. И мало ему в лицо смотрит. Уж не задумала ли чего? Не случилось ли что? Тимур хмурится, и в этот самый момент Женя кидает на него странный, непонятный взгляд, который скользит по его лицу, задерживается на губах. Потом девочка вспыхивает красными пятнами и смотрит ему в шею. Букет в её руках подрагивает, как живой. - Женя, - медленно произносит Тимур. Он не знает, что хочет сказать. Точнее, знал пару секунд назад, а теперь вот открыл рот, и все слова пропали. Война действительно творит с ними странные вещи. Теперь они не могут говорить друг с другом спокойно, теряются, мнутся. Совсем как Ольга с Гаевым. Только те обычно выглядят смешными и неловкими, неужели и они сами такие сейчас? - Же... ня… - Тимур хотел коснуться цветов, спросить, поставит ли она этот букет в штаб или отнесёт домой, но он, наверное, всё же стал неловким, потому что его рука сама накрывает ладошку девочки на оборванных стеблях. Женя вздрагивает, охает и смотрит на него. Смотрит, смотрит, смотрит, смотрит. И молчит. Милая такая, красивая, неожиданно понимает Тимур, глядя на её тёмные глаза. И сам краснеет от этих мыслей. Женя опускает взгляд, вздыхает, а потом ещё более неловко, чем он сам, накрывает его пальцы второй рукой. Букет почти выскальзывает из-за этих странных прикосновений, цветы падают на траву, а на соседней улице раздаются голоса Гейки и Квакина, направляющихся в штаб. Сейчас совсем не время. А Женя стоит впервые так близко к Тимуру, как давно хотела, и зачарованно смотрит на его обычно крепко сжатые губы, не в силах заглянуть в глаза.