Скелеты в рюкзаках

Если приглядеться, между ними было куда больше общего, чем можно представить. Они оба любили второсортную китайскую кухню в забегаловках без лицензии, искали лучшей жизни и не имели дома. Прошлое оставалось прошлым, и говорить о нем было не в их стиле. Тимон вправду считал, что он у них был. Общий стиль. Объединенные отсутствием денег в карманах и любовью к путешествиям автостопом, они решили ехать вместе. Не сказать, что Тимон взял его из-за минутной симпатии или что там еще плетут в фильмах, — внушительный вид его спутника отпугивал хулиганов и служил для личной цели. Он-то по своей природе был маленький и худой («Стройный и поджарый!» — тотчас поправил бы Тимон, самовлюбленно смотрясь в зеркало), полная противоположность Пумбы — «Ну у тебя и имечко». Тимону было некомфортно на него смотреть — куда ему со своим ростом, только задирать голову повыше и стыдливо спрашивать, отчаянно краснея и почесывая макушку, поэтому разговоры часто не задавались. Иной раз Пумбе надоедало любоваться на обиженное лицо друга, и он доставал стул; право слово, Тимон понятия не имел, откуда в дороге можно было его взять. А после вставал на него и говорил твердым уверенным голосом. Пумба улыбался. Когда водители проезжали мимо, игнорируя их жест большими пальцами, Тимон бросал рюкзак на пыльную дорогу и давал ему хорошего пинка — тот даже не двигался с места. Пумба тараторил что-то успокаивающее, продолжал уперто стоять на трассе и демонстрировать проезжающим улыбку, больше смахивающую на звериный оскал. Тимон сидел в стороне и матерился такими словами, что здоровяк в жизни своей ни разу не слышал. Есть приходилось довольно редко, но в больших количествах — тут уж никто никому не уступал. Наверное, лица официанток стоило сфотографировать и вклеить в памятный альбом — мало кто употреблял столь экзотичную еду в таких количествах. Они не обращали на взгляды внимания, пережёвывая жареных во фритюре кузнечиков наперегонки и соревнуясь в том, кто съест больше вареных жуков. Фотоаппаратом обзавестись стоило. Перебивались случайными заработками, которые имели только официальное красивое название — Тимон помышлял воровством, ловко запудривая мозги зевакам, Пумба был завсегдатаем в барах, где обычно затевал потасовки и в пылу борьбы перепадали лишние доллары. После, конечно, было стыдно, но они не затрагивали этих тем и старались лечь спать побыстрее. Каждый отчаянно прятал скелеты в рюкзаках и не знал, где окажется завтра. Неизвестность не пугала, неизвестность была их стимулом разлеплять сонные глаза и будить друг друга, вставать с мыслью, что именно сегодня они найдут место, которое станет их домом. Когда очередной добродушный (или чокнутый) водитель распахивал перед ними двери, говорить с ним предлагалось Пумбе — Тимон много раз произносил лишнего и был вышвырнут вместе со спутником посреди пути. Его этот факт вовсе не устраивал, он всю дорогу супился и строил донельзя оскорбленный вид, будто вся планета провинилась в том, что он не умеет находить общий язык с людьми. — С вами все в порядке? — спрашивал водитель, обращаясь к Тимону, который прижимал к себе рюкзак и отворачивался лицом к окну. — О, еще бы, — веселым тоном произносил за него Пумба. А потом незаметно брал его за руку. У Тимона была ярко-рыжая шевелюра, торчащая во все стороны (кто бы знал, как он ненавидел этот цвет), веснушчатые щеки, карие глаза, отливающие на солнце золотым, и безграничный запас тупых анекдотов, над которыми Пумба смеялся. Искренне, господи, он правда любил их больше всего на свете. И дурацкую манеру притворятся попугаем и повторять слова за другими, и открытый эгоизм, и гордость вселенского масштаба, и привычку командовать и повышать голос на всех вокруг — Пумбу не раздражало в нем абсолютно ничего. Плевать на то, что Тимон улыбался редко — его добродушия с лихвой хватит на двоих. Лишь бы было двое. Пумба был не красавцем вовсе — сутулая походка, полнейшее отсутствие идеальных пропорций тела, грозный вид, выпирающий неправильный прикус, темные, соломенные на ощупь, волосы и бесконечно добрые глаза — что в таком вообще найти можно? Странным было не то, что кто-то в нем что-то нашел, странным был факт, что человеку с характером нарцисса было плевать на внешность. И вообще на все на свете плевать. Они научились важному — принимать друг друга такими, какие они есть, со всеми пороками и секретами, со всеми странностями и недостатками, которых было хоть отбавляй. Разве что Тимон никак не мог смириться со своим ростом и, сгорая от стыда, просил принести стул. И только будучи на равных с ним, неуверенно обнимал. Не привык. Холодная односпальная кровать на двоих, таракан в утреннем чае — они заходились смехом — ржавая вода из-под грохочущего крана, необъяснимая любовь к жарким странам и ненависть к социуму — вот и все, что у них было. Вот и вся их жизнь, которая, возможно, ни цента не стоила. У них счастье не в деньгах меряется. — Я бы хотел завести лохматого котенка песочного цвета, — мечтательно говорил Пумба, подкладывая под голову руки. — Я бы назвал его Симба. — Ненавижу кошек, — тихо бормотал Тимон и пристраивался к нему под бок — далеко спать было слишком холодно. Пути, разные и никогда не повторяющиеся, были наполнены фальшивыми песнями, разными людьми, музыкой и разговорами ни о чем. Никто никогда не думал, о чем можно говорить — это просто было. И костер рядом, и урчащий живот, и взгляд на звезды, и надежда на собственный утопический уголок, где нет забот. Они просто были друг у друга. И Тимон держал его за руку.