По воле случая.

Как сейчас, помню тот день, ту минуту, тот дождь, даже ливень, который отгораживал нас от внешнего мира. Два тела, плотно прижавшиеся друг к другу, обменивались теплом и безмолвными признаниями. -Если ты заболеешь, что мы будем делать? -его голос неожиданно разорвал вату монотонных звучаний, ударявшихся о зонт капель. И даже позже, на протяжении всей своей жизни я все так же буду вспоминать этот голос: чуть хриплый (я всегда боялся за здоровье этого курильщика, часто выбрасывал пачки его сигарет, он злился...), со строгими нотками баса, нежность, она в его голосе была прекрасна, этому голосу всегда хотелось безоговорочно доверять. -Мы будем меня лечить. -мне всегда нравилось чувствовать себя ребенком с ним. Я всегда улыбался, в этот раз улыбка моя выражала умиротворенность, тихое сопение мое, казалось, успокаивает его. Если бы я мог тогда защитить его от этого жестокого мира, от всех тех людей, которые сделали ему больно в тот вечер, если бы я мог защитить его от этого вечера. -А если ты заболеешь..- меня неожиданно перебили. -Если заболею я, то дай Бог, чтобы я сдох. -он крепче сжал меня в своих объятиях. Эгоист. Мой любимый эгоист, который совершенно не думает о моих чувствах. А в ту минуту из моих глаз полились тихие, горячие слезы. Одна слезинка коснулась его щеки, от чего мужчина приподнял голову, мельком увидев влажные зеленые глаза.-Солнце, ты чего плачешь? -он, видимо осознав, что слова его были глупо брошены по моему сердцу, успокаивающе улыбнулся. -Тогда и я умру. -мужественно посмотря в его глаза, я заявил на полном серьезе, хотя слова мои были смазаны заиканием и дрожью в голосе. -Обещай мне,солнце,что ты будешь жить вне зависимости от срока моей жизни. Обещай мне, солнце...что ты всегда будешь себя беречь.-он, будто бы знал, что случится сегодня, но чуть позже. Я уверен, он предчувствовал плохое. Я отрицательно замотал головой, уже краснея и плача навзрыд, но все так же тихо, сжимая в кулак его плащ. Я жмурился, стараясь сглатывать комки слез,стараясь убрать эти больные мысли. -Обещай. Я плохо помню, как именно дал обещание. Но я уверен, что пообещал жить, коль сейчас пишу свою историю, свято храня его просьбу. Последнюю просьбу. Дождь не прекращался, а лишь усиливался, мы решили (он настоял...) вызвать такси. Он решил, что такими темпами я действительно буду с температурой к утру, он решил, что мое здоровье важнее. Мы находились у одного из фонарных столбов, к которому вскоре подъехала машина. Мы сели в такси. И тут я невольно прикрываю глаза, глубоко выдыхая и до бели в костяшках сжимаю руки. По радио играла вполне веселая музыка, он сидел на переднем сидении, рядом с водителем, а я ютился сзади, смотря в окно и думая, что сегодня приготовить на ужин. Думая, что мы, быть может,вместе примим теплый душ. После он пойдет курить на балкон, и как я буду его тянуть в комнату за собой, бранясь на сигареты. -Вы бы не могли ехать быстрее? Ребенок мерзнет, ему нужно скорее принять душ! -он был явно озлоблен сейчас на всех. Рявкнул ни за что ни про что на водителя, на что в ответ таксист нервно цокнул. Я подсел поближе к сиденью пред собой и осторожно положил ладошку на его взмокшее плечо, как только улыбнувшись его волнению за меня... Вспышка. Звук резкого, душераздирающего торможения. Действительно, вся жизнь перед глазами. И... Мутно распахнув свои глаза,я странно себя почувствовал, боль была в веках, во всем теле.Попытался сесть, но лишь неуклюже приподнялся на локтях, на грудь мою осторожно легла чья-то рука. Своей ладошкой я накрыл ее, даже слабенько улыбнулся, надеясь чувствовать руку своего любимого. -Малыш...- краткий голос моего отца. И тут меня будто пробило током. Я судорожно одернул свою руку, испуганно дернувшись и слышимо вобрав воздух. Я ничего не вижу... -Я не вижу! - я был в панике, будто меня держали, не планируя выпускать.Не мог увидеть, ничего, все было белым. Я снова дернулся, вытягивая руки, хватаясь то за плечи отца, то чувствуя другое множество рук. На лице у меня царил хаос. -Никита! Никита, успокойся! -мама. Она рыдала, я услышал стук около кровати, затем почувствовал ее руки на моем лице, ее губы, касающиеся моей щеки. -Дтп...- я успокоился, вернее прислушался. Гам в помещении не прекращался, кто-то настойчиво убеждал собеседника, видимо в спехе говоря по телефону. -Никита, сын...Удар повлиял на твое зрение...ты ослеп и у тебя сломаны ноги...-невольно я всхлипнул, крепче сжав руку матери. Шепотом она продолжила. -Водитель...отделался сотрясением мозга и несколькими переломами...-я понимал, что теперь мама скажет мне о Глебе. Мне снова хотелось улыбнуться, слыша, что он в порядке. Я уже было выдохнул... -Машина разбита вдребезги и не подлежит ремонту. Вам чудом повезло...А вот Глебу Викторовичу...-сердце мое замерло. Мама всегда его так называла, ведь он был уважаемым человеком, он хорошо относился к моей семье. Голос матери вздрогнул.-Он получил серьезные травмы головы, но это было бы поправимо...-мама затараторила, пища изредка тоненьким голоском сквозь слезы.-В реанимации, куда его привезли, чуть замешкались, упустив...Его сердце не выдержало, летальный исход. У меня не было слов. Это был конец моей жизни. Совсем нет смысла, я эгоист, самый настоящий,коль совершенно плевать мне было на близких, которые из кожи вон лезли, волнуясь за меня, оплачивая лечение, возвращая мне способности видеть и ходить. Спустя год после аварии я мог ходить, правда пока еще с помощью костыля, и почти полностью восстановил свое зрение. Был один момент, после похорон возлюбленного,от горечи всех, кто оплакивал Глеба, и своей душевной боли,у меня сдали нервы и я хотел покончить жизнь самоубийством, правда это оказалось нелепо. Я сослепу искромсал руку, почти даже не попав на вены. И меня тогда спасли, я прошел лечение у психолога. Меня убедили, я должен быть памятью Глебу, я должен выполнить все обещания, которые дал ему(в том числе я должен жить), я должен ухаживать за его могилой. Десять лет прошло с той аварии. У меня нет ни детей ни своей семьи, рядом со мной любящая девушка, добрые настоящие друзья. В свои 27 я все еще думаю, что заводить семью мне рано. И помощь,которую я оказал семье Глеба Викторовича-это то, что я нашел в себе силы и знания, возглавить вместо него компанию по изготовлению различных технических приспособлений. Я все еще его люблю. Приходя в свою пустую квартиру, которую я специально оставил, храня наши совместные воспоминания с Глебом, лишь убираю пыль с мебели.Я оставил в ней все как есть, не трогаю его и свои вещи, даже пару брюк его небрежно остались висеть на стульях. И комнаты до сих пор наполнены запахом его одеколона.