Лучший сон

Последние несколько ночей Таджима не мог спокойно спать. Точнее, он вообще перестал спать. И дело не в жаре летней ночи, а в странных снах, которые создавал его мозг. Таджима не отрицал никогда, что ему снятся сны эротического характера, даже, иногда, с восторгом мог их рассказывать товарищам. Но не в этом случае. Последние несколько ночей ему снится Михаши. Милый, наивный и простодушный товарищ предстает перед усталым сознанием в весьма пикантном виде. Таджима в первые разы с ужасом просыпался, попутно падая с кровати, дабы забыть. Но ко всему привыкаешь, на все можно подсесть. Так же и на собственные сны и странные фантазии. Таджима помнит все, каждую деталь, каждое движение нереального Рена. Все там всегда начинается с невинной прогулки со школы, после окончания тренировки. «Таджима окликает Михаши, быстро хватая его за руку. Что-то проговаривает вслух, кричит, а потом, краснея, отходит. У Рена идет пар из ушей, он все заикаясь, повторяет только одно „Я-я-я-я…“. Ему будто не хватает силы воли ответить, даже просто посмотреть в глаза не может. И Юитиро берет все в свои руки…» Таджима привык к этому сну. Он с упоением сильнее зажмуривает глаза, дабы снова увидеть его. Его, этого трусливого Рена, который до дрожи в руках и боли в голове нравится Юитиро. «Таджима целует Михаши. Неумело, но очень страстно и сильно. Он похож на путешественника, который, наконец-то, нашел источник в пустыне, и припал губами к желанной влаге. Михаши не против такого шага со стороны друга. Он робко упирается руками в плечи и, дрожа всем телом, приоткрывает рот, впуская горячий язык Таджимы в свой ротик.» Таджима мечется по кровати, ударяясь головой о изголовье, и, как-то тихо стонет. Возбуждение приходило каждый раз, и постоянно оно становилось все сильнее. Он чувствовал, что неправильно вот так нагло, ночью под одеялом, дрочить на лучшего друга, но ничего не мог поделать. Ему так хотелось, чтобы это было взаправду. Этот сон, по мнению Таджимы, он просто был обязан превратить в реальность. «Пейзажи вечерней улицы сменились уже интерьером комнаты Таджимы. Скучную гамму стен, кровати, стола и шкафа разбавлял стоящий в его объятиях Михаши. Парень дрожал, но не отстранялся. Он все еще не открывал глаз, а Таджима смотрел, не смея прекращать. Щеки Рена были краснее, чем всегда, даже напоминали лепестки мака. В уголках глаз поблескивали бисеринки слез. И дыхание давным-давно сбилось. Такой Михаши возбуждал Таджиму сильнее любой девушки из журнала для взрослых. Такого невинного, чистого Михаши хотелось испортить, показать, насколько же велико наслаждение от близости с кем-то. С кем-то любимым, понимающим человеком. Даже во сне, Таджима, оторвавшись от губ, в плену желания, шептал, что любит, что никому не отдаст своего Рена. А тот сильнее прижимался к другу, доверяя ему целиком и полностью.» Таджима, пользуясь тем, что в доме впервые за долгое время, он на ночь остался сам, позволил себе не сдержать стон, когда приспустил с бедер трусы. Его член настолько среагировал на сон, что теплый воздух комнаты казался обжигающе холодным. Парень не отрывал глаз, боясь спугнуть желанный сон. Он повернулся на бок, подтянул колени к груди и положил ладонь на пульсирующий член. «Михаши лежал под Таджимой, весь красный, смущенный, возбужденный. Его рубашка была расстегнута и распахнута. Штаны валялись на полу, а трусы не скрывали, насколько это все нравилось Рену. Таджима жадно вглядывался в глаза партнера, нетерпеливо облизывая губы. Он шепнул очередное признание и укусил Михаши за подбородок. Тот не сдержался и застонал, призывно, но и смущенно, развел ноги в стороны. Таджима придвинулся ближе, оглаживая руками спину, грудь и живот Рена. Пальцы, вначале медленно, огладили кожу вокруг соска, а затем посильнее сжали его, вырывая из горла Михаши очередной громкий стон. Таджима целовал шею, ключицы, легонько покусывал плечи, а потом…» Пальцы сжались сильнее на пульсирующем члене, и Таджима застонал в подушку. Он толкался в собственный кулак с такой силой, что кровать под ним тихонько поскрипывала. Сон все продолжался, а желанная разрядка все не приходила. Хотя, это уже мало походило на сон, а больше на фантазии влюбленного сознания. Таджима сильнее впился зубами в край своей подушки и зажмурил глаза, когда остановил движения рукой, томно и медленно массируя большим пальцем головку. Наслаждение раздалось абсолютно в каждом участке его тела. «Таджима уже не целовал. Он устроился между разведенных бедер Михаши так, что его член, скрытый за тканью трусов, терся как раз о член Михаши. Рен стонал во весь голос, после каждого толчка Таджимы. Он сильнее прижимался бедрами к бедрам Михаши, делая то плавные, то резкие движения. Парню нравилось видеть, как смущение Рена уходило на второй план, давая волю желанию и наслаждению. — Та-таджима-кун! — простонал Михаши, прижимаясь к телу друга сильнее, прижимая бедрами того ближе. — Михаши! — в ответ отозвался Таджима, прикусывая кожу на шее Рена. Парень выгнулся в руках Таджимы, и на мгновение застыл с открытыми глазами. Сладкий стон наслаждения заполнил всю комнату. Таджима мягко опустил уставшего, и все еще смущенного Михаши на постель. Он перевел взгляд вниз и понял, в чем дело. Рен кончил только от одного трения членов через ткань трусов, а сам Таджима, поглощенный завораживающим стоном друга, и не заметил, когда подошел к разрядке.» — Михаши! — простонал Таджима, когда представил все это. Его тело прошибла дрожь и, выгнувшись, он кончил себе в руку. Легкость, это то, чего он хотел. Но картинки в мозгу на этом не закончились. « Таджима нежно обнимал обессиленного, в край смущенного Михаши, сильнее прижимая к себе. Он, зарывшись рукой в светлые волосы, плавно перебирал их, беспрерывно смотря на красное лицо. Рен и в фантазиях остается самим собой. Ну, почти. — Я-я-я-я то-же люб… люблю тебя, Таджима-кун, — смущенно лепетал Михаши куда-то в грудь Таджимы, пряча там свое лицо.» — Идеальный сон… — на выдохе произнес Таджима, засыпая, позабыв и о жаре, и о том, что нужно было бы хоть руку вытереть.

***

Днем снова не было никакой неловкости во время разговоров и тренировки. Все как и всегда: улыбки, смех, восторг, паника. Такая обыденность, что переплеталась с теплыми чувствами к лучшему питчеру их команды. Казалось, что эта тренировка не закончится никогда. Давненько у Таджимы так не болели ноги и плечи. Посмотрев на небо, ему это что-то напомнило. Точно! Точно такое же было и в его сне, а потом и в остальных фантазиях. Оранжевое небо, которое медленно становилось фиолетовым, а потом и темно-синим, пока полностью не почернеет. — Михаши! — окликнул друга Таджима. — А где Абэ и остальные? Это было странно, увидеть Михаши одного, когда он выходил за пределы поля после тренировки. Всегда рядом кто-то да был. — А-абэ-кун должен как-то помочь тренеру. А остальные ушли в кафе. Я не голоден, поэтому и отказался, — неуверенно ответил Рен, загибая по-очереди пальцы на руках. — Тогда давай я тебя провожу! О! Можно будет у тебя поужинать? — улыбнулся Таджима. — К-конечно. Мама все равно поздно придет, — смущенно улыбнулся Михаши, сильнее сжимая руками шлейку своей сумки. Парни шли, что-то обсуждая. Точнее, говорил больше Таджима, чем Михаши, но он в нужных местах угукал и кивал головой. Все было почти так же, как и во сне. Темнеющее небо, безлюдная улица, Михаши рядом. Было такое чувство, будто его сон медленно превращается в реальность. Вот именно поэтому, Таджима не смог сдержаться. Ну, и не хотел он. — Ты мне нравишься! — крикнул Таджима в спину Михаши, хватая его за руку. Таджима чувствует, что стремительно краснеет, а Михаши задыхается, пытаясь что-то сказать… И теперь Таджима чувствует, что все то, что было во сне, а потом в сладких фантазиях, скоро станет явью.