Кисть

Тонкая изящная ручка с заострёнными ноготками гибкими пальцами танцевала тенью на стене. Вальсировала – срывалась в страсть – превратившись в птицу, упорхнула во мрак. Лунный свет сквозь прутья решетки обнажал истерзанный одинокими страданиями и неутолёнными пороками жалкий клочок тюремной стены, что являл собой в этот час сцену, на которой сбывались мечты, лишь пару дней в прошлое и вовсе не водившие знакомства с жизнью. Циничное предательство единственного сокровенного - конец светлому, чистому и прекрасному миру. Сердце прорастает одержимостью и ненавистью. Всё тело коченеет, и лишь рука – трепещет на стене меж прутьев – живёт. Она неукротима, вьётся, порхает, цветёт и погибает, вновь воскресает, летит, улетает. Глаза дикие, сверкают тьмой, взгляд впился в пляшущую тень. Загремели засовы – каблуки по камню гулко. Прийти в себя, следить за происходящим. Ледяной пол, стальные пальцы за предплечье – грубо в воздух – рука безжизненно опала. Иссякли силы. Злые глаза лезут в душу, чужие губы беспорядочно кривятся, из-за них связки, резкими скрипами что-то приказывают или выясняют – разум больше не осознаёт слов. В ответ на молчание и опустевший взгляд крепко встряхивают и куда-то волокут, собирая пороги и косяки. Вся боль отдаётся в руку, что, словно бы ничего и не чувствуя, волочится рядом с телом. Ключ в скважине – за дверью – потолок – высокий – стены близко, длинный стол и слепит свет. Хватают шею – кажется, задушат. Срывают тряпки, пуговки звенят о пол. Хрупкое маленькое тело о холодную сталь – на стол – приковали. Нависла тень. Тяжелые руки уперлись в грудь и давят. Ноги раздвинуты. Животное коснулось нежной кожи – внутри всё сжалось и – разряд! Боль пронзила всё тело, колебля каждую клеточку, и дрожью ушла в кисть. Пальцы впились в металл, сотрясая руку. Разряд! Одна лишь боль – и в пальцы. Разряд! Разряд! Ни звука – лишь воздух с хрипом выбивается из лёгких, и ногти скрежещут о железо. Ещё разряд, ещё, без остановки. Ещё один, и выйдет дух, но животное прекращает, отстёгивает, стаскивает за ноги на пол, размазав по столу остывшее уже семя. И вновь темница. Луна ещё щедра на свет. Мучитель, вот он, что-то говорит гневными словами. Взять за лодыжку – змеёю по его ноге кисть поднимается – колено, бедро, пах. Сквозь ткань ощупала, пальцы медленно охватили всю плоть, начали сжимать, нити разошлись под ногтями – лишь тонкая кожа. Он замер. Что он ждет? Идиот. Кожа поддалась. Он дернулся, но поздно и зря. Кисть скрутилась, вывинтив, вырвав всё без остатка, и взметнулась в лунный свет. Жизнь хлынула из трубящего безумной мукой тела, покрывая собой ледяные валуны на полу, шершавые стены и маленькое хрупкое тело, удовлетворявшее месть. Рухнул – и конец. Изгибы этой ручки сверкали в лунном свете. Кровь сквозь пальцы стекала струйками и капала с локтя или скользила дальше и по спине на пол. Глаза широко раскрыты, следят за каждым движением кисти, что, вновь сжав плоть, приложила её к свету, обагрив стену, а затем, изогнувшись, выпустила её из пальцев. И вновь заплясала тенью от прутка к прутку.