Невыносимая Боль

      Джесси знал, что в этот раз его девочка не вернётся домой.       Ссоры стали привычным делом, обыденностью и рутиной, от которой не удавалось сбежать. Возвращение домой не радовало, квартиры встречали неприветливым холодом, а она ледяным взглядом. Казалось, зачем всё это нужно? Возможно, оба слишком привыкли друг к другу, чтобы в один момент разойтись навсегда, а может быть этими размолвками они только подогревали чувства, просто не желая в этом признаваться.       Разерфорду никогда и в голову не приходило, что она действительно может уйти. Даже не собрав вещи, просто вылететь из дома в шортах и растянутой майке, босиком и с беспорядком на голове. Уже через полчаса Джесси потянулся к телефону, да только трубку она, естественно, не брала. Гордость вперемешку со злостью — конечно, парень прекрасно знал это чувство, ведь она переняла его именно у него.       Она вообще много чего позаимствовала у него. Например, привычку ставить будильник на десять минут раньше, чем нужно; глупые слова-паразиты, которые раздражали всех, кроме них двоих; чехол для мобильника и кружку для кофе — дешёвого растворимого, которой она обожала, а он терпеть не мог; футболку, в которой могли бы поместиться три таких, как она. Слишком много вещей теперь были крепко связаны с ней, слишком много мелочей заставляли вспоминать об её образе.       В коротком сарафане и больших нелепых солнцезащитных очках — такой её впервые увидел Джесси, когда она беззастенчиво повисла на Заке, будучи в хлам пьяной. Глупо улыбающейся и вечно переспрашивающей, как его зовут — такой он её запомнил. Раз за разом в его памяти отпечатывалось всё больше и больше её образов, а в её голове наконец задержалось его имя. Да, она всегда плохо запоминала имена, зато лица помнила замечательно.       Иногда они сидели на диване и она описывала чуть ли не каждого человека, которого ей приходилось встретить за день, а Разерфорд всё внимательно слушал, вырисовывая у себя в голове портреты. Однажды она сказала ему, что его лицо она будет помнить в самых мельчайших подробностях, даже если не сможет вспомнить, как выглядит она сама.       Она была странной, безумной и абсолютно беззастенчивой. Словно женская версия самого Джесси, и, возможно, поэтому, она так сильно запала ему в душу. С ней было легко: можно было ничего не говорить, оба словно читали мысли друг друга. Хватало одного взгляда, чтобы поделиться эмоциями, которые они всегда делили пополам.       Она всегда была рядом с ним, оберегая и поддерживая. Туры и интервью, важные мероприятия и простые тусовки — она скрывалась в тени, приглядывая за ним, или же была совсем близко, давая каждому понять, что она тут ради него. Джесси не раз благодарил судьбу за такой подарок, за человека, который стал с ним единым целым, при этом не требуя ничего взамен.       А он всё равно делал для неё всё, что мог. Сотни общих фото в соцсетях, дорогие и пустячные подарки, лестные слова и чувственные прикосновения — ему нравилось видеть её улыбку и мерцающие глаза, он хотел быть причиной её счастья, он и был причиной её счастья.       Но в один момент всё поменялось. Возможно, свою роль сыграла хроническая усталость Разерфорда, его апатия ко всему, нежелание чем-либо заниматься. Ей стало слишком трудно тащить парня со дна, на которое он опустился. Стало невыносимо тяжёло осознавать то, что она не в состоянии больше делиться с ним своей тягой к жизни. Оба стали заложниками своих же несбыточных мечт и желаний, направленных вникуда надежд, всё вдруг перестало нести в себе смысл.       Она уходит, и этим же вечером Джесси узнаёт о её смерти. «Сбила машина…» — и он уже больше ничего не слышит, потому что внутри его переполняет и сдавливает все органы невыносимая боль, от которой невозможно избавиться. Напилась и случайно попала под авто? Бросилась специально? Не столь важно, ведь это не меняет сути произошедшего. Её нет, а вместе с ней пропала и сущность Разерфорда — она так и не вернула всё то, что принадлежало ему, что он безвозмездно отдал ей.       Казалось, он мог бы пережить и самую жуткую ссору, и потерю близкого друга, и прощание со сценой, и потерю всего того, что он нарабатывал долгие годы, и даже если бы о нём вдруг все забыли — даже это он мог бы принять. Разерфорд был готов пережить сотню, тысячу раз любой из его самых жутких кошмаров, если бы взамен ему бы вернули его девочку.       Пустующий дом, прокуренные комнаты. Джесси не живёт, а только пытается пережить очередной день, который неумолимо наступает за предыдущим. В стеклянном взгляде не отражается ни единого блика эмоции, просто потому, что парень уже ничего не чувствует. Прошла истерика с трясущимися руками и неумолимо льющимися из глаз горячими слезами, размазанными по всему лицу; ушло чувство вины за всё невысказанное и всё, что не следовало бы говорить; боль, которая медленно расползалась по Разерфорду, теперь полностью охватила его тело и разум, став привычной и словно неощутимой.       Он сам стал своей же невыносимой болью.