Первый год моей последней жизни

Вам часто доводилось ловить себя на мысли? О, всё верно, насколько часто вы ловите себя на мысли? Да-да, именно так, ведь этому предложению не суждено иметь продолжения, да и формулировка правильная – речь ведь идет об одной-единственной мысли. Итак, представляется ли для Вас возможным крепко ухватить строго определенную, конкретную думу и надежно удержать её в своём воображении? Со временем, разумеется, она рассыплется, будто горсть сухого горячего песка, но хватит ли у Вас сил, чтобы сохранить её в начальном состоянии в течении хотя бы пары-тройки секунд? Если Ваш ответ варьируется от абсолютно нейтрального, ибо Вы просто посчитали достаточно странным отвечать на вопрос в своей голове, до утвердительного, то Вы уже являетесь чрезвычайно счастливым человеком, даже если сами себя таковым не считаете. Что ж, в данный момент парень по имени Дэн Хауэлл не был счастлив ни на йоту. Его индивидуальный процесс мышления напоминал, скорее, всепоглощающий огненный вихрь, состоящий из хаотично проносящихся одна за другой мыслей, нежели непроглядную морскую пучину, саму по себе олицетворяющую спокойствие, которая характерна для способа мышления большинства людей. Хоть сейчас думы Дэна проносились лениво, оставляя за собой лишь бледный призрачный след, однако чаще всего это происходило со скоростью, по сути, в реальной жизни совсем несвойственной их обладателю. Парень дышал тихо и размеренно, прислонившись лбом к боковому стеклу автомобиля, по которому нещадно лупил на удивление промозглый для последнего летнего месяца дождь. По салону автомобиля, в котором стоял запах мокрого асфальта и, как отметил про себя Дэн, аромат просто чудом не выветрившегося раритетного одеколона его дедушки, которым, за неимением своего собственного, с утра вынужден был воспользоваться отец, гулял сквозняк. Мама вместе с младшим братом Дэна, Эдрианом, безмятежно спали на заднем сидении, хоть то, как они умудрились комфортно уместиться в настолько миниатюрном салоне, воистину поражало воображение. Когда Дэн краем глаза заметил, как Эдриан положил свою голову на колени Карен, а мама, опёршись рукой на дверь, непроизвольно прикрыла ладонью глаза, он понял, что на ближайшие 5 часов дороги он и отец останутся единственными бодрствующими людьми в этой машине, пребывающими в сознании, несмотря на действительно ужасно проведенную в доме родителей отца в Рединге ночь. Как только он для себя это уяснил, парень мгновенно отвернулся к окну и, вполне осознанно позаимствовав мамину спящую позу, прикрыл глаза и притворился благополучно отбывшим в страну Морфея, дабы только избежать необходимости поддерживать разговор с отцом. Нет, у Дэна и в помыслах не было бояться собственного отца – единственная причина, по которой он настолько усердно избегал беседы с Джорджем, заключалась в том, что парень заранее знал её исход, которому было просто предначертано стать чертовски неловким воплощением недосказанности. Отец либо собирался в буквальном смысле слова бомбардировать своего сына до одурения нелепыми и бессмысленными вопросами из серии «Как дела?», правдивые ответы на которые никогда никого не интересуют, либо же планировал рубить с плеча да спрашивать у Дэна то, с чем парень сам рад бы разобраться, но, увы, уровень эффективного самоанализа для этого прокачать ещё надо было. Порой юноше казалось, что он и вовсе не любил отца, поскольку в его представлении то, что так усердно и добросовестно воспевается в 40 песнях британского синглового чарта из, соответственно, 40 возможных (речь идет, разумеется, о любви), - это когда ты не можешь представить свою жизнь без наличия конкретного человека в ней. Возможно, Дэн особо и не заморачивался с определением понятия «любовь» непосредственно для себя, однако одно он знал наверняка: представить жизнь без отца ему было проще некуда, ведь тот собственноручно создал для этого наиблагоприятнейшие условия. С Джорджем это был классический (или же, как предпочел бы выразиться Дэн, просто банальный) случай: целыми днями он работал, приходя домой, вместо ужина с семьей, откупоривал бутылку с пивом, усаживался за компьютер и, собственно говоря, на этом всё (ожидать от него чего-либо большего значило бы заниматься самообманом). В выходные он довольно-таки часто проводил время со своими друзьями, иногда – с женой и младшим сыном, никогда – с Дэном. Однако так было не всегда: до того, как Дэн отправился в школу, отец уделял своё свободное время и ему, и, если сейчас побывать на чердаке в доме у дедушки с бабушкой, то характерные этому месту ароматы древесины, старых книжных страниц и бабушкиных яблочных кексов могут помочь возобновить в памяти парня какие-то отдельные фрагменты тех редких моментов, проведенных с отцом, но это будут не более чем просто жалкие обрывки воспоминаний. Так на кой черт они сдались Дэну, если действительность так разительно от них отличается? И если бы отец охладел лишь только к нему одному, парень был бы, откровенно говоря, намного более счастливым человеком, чем сейчас, когда Джордж вел себя обособленно, замкнувшись в себе, отгородившись и от матери Дэна с его младшим братом в том числе. Семья Дэна, разумеется, никогда не вписывалась в рамки ни одной телевизионной программы (иными словами, даже отдаленно не напоминала какой-нибудь очередной идиотски-счастливый телевизионный ситком с предсказуемой концовкой), однако парню всё же очень хотелось бы, чтобы одним ужасным днём (просто потому, что каждый его день был по-особенному ужасен) всё вернулось в прежнее русло, вызвав сбой в этой беспощадной системе автоматического производства ужасных дней и явив этому миру хотя бы один чертов день в семье Хауэллов, который можно было бы назвать счастливым. Парень непроизвольно сделал глубокий вдох и попытался как можно более незаметно сменить позу, чтобы хоть немного ослабить боль в локте, вызванную его тесным двухчасовым контактом с дверью автомобиля. Краем глаза он заметил, как отец кинул на него мимолетный взгляд, при этом немного резко, практически рефлекторно, повернув голову в сторону сына, благодаря чему Дэн мгновенно осознал, что он благополучно выдал себя. Приличия ради ему все ещё довелось изображать спящего в течении последующих трёх минут, но затем он решил, что и так уж окончательно и вполне успешно завалил всё, и немного погодя выровнялся в автомобильном сидении. На этот раз отец не оторвал взгляда от дороги. Некоторое время Дэн лишь пребывал в прострации, слушая (но, на самом деле, не слыша) гармоничное сочетание звуков, состоявших из тихого гула мотора, постукивания дождевых капель по оконному стеклу и яростного шума ветра в кронах деревьев. Его собственная (однако, стоит упомянуть, довольно-таки мнимая) гармония была нарушена на удивление громким, будто разрезающим густой воздух в салоне автомобиля, покашливанием со стороны водительского сидения. «Эм, я гляжу, не спится что-то тебе сегодня, а?» - просто, без особого интереса в голосе, как если бы не задавая вопрос, а отвечая на него, спросил парня Джордж. Дэн перевел на отца свой блуждающий взгляд и тупо уставился на него, при этом промычав что-то, очевидно, обозначающее утвердительный ответ, себе под нос. По-прежнему глядя лишь на дорогу, отец хмыкнул и нахмурил брови, таким образом, как предположил Дэн, изображая по-настоящему дьявольскую сконцентрированность и давая сыну понять, что на этом, собственно говоря, разговор и окончен. Парень отвернулся от него и, не глядя, отыскал в сумке, небрежно валявшейся у него в ногах, свои прямо-таки раритетные наушники, у которых звук исходил лишь из правого, рабочего, динамика прибора. Что ж, справа от него как раз и было расположено водительское сидение, оккупированное отцом, так что, очевидно, судьба ненавидела его не настолько сильно, насколько он предполагал. Не желая предоставлять себе даже выбор песни, он, дав волю лишь своим пальцам, быстро пролистал список (вернее, его начало – сам список был невообразимо длинным) и, не отрывая безразличного взгляда от хлестающего за окном ливня, нажал на кнопку «PLAY». Разумеется, ему не потребовалось и на секунду прерывать своё увлекательнейшее занятие: он знал эту композицию наизусть. «Disenchanted» группы «My Chemical Romance», несомненно, занимала особое место в его сердце. Благодаря этой песне (не исключено, что зачастую лишь ей одной) парню удалось пережить наиболее ужасный и трудный период своей жизни, единое воспоминание о котором сейчас же заставило Дэна тяжело сглотнуть и устало прикрыть глаза. Особенные обрывки фраз, отображающие собственную историю Дэна и его повсеместное душевное состояние, яркими вспышками мелькали в его воображении: «I hate the ending myself, but it started with an alright scene…», «It was the roar of the crowd that gave me heartache to sing…», «It was the lie when they smiled and said “you won’t feel a thing”…», «I spent my high school career spit on and shoved to agree…». Отчаянно несущийся поток мыслей вновь пробил брешь напускной безмятежности парня, и он снова подумал об отце. Дэн искренне ненавидел тот этап самоанализа, на котором человеческий разум начинали, будто комнатный плющ, оплетать сомнения и противоречия, и окончательные выводы, к которым ты уж, казалось, пришел, обращались в прах. Сейчас, бесспорно, именно это и происходило. А ведь парень всё-таки был благодарен отцу, так как именно Джордж избавил Дэна от необходимости ежедневно возвращаться в адский вихрь стыда, отвращения и жуткой ненависти, в котором он безвылазно пребывал в безоговорочно худшие годы своей жизни. Откровенно говоря, отец сделал это без особого энтузиазма, да и, ладно уж, не он это сделал вовсе. Правда заключалась в том, что год назад Джорджа уволили с его предыдущей работы, на которую он когда-то устроился не по специальности, и посему им пришлось переехать с «маленького» и, как расценивал сложившуюся ситуацию отец, довольно-таки «бесперспективного» Вокингема, расположенного на юго-востоке Англии, в Манчестер, который лежал в абсолютно противоположном направлении – на северо-западе страны, и вблизи которого проживали родители мамы Дэна. Хоть единственное, что им удалось сделать за год жизни в Манчестере, - это отыскать отцу ещё одну работу не по специальности, Дэн здесь чувствовал себя намного менее несчастно и жалко, нежели в своём родном городе, где каждый чёртов переулок напоминал ему о произошедшем. Сам того не осознавая, от единой мысли об этом он стал нервно теребить браслеты с рок-фестиваля на своей левой руке. Приоткрыв глаза, Дэн поднес запястье к лицу, дабы получше разглядеть последний приобретенный им браслет, на котором отчетливо виднелась яркая надпись «READING WEEKEND 2009», говорящая о том, что его обладатель вчера побывал на одном из двух ежегодных рок-фестов под названием «Reading & Leeds», проходящих в последние пятницу, суботу и воскресенье августа. И вот сегодня, 31 августа, - это, по сути, день прощания с последним беззаботным летом его ничтожной жизни, пронесшимся у него перед глазами со скоростью, равной той, что имеет «Сокол Тысячелетия». Грядущий учебный год, разумеется, принесет с собой невообразимое количество какого-нибудь нового дерьма, в котором Дэну суждено погрязнуть до вполне предсказуемого появления ещё одной, более массивной, партии той же субстанции, которая ожидает парня в устрашающе недалеком будущем при выборе профессии. Что ж, последний год учебы в школе, а затем – сверхмассивная черная дыра неизвестности. Какая воистину потрясающая перспектива! В правом наушнике Дэна иронично заиграла «New Perspective» группы «Panic! At The Disco» (очевидно, у его MP4 всё же было чувство юмора). Под звуки приятной музыки Дэн невольно расслабился, размеренно задышал и, как он попытался сам себе внушить, прикрыл глаза лишь на пару-тройку секунд. Конца песни парень не слышал: к тому времени он уже умудрился провалиться в глубокий сон.