Первый год моей последней жизни

Верить в приметы – невообразимо идиотская привычка и до одурения непрактичный навык. Ведь они-то в основном являются предвестниками чего-нибудь особо скверного и паршивого: какой-то очередной беды, неудачи, несчастья. А вот Вы, разумеется, даже и не догадывались, что что-либо настолько катастрофическое вообще способно существовать до тех пор, пока не узнали, что это точно должно произойти в Вашей жизни. И знаете что? Оно и происходит. Отнюдь не потому, что такова Ваша неизменная судьба-спутница, но не иначе как наперекор ей: паника и боязнь предсказанного элементарно поглощают Вас на пару с Вашей судьбой, в результате чего вся жизнь обращается в сплошной, непроглядный хаос. Согласитесь: приятного в этом мало, но вот забавное отыскать вполне возможно, едва ли подумав о том, что всего вышеупомянутого и не случилось бы вовсе, если б только не Ваша непоколебимая вера в злосчастное лже-предсказание. Навязчивая хорошая примета – несомненно, вещь куда более редкая и отрадная. И понятное дело, ведь результатом обычно бывает даровая прокачка скилла уверенности в собственных силах, которой и дурак не побрезгует. А когда человек спокоен как удав и убежден, что успех неизбежен, то и удача, будто преданная фанатка, следует за ним везде, куда бы он только не вздумал направиться. В сравнении с Богом, в которого Фил бы и не прочь поверить, если б только собственный интеллект под ногами не мешался, с приметами дело обстояло принципиально иначе: желания верить в них у парня и в помине не было, но вот докучливая вера всё равно оставалась. Докучливой она была потому, что буквально мозолила кору головного мозга, когда бы Фил ни встречал какую-либо примету на своём жизненном пути. А, благодаря суеверной старушке, жившей по соседству с родителями Фила ещё с незапамятных времён, которую из-за её жутких сказок, мистических повествований и леденящих душу народных примет просто обожали все дети в округе, он уже к первому году учебы в школе мог бы спокойно защитить диплом по английской фольклористике. Иными словами, примет он знал предостаточно. И если найденный четырехлистный клевер, монетка, попавшаяся в куске традиционного йоркширского пирога, и пузырьки, образовавшиеся на поверхности чая, по праву обеспечивали Филу отличное настроение на целый день, то вот ботинки, бездумно поставленные на стол, встреча с двумя воронами, непреднамеренное рассыпание соли и птица, залетевшая в дом, непременно означали, что в этот день у парня всё уж наверняка пойдет наперекосяк. Сегодняшнее утро началось несколько иначе. Фил очнулся в несусветную рань, практически мгновенно перегруппировавшись в сидячее положение, и как будто и вовсе на свежую голову оглядел свою комнату, погруженную в предрассветный полумрак. Бьющий в глаза ярко-красный свет, исходящий от дисплея электронных часов, стоявших на тумбочке у кровати, привлек его внимание в первую очередь. Пять часов утра, черт возьми! Да ведь этому дню просто суждено стать парадоксом. Нащупав в темноте очки, оказавшиеся, вследствие беспощадной и всесокрушающей ночной битвы с одеялом, где-то у Фила в ногах, под теперь уже изрядно помятой книжкой, он подтянул к себе колени, обвив их своими длинными бледными руками, и прикрыл глаза. В его голове было пусто, будто на ночном вокзале, однако мысли о том, что в комнате слишком душно для того, чтобы вновь попытаться уснуть, всё же удалось там проскользнуть. Как бы в ответ на это парень что-то невнятно промычал и неохотно, всё ещё не размыкая век, начал ступнями отыскивать собственные тапочки. Когда Филу надоело бездумно возить свои ноги по полу как автомобильные стеклоочистители, он раскрыл глаза, и в поле его зрения тут же попал компьютер, что, по сути, и дало ему мотивацию наконец принять факт того, что встать с кровати ему всё же придется. Приподнявшись с места, он размеренно зашагал в сторону окна, а подойдя к нему, поднял его створку и впустил в свою комнату утреннюю прохладу. Включив ноутбук (которому, равно как и его обладателю, необходимо было как минимум часа два, чтобы действительно включиться), он тихо, крадучись, проскользнул в коридор, и медленно направился в сторону ванной комнаты, отчаянно стараясь не задеть своими длиннющими конечностями ни один из экспонатов домашнего ботанического сада своей матери. Удовлетворив же, будто сим, лишь какую-то определенную часть своих жизненных потребностей, он покинул ванную, уже куда более спокойно прошел по коридору и спустился по на удивление бесшумной для такого древнего дома лестнице, устремившись в направлении кухни, подгоняемый чувством голода. Машинально проделав все необходимые приготовления для заварки ароматного китайского чая, Фил взялся топить жалкие крохи – всё, что осталось от его любимых цельнозерновых хлопьев с кусочками шоколада – в ледяном молоке. В отличие от людей, аппетит которых исчезает с единым лишь намеком на появление навязчивого чувства волнения, Фил всегда, наоборот, начинал испытывать какой-то волчий голод, как только его решала навестить тревога, что лишь забавляло членов его семьи (в особенности – старшего брата Фила, Мартина). Опустошив содержимое тарелки, что скорее было молоком с хлопьями, попавшими туда лишь по воле случая, чем хлопьями с молоком, Фил налил себе чай и, стараясь благополучно не расплескать горячий напиток по дороге, направился в собственную комнату. Чудом умудрившись не разбудить ни одного жителя дома и таким образом, несомненно, подняв свой уровень навыков класса теневого вора до невиданных высот, парень добрался до пункта назначения – своей спальни, дабы обнаружить, что ноутбук его уже раскочегарился на полную (что заставило Фила вздохнуть с облегчением, ибо его компьютер в последнее время имел моду внезапно выключаться при загрузке). Взявшись за прочтение комментариев под видео, добавленным им же на Youtube сегодня в первом часу, и выборочно отвечая на них, парень вскоре и вовсе потерял счет времени, опомнившись лишь тогда, когда снизу послышалось звяканье посуды, указывающее на то, что кому-то ещё в этом доме удалось благополучно вырваться из объятий Морфея. Сейчас же было уже семь часов утра, а дорога к новому месту работы парня – учебному заведению Ньюволл Грин Хай-скул, в чём Фил, носясь туда и обратно с документами, неоднократно убеждался, занимала добрых сорок минут ходьбы. На школьном автобусе доехать до школы можно было бы, вероятнее всего, лишь спустя один час езды: слишком уж часто по пути совершаются остановки с целью подобрать учащихся. Да Филу и самому хотелось бы совершить утреннюю прогулку, прежде чем знакомиться с кем-либо из студентов, ведь на свежую голову это и делать, знаете ли, приятней. Свою классную комнату (и по совместительству - рабочий кабинет) парень обустроил заранее, облагородив каждый подоконник как минимум тремя цветочными горшочками, разложив по всевозможным полкам папки с необходимой документацией, упрятав жизненно важные учебные планы, краткие письменные характеристики учеников из каждого класса, предоставленные ему школьным психологом, и японскую игрушку-талисман в выдвижные ящики учительского стола. Он посчитал, что рабочее место должно отображать саму суть его индивидуальности, что, несомненно, поспособствует появлению заинтересованности у студентов, разделяющих его интересы и предпочтения. Именно поэтому в углу, где был расположен его стол, отныне гордо красовались плакаты с персонажами различных сериалов, мультсериалов, видеоигр, полнометражных картин, а также отдельных музыкальных исполнителей и коллективов. По стенам, что находились ближе к ученикам, парень расклеил постеры несколько иного – как он рассудил, более учебного – характера. На них были изображены наиболее известные представители английской литературы: Уильям Шекспир, Джейн Остин, Чарльз Диккенс, Джон Донн, Уильям Блейк – в образе хипстеров. Портреты, к которым прилагались ещё и цитаты, на удивление соответствующие новоприобретённому хипстерскому имиджу писателей, Фил счёл настоящими произведениями искусства. Более того, его настолько увлекла эта тематика, что он даже удосужился приобрести специальную, предназначенную исключительно для распивания кофе в пределах школы, кружку с надписью «Не вынуждайте меня ямбить на всех вас» и, разумеется, изображением маленького стильного Шекспира в очках «Ray-Ban». Завершающим штрихом совершенствования классной комнаты была крупная надпись, помещенная Филом над дверью, возле часов, сугубо для тех студентов, которые привыкли посвящать проверке времени больше половины урока, которая гласила: «Время пройдет. Ну а ты пройдешь мой тест?». Что ж, теперь, когда рабочий кабинет Фила, как никогда прежде, был готов к учебному году, самому парню необходимо было перевоплотиться с почётного обладателя синдрома хронической усталости в человека, который хотя бы отдалённо напоминал учителя. Осознав, что не сделал ни черта для приближения к собственной цели хоть на один метафорический миллиметр, он показательно захлопнул ноутбук и сиюминутно принялся приводить себя в порядок. Наспех уложив волосы, одевшись и затолкав некоторые документы, взятые им ранее в школе, в сумку, имевшую, как посчитал парень, наиболее офисный вид, он бегло осмотрел свою спальню, неосознанно оттягивая время, и всё же покинул её. Внизу, на кухне, где его взору предстала семья в полном сборе: отец, мать и старший брат – Фил был так радушно и непривычно для столь раннего часа встречен целой серией всевозможных вопросов касаемо его настроя на сегодняшний день, которые члены семьи не преминули задать одновременно, в унисон, что он сперва даже опешил. Но затем это, несомненно, заставило взволнованного парня от души рассмеяться и помогло ему расслабиться. Выдав на одном дыхании краткие ответы, он, немного помедлив, скромно улыбнулся им, пожал руки мужской части населения, находящейся в комнате, поцеловал маму и не оглядываясь выскочил на улицу. Снаружи было свежо после ночного дождя, явившегося будто бы из ниоткуда, безветренно и, как про себя отметил Фил, как-то по-праздничному солнечно. Дабы добраться от его дома до Ньюволл Грин Хай-скул, необходимо было идти по прямой около 2/3 всего пути, а затем делать резкий поворот направо. Одним словом, спустя лишь 40 минут ходьбы в вашем поле зрения возникало красивое белое двухэтажное здание воистину впечатляющих размеров, коим, соответственно, и являлась сама школа. Чтобы скоротать время с пользой, направив собственные мысли в правильное русло и задав себе необходимый настрой, Фил достал из сумки наушники, потратил на их распутывание добрых пять минут и наконец подсоединил их к мобильному телефону. Пролистав собственный плейлист, Фил всё-таки решил остановиться на саундтреке к аниме «Шёпот сердца», который назывался «Country Roads», а заслышав знакомую музыку, улыбнулся уголками губ и ускорил шаг. Причина для спешки у Фила была довольно веской: прежде чем приступать к занятиям, ему необходимо было пройти регистрацию в учительской, после – добежать до собственной классной комнаты за секунд эдак пятнадцать, дабы оставить там свою сумку, а затем выйти во внутренний двор школы, служивший также и концертным залом в теплое время года, - для первого торжественного построения. Выполнив всё это и выслушав первосентябрьскую речь директора касаемо планов и наставлений на новый учебный год, преподаватель должен был забрать класс, у которого ему предстояло провести первый урок, и сопроводить детей в классную комнату. Фил уже успел досконально изучить расписание, и поэтому точно знал, что сегодня у него были все пять уроков с двумя перерывами: двадцатиминутным – на то, чтобы выпить кофе и съесть что-нибудь в высшей степени неполезное и холестериносодержащее, сорокаминутным – дабы приобрести ланч в школьной столовой и раззнакомиться с учителями, разделявшими трапезу, по обыкновению, за одним столом. Начинать знакомство с учащимися Ньволл Грин Хай-скул парню предстояло с урока английского в седьмом классе, что должен был пройти гладко: ему отлично удавалось находить общий язык с детьми подобного возраста. Вообще, согласно ученому плану, первое сентября был заурядным, ничем не примечательным учебным днём, однако Фил Лестер не был бы собой, если б хоть какую-нибудь работу выполнял сугубо по шаблону. Белое здание школы уже выглядывало из-за деревьев, а по дороге встречалось всё больше подростков в темно-синих школьных пиджаках с какими-то воистину громадными рюкзаками за спиной, когда в наушниках Фила заиграла «When the Day Met the Night» группы «Panic! at the Disco». Парень слушал эту песню на повторе, пожалуй, вот уж неделю четвёртую, поэтому, как только из динамиков стало доноситься такое знакомое мелодичное начало композиции, рука Фила будто бы сама потянулась к телефону, покоящемуся в кармане, дабы увеличить громкость. Собираясь взглянуть на время, высветившееся на дисплее, он лишь успел заметить, как перед его глазами что-то мелькнуло, а затем почувствовал, как аккурат на его ладонь приземлился темно-зеленый буковый лист, сорванный с дерева внезапным порывом ветра. Сперва Фил шутливо удивился меткости стихии, но потом припомнил, что словить падающий лист осенью – счастливейшая примета. Согласно ей, каждый словленный осенний лист – незыблемая гарантия одного месяца удачи. Что ж, сегодня парню определённо обречён на успех: с утра он ненароком накинул на себя пиджак, вывернутый наизнанку (что сулило ему приятный подарок), выпил чай с пузырьками на поверхности (предвестники скорых поцелуев) и поймал буковый лист в первый день осени (соответственно, удача в целом). Весёлые ученики, идущие рядом, которых Фил стал с интересом рассматривать, сумели отвлечь парня от его мыслей. Подростки небольшими группками направлялись ко входу в школу, где уже образовалось столпотворение из других учащихся, что говорило об одном: утреннее построение во внутреннем дворе школы всё ещё не началось. Это заставило Фила облегчённо вздохнуть, спрятать наушники в карман и устремиться к дверям школы широким шагом. Придержав для младших студентов дверь и одарив их улыбкой, он проскочил в здание и, как и предполагалось, ужаснувшись времени, что показывали часы в холле, понесся к учительской, дабы пройти процедуру ежедневной регистрации. Покончив с этим, он, не сбавляя скорости, побежал к своему кабинету, открыв который, он практически сразу покинул его пределы, лишь кинув в спешке на стол сумку. Во внутреннем дворе школы Фил заявился лишь за пару-тройку минут непосредственно до начала самого первосентябрьского построения. Парень приблизился к учителям, стоящим на сцене, что возвышалась над преобладающим большинством народа, добродушно поприветствовал их и наконец получил возможность внимательно оглядеть лица учеников школы, половину которых ему предстояло знать поименно. Подростки были выстроены в линии на тех местах, что предназначались для их класса, и всё ещё оживлённо болтали друг с другом, так как ни директор, ни президент школьного совета ещё не дали знака замолчать. Они располагались таким образом, что вместе с учителями, занимавшими сцену, образовывали прямоугольник; в центре внутреннего двора не стоял никто. Самые маленькие, только вступившие в Ньволл Грин Хай-скул студенты стояли ближе всего к левому концу сцены, переминаясь с ноги на ногу и беспокойно оглядываясь: вероятно, в поиске своих родителей. Вблизи идентично чувствующего себя Фила, стоящего на другом, правом, крае возвышения, находились старшеклассники – учащиеся двенадцатого и тринадцатого классов, каждый из которых был младше Фила максимум лет на пять. И хотя в большинстве школ «шестиклассники» (таково общее название тех, кто, более-менее успешно сдав экзамены 11 классе, уже получил аттестат о среднем образовании) вольны ходить в том, в чём им только заблагорассудиться, в Ньволл Грин они, как и семиклассники, обязаны были носить школьную форму. В сравнении с миниатюрными семиклассниками, они, хоть и вели себя как малые дети, толкая друг друга локтями, наступая соседям на ноги и от этого лишь больше заливаясь смехом, уже выглядели довольно-таки статно: тонкие девушки смотрелись по-женственному аккуратно, парни же, даже со своей позиции превосходящие ростом некоторых учительниц, что стояли на сцене, – как-то по-мужски небрежно, но от этого не менее представительно. Фил решил начать своё визуальное знакомство со студентами школы именно с этих учащихся: в их обществе ему-то и придётся проводить большую часть своего времени (ибо старшеклассникам, выбравшим английский одним из профильных предметов, всегда уделяется чёртова ума времени). Блуждая глазами по синеве школьных пиджаков и юным беззаботным лицам, Фил сам не успел осознать, как его взгляд остановился на выделяющемся из толпы чёрном пятне: видимо, кто-то из школьников всё же предпочёл проигнорировать установленные учебным заведением правила дресс-кода, решив приодеться на свой собственный лад. Это заставило Фила сделать попытку наконец хоть на чем-то сосредоточиться, обратив свой несколько расфокусированный взор на человека, очевидно, восставшего против ношения школьной формы. Это был парень. Он стоял несколько поодаль от толпы, опершись о белую колону и склонившись над каким-то предметом – вероятно, мобильным телефоном – таким образом, что длинная тёмно-каштановая чёлка закрывала половину лица её обладателя. Его школьная форма, которую и формой-то назвать было возможно лишь с большой натяжкой, разительно отличалась от той, в которую были облачены поголовно все студенты Ньволл Грин Хай-скул (хотя бы потому, что он, будто бы пребывая в трауре, был одет во всё черное). На нём были зауженные чёрные джинсы, порванные в области коленных чашечек и приспущенные ровно настолько, насколько это позволяли даже не меры приличия, а его свободный шипованный ремень. Поверх чёрной рубашки был небрежно накинут пиджак идентичной расцветки, рукава которого были закатаны до локтей, обнажая при этом очертания тонких запястий старшеклассника, что скрывались за единственной яркой частью его образа – разноцветными тряпичными браслетами. Несмотря на то, что спина его была сгорблена так сильно, как если бы его насилу заставили изобразить чахлого стодвадцатилетнего старца, всё же было предельно ясно: парень был выше любого из своих одноклассников. Он, будто каменное изваяние, стоял не сдвигаясь с места и продолжал упорно глядеть в экран своего телефона (Фил просто сомневался, что хоть кто-нибудь стал бы так внимательно разглядывать единую лишь поверхность собственных ладоней), будто бы весь окружающий мир не стоил и медяка. С каждой прошедшей секундой Филу, охваченному уже чисто научным интересом, было всё любопытней узнать, как же выглядит ученик, так беспрецедентно бросивший вызов школьному уставу: смутьянов-то ведь нужно знать в лицо! Он уже, откровенно говоря, даже стал возлагать надежду на директора, громогласное обращение которого должно было привлечь к сцене взгляды всех учащихся. Однако слишком уж долго ждать ему не пришлось: к новоиспечённому мятежнику медленно, будто бы невзначай, приблизилось двое задорно переглядывающихся между собой девушек, внезапное появление которых вынудило его вынырнуть из-под чёлки и одарить их вопрошающим взглядом. Ответом ему послужил лишь их заливистый смех, прозвучавший как-то синхронно, после чего девушки предпочли вернуться к своему классу, о чём-то оживлённо перешёптываясь, на что Фил и не обратил внимания, ибо уже был занят рассматриванием того, что ему так не терпелось увидеть – лица парня в чёрном. Лишь когда по всему периметру двора разнесся громоподобный голос директора, наконец, начавшего произносить речь, Фил, будто бы отойдя от состояния полудремоты, смог почувствовать на себе ответный взгляд насмешливых тёмных глаз. Первой реакцией его тела было мгновенное отведение взгляда в сторону, но настойчивое мысленное напоминание себе о том, что он, чёрт его побери, учитель, который должен уметь удерживать зрительный контакт со своими студентами, заставило его вновь сфокусировать зрение на том, кто, в свою очередь, всё ещё продолжал рассматривать его. Словив повторный взгляд Фила, наглый парень с наигранным удивлением вскинул широкие брови, а затем, как показалось Филу, беззвучно хмыкнул и демонстративно, мгновенно приобретая скучающий вид, отвернулся. Что ж, отныне Филу оставалось лишь надеяться на то, что этот прирождённый эталон примерного учащегося достанется какому-нибудь другому несчастному, ибо в первосентябрьские планы Лестера определённо не входил пункт «быть доведённым до белого каления учеником, с которым ты ещё не перемолвился и парой слов». Всё оставшееся время, отведённое школьным советом сугубо на директорскую речь, Фил недвижимо простоял на месте, пребывая в терпеливом ожидании того момента, когда глава школы наконец приступит к представлению студентам их новых учителей. Едва ли заслышав собственное имя, он вышел на середину сцены и, широко улыбнувшись, помахал всем учащимся рукой. Выстроившись в один ряд с двумя другими преподавателями, как и он, только прибывшими в Ньюволл Грин Хай-скул, чьи имена были названы немногим ранее, Фил, почувствовав себя несколько уверенней, стал действительно вслушиваться в речь директора, уже, очевидно, подходящую к логическому завершению. Когда последний принялся объявлять каждому классу, за кем из учителей им предстоит следовать на первый урок, Фил ещё раз оглядел внутренний двор школы с высоты сцены, не преминув обратить взор на группу старшеклассников и боковым зрением отметив, что спесивого молодого человека, облаченного во всё чёрное, больше не было на его излюбленном месте. Не успев понять, что и думает по этому поводу, Фил, сойдя со сцены, умудрился оказаться прямо перед новоприбывшими рекрутами-семиклассниками, все взгляды которых уже были выжидательно обращены исключительно на него. Небезызвестное «Вы готовы, дети?», избранное им в качестве приветствия с воистину огромным риском окончательной потери чувства собственного достоинства, сослужило ему отличную службу: большинство подростков, как-то расслабившись, заулыбалось ему в ответ и даже решилось асинхронно, но достаточно звонко прокричать ему ответную реплику из мультсериала. Ментальная связь, оперативно установленная с подростками, и вербальное взаимодействие, получившее их несомненное одобрение, придали учителю уверенности ровно настолько, чтобы практически сразу перевоплотиться в их сверстника и начать общаться с ними на равных. К концу их общей тридцатисекундной прогулки к классной комнате Фил, отметив про себя наличие неподдельной заинтересованности в их взглядах, когда они внимательно слушали, как увлеченно он рассказывал им о компьютерных играх, понял: теперь их уважение он может потерять лишь в том случае, если перестанет быть собой (чего он, определённо, предпринимать не собирался). Ещё не приноровившись открывать дверь собственного кабинета, он, отшутившись как-то наподобие: «Ну вот видите, даже моя дверь противится работать в этот день!» перед детьми, присел на корточки и со знающим видом принялся разглядывать замочную скважину. Хоть в холле и было довольно-таки шумно, ибо ещё не все учителя сумели сопроводить школьников в классные комнаты, среди всеобъемлющей какофонии звуков довольно-таки отчетливо выделялся голос приближающегося громовержца-директора, очевидно, яростно порицавшего кого-то, чьего голоса слышно не было (но кто, вероятно, умудрялся постоянно вставлять свои реплики в речь главы школы: последний всё время сбивался и замолкал). Лишь когда этот неистовый вихрь остервенения и гнева проносился мимо, Фил, повернув голову, смог узнать в обвиняемом, которому, судя по тону директора, уже успели вынести смертный приговор, того парня в чёрном, который стоял у белоснежной колонны во время утреннего построения. Последний, имея настолько невозмутимый вид, как если бы он выгуливал собачонку, а не пребывал в обществе директора, широким шагом (в отличии от старшего мужчины, имевшего меньший рост, из-за которого он еле-еле поспевал за своим студентом) направлялся в сторону выхода. Директор продолжал повторять что-то про этот «недопустимо вульгарный» внешний вид и, соответственно, отстранение ученика от занятий ввиду того, что, мол, «завоза новой партии запасной школьной формы всё ещё не было, одолжить нам тебе нечего», до тех пор, пока они не завернули за угол, а голоса их благополучно не утонули в десятках других. Что ж, видно, именно в этот учебный день активизация хороших примет в жизни Фила была удостоена официального подтверждения директора школы: его потенциального ученика, обладавшего таким крутым нравом, который, по сути, сулил лишь одни проблемы, отстранили с занятий. Вполне неплохо, скажите?