До последнего

Шадия

— Тише, тише, малышка. Только не теряй сознание! И как тебя угораздило?       Боль разъедала переднюю правую ногу, резала ножами, кромсала огромными серпами и жгла неумолимым костром. Шадия поморщилась и резко завопила, когда отец левитировал её в воздух. Рог щипало от такого резкого выброса магии, а единорог выглядел мрачным и раздраженным. — Нас же теперь найдут! — воскликнул он, осматривая поврежденную ногу. — Зачем ты полезла наверх?! — Но я же не знала, что эти кристаллы такие хрупкие! — всхлипнула Шадия, закусывая губу. Она не смотрела на ногу и отца, а глядела на изуродованную стену. Целый ряд осветительных кристаллов был обломан, а по их искромсанным осколкам капала кровь. Помимо ноги пострадали ещё щека и бок, но они отделались лишь простыми ссадинами. Нога же, на которую Шади так неудачно упала, была сломана так, что кости торчали наружу.       От резкой и сильной боли она завопила так сильно, что по всей пещере раздалось ужасное эхо, а на зов напуганной кобылки явилось нечто, что до сих пор спало.       Её собственная магия.       Шадия только потом по испуганным глазам отца поняла, что висит в воздухе, в окружении плотного магического сгустка. Он сиял ярко-алым, словно кровь, бьющая фонтаном из её ноги, и от него шла её боль и страх. Только эти чувства увеличились в разы и разнеслись на всю длину и ширину помещения. Единорожке почудилось, что она ощутила сотни тысяч чужих страхов: мумии, совы, призраки, отец, отец, отец… Она словно наяву увидела зеленый огонь с фиолетовой каемкой, статного черногривого единорога в красной подбитой мехом мантии, и огромное количество рабов. Реки, толпы. Скованные одной цепью.       Спустя лишь несколько секунд магия прекратила её держать, и кобылка шлепнулась на пол с самого потолка пещеры. Кость хрустнула ещё сильнее, а из глаз брызнули слёзы. — Почему нас найдут? — спросила она, морщась от прикосновений к кости. — Потому что твоя магия разлетелась на мили вокруг! — раздраженно воскликнул отец, сгибая свое копыто. — Теперь вся Империя слышала твою боль! — Кстати о боли, — Шадия постаралась улыбнуться, но получилась лишь болезненная гримаса. — Что мы будем с этим делать? — Я не смогу залечить твою ногу магией — слишком серьезное повреждение, — развел копытами единорог. — Остается только анабиоз.       Нельзя сказать, что это очень сильно расстроило кобылку. С самого начала ей был интересен этот прибор, а испытать его в действии было весьма соблазнительно. Шадия поморщилась и кивнула. — Хорошо. Только мне надо как-то дойти.       Отец усмехнулся и аккуратно подхватил её телекинезом. Щекочущая аура обволокла тело, словно вода в ванне, а поврежденная нога повисла вниз. Шади мельком взглянула на неё и чуть не свалилась в обморок.       Нога была рассечена от локтя до копыта. Кость торчала обломанным куском, остро глядящим вверх, а кровь, лившаяся из поврежденных сосудов, плескалась фонтаном. Единорожке стало дурно, а потихоньку вытекающее тепло начало давать свой эффект. — Шадия, не теряй сознание! Слышишь меня? Мы уже почти пришли.       Отец нес её по темным коридорам до лестницы, и только лишь его аура хоть как-то разгоняла тьму. Пульсирующая боль в суставе не давала покоя, и Шади выпадала из реальности. Она не помнила, как отец открыл дверь, ведущую в комнату с капсулой, не помнила, как он осторожно опустил её на холодную поверхность кристалла. Она не понимала, почему её так колотит и так холодно. Серьезно, очень холодно. Адски холодно.       Глаза сами собой закрылись, а тело стало ватным. Нога перестала пульсировать. Она вообще перестала ощущаться. Рядом что-то пикало и тренькало, раздавались какие-то странные звуки, похожие на жужжание. А затем она почувствовала сильный укол куда-то в грудь. — Прости, Шадия. Но у меня планы.       Тело выгнулось само собой, но боли она уже не чувствовала. Её накрыл полупрозрачный купол, а мир застлала красная пелена. На секунду ей показалось, что сквозь грудную клетку пустили мощный разряд тока, а легкие наполнились чем-то густым и тягучим. Она не могла вдохнуть, путаясь и погрязая в этой густой пустоте, но не чувствовала удушения. Всё было так странно, что мозг отказывался воспринимать это.       Ощущение схлынуло почти мгновенно. Шадия открыла глаза. Она лежала в капсуле, глядя на полупрозрачный купол крышки. Вернее на то, что на нем растекалось. Кровь.       Сердце вдруг забилось с удвоенной силой. Шади попыталась пошевелить ногой — та отдалась ужасной болью, но чуть менее сильной, чем была. «Отец?! — метались её мысли. — Отец, где ты?!» — Где моя дочь?! Что ты с ней сделал?!       «Нет! — вскрикнула единорожка, поворачиваясь на бок. — Только не она!» Кобылка попыталась открыть капсулу, упираясь ногами в крышку, но это не помогло. «Она рассчитана на то, чтобы выдержать вес камней, что могут с неё свалиться, — прозвучал голос отца в голове. — А открыть её можно только когда выйдет срок сна.» «Но он же вышел! — подумала Шади. — Почему же эта чертова крышка не открывается?!» — Я спросила где она! Что ты с ней сделал?       Единорожка прижалась к стеклу носом, чтобы попытаться разглядеть, что происходит снаружи. Она увидела лишь смазанные силуэты: один принадлежал высокой аликорнице с длинным рогом и огромными крыльями, а второй — скрючившийся на полу — её отцу. — Папа! — крикнула Шадия. — Папа!       Но капсула не пропускала звуков. В ноге появилось какое-то колющее ощущение, словно кто-то зашивал рану иголкой. Кобылка взглянула на неё и поразилась: перелом действительно сросся, оставив лишь небольшой свежий шрам на ноге, который стремительно затягивался. «Почему я тогда не сплю, если регенерация всё ещё идет?» — задалась вопросом единорожка, но ответа так и не нашла. «Сон лечит нас обоих, Шадия. Уж я-то знаю.»       Но силуэты за стеклом двигались, и она прижалась к нему совсем вплотную. Аликорница что-то негромко говорила, а отец так же тихо отвечал. А потом случилось то, что повергло Шади в состояние шока. «Нет» — вертелось на языке и в мыслях.       Аликорница засветила рог, и на скрюченный силуэт на полу обрушился большой кусок камня с потолка. — Оте-ец! — закричала Шадия во всю силу своего голоса. — ПАПА!       Аликорница закрутила головой, видимо, уловила звук, и уставилась на капсулу. Единорожка отчаянно билась копытами и головой о крышку, стараясь выбить её, но всё было тщетно.       Кобылья тень подошла ближе, и стекло засветилось бирюзовым сиянием. Капсула издала какое-то жужжание, и стекло плавно отъехало в сторону, втягиваясь в аппарат, словно язык лягушки. — Шади! — воскликнула мать. — Слава Богам с тобой всё хорошо!       Она попыталась обнять единорожку крыльями, но та жестко оттолкнула её копытами и перекатилась на пол. Она больно приземлилась на бок, но сейчас её это не волновало. Шади вскочила и побежала к отцу, лежащему под завалом.       Камень оказался не таким уж и огромным, и даже не целым. Особого вреда он не принес, но единорог лежал без сознания. — Зачем ты это сделала?! — со знакомой ненавистью, роднее которой были только волосы, воскликнула она. — Кто тебя просил приходить?!       Она магией перемещала крупные камни, чуть приподнимая их и стараясь не уронить, напрягая все свои магические способности. Небольшие осколки она судорожно разгребала копытами, а мать сзади молчала. — Что ты делаешь? — спросила она, когда Шади освободила отца. — Оставь его, Шади. Идем домой. — Я уже дома! — вскрикнула кобылка, хватая отца за шкирку ртом. Рог резко разболелся, и единорожке показалось, что он раскалился докрасна. — Уходи отсюда! — Шадия, мы идем домой. Что бы Сомбра тебе не говорил, он лгал. Поверь мне, он тебя не любит ни капли. — Это ты меня не любишь! — яростно промычала единорожка, отталкивая мать с дороги и водружая отца на кристальную поверхность, где недавно лежала сама. Она снова оттолкнула мать и поспешила к пульту управления. Крышка плавно выехала и встала на место, а Шадия ткнула на дисплей с временем сна. На нем высветились зеленые цифры, но кобылка подумала, что их будет недостаточно, чтобы полностью восстановить отца. Она ткнула на него и начала вводить нужные: один, ноль, ноль…       Страшной силы удар обрушился на её затылок.