Приоритеты

Промозглый дождь, разносимый порывами ветра, мелкими каплями хлестал плотно закутанную в плащ фигуру. Прорехи на старой потертой ткани открывали доступ воде к не менее старому, но все же шерстяному и довольно теплому свитеру с высоким воротником. Подранные и старательно заштопанные в нескольких местах штаны не доставали изношенных до дыр ботинок, открывая холодному воздуху тонкие щиколотки, а отсутствие на ногах носков великодушно позволяло ледяной воде из попадавшихся на пути луж до судорог морозить ступни. Торопливые шаги периодически прерывались спотыканиями о неровную брусчатку и мелкие камушки, не видные на плохо освещенной окраинной дороге и из-за натянутого на глаза капюшона. Молодой человек, торопясь к цели своего ежевечернего путешествия, быстро, но с некоторой опаской продвигался по узким трущобным улочкам, крепко прижимая к себе подрагивающими руками что-то под плащом. Выйдя за условную границу города, парень чуть свободнее вздохнул и уже увереннее направился к постепенно гаснувшим в отдалении огням, рваными кусками выхватывавшим из сгустившейся темноты грязноватую ткань разноцветных шатров кочующего цирка. Труппа приехала в город около трех недель назад, и до сих пор пользовалась большой популярностью у местных жителей, что и заставило владельца цирка, жадного до лишнего медяка низкорослого мужчину с круглой проплешиной на макушке, задержаться столь длительное время на одном месте. Невероятному успеху бродячего балагана в большей степени способствовало недавнее приобретение скупым, но весьма предприимчивым коротышкой, редкостной диковинки — одного из немногих оставшихся в живых после массового истребления хамелонов. Необычные существа, результат очередных не вполне удачных безумных экспериментов престарелого мага-отшельника или даже целой их группы, зачем-то выпущенные или сбежавшие из заточения, как и все подобные результаты ранее, вызвали необоснованный страх и ненависть со стороны простого населения. После весьма успешных шествий с вилами и факелами, хамелонов, не сумевших приспособиться к жестокости напуганных людей, осталось ничтожно мало, и теперь они уже стали своего рода экзотикой, которую внезапно стало модно иметь в своем роскошном доме в качестве раба или зверушки каждому уважающему себя члену высшего общества. Естественно, что экзотики на всех высокородных желающих не хватало, поэтому и цена на запуганных до полусмерти существ росла в геометрической прогрессии. Редко кто из простого люда мог похвастаться тем, что видел живого хамелона, не сочинив при этом всю историю сам. Именно поэтому плешивый хозяин цирка, приобретя на черном рынке зачуханного и еле дышащего взрослого хамелона за сущие копейки, был несказанно счастлив, в упор не замечая такой же радости у продавца — тот, в свою очередь, был абсолютно уверен, что еще бы два дня и подохшего звереныша пришлось бы вываливать из клетки в сточную канаву. Ведь он был невообразимо слаб, а тратить лишние деньги на кормежку полутрупа торговец не собирался. Тем не менее, хамелон выжил, естественно, благодаря немалым вложениям своего нового хозяина, и теперь был обязан отрабатывать лечение и кормление, покорно демонстрируя свою сущность любопытным горожанам на цирковой площади. Впрочем, покорности в хамелоне не было ни на йоту. Так же как, собственно, и выбора. Прочная стальная клетка не поддавалась истощенным скудным питанием мышцам, а метаться по ней из стороны в сторону на потеху галдящей толпе, хамелон нужным не считал. Каждый день, перед открытием цирка и началом представления, с тихо рычащего гвоздя программы крюками стаскивали намотанное на него покрывало, открывая всем, оплатившим довольно щедрой монетой вход зрителям то самое экзотическое зрелище. Молодому бродяжке за вход платить было нечем, да и не зачем — кусок хлеба был для него куда важнее каких-либо зрелищ. Без последнего прожить можно, а вот без первого — отнюдь. Именно поэтому, как только в нищих районах прошел слух, что в город приезжает бродячий цирк, вокруг обычной стоянки всех проезжих артистов еще с самого утра толпилась куча бездомных и приютских мальчишек в надежде получить хоть какую-то оплачиваемую работу. Парню повезло чуть больше остальных — он был более-менее крепким и у него у единственного были перчатки, что позволяло таскать жестяные ведра с водой и доски от старых ящиков для костра, не прерываясь на отдых для ладоней с содранной от мороза кожей и на выдергивание из пальцев гноящихся заноз. Однако на следующий же день парню пришлось обменять довольно потрепанные перчатки на большое зеленое яблоко. Но в свой первый и единственный день работы в цирке мальчишка впервые в жизни увидел нечто особенное, восхитительное. Такое, чего он никогда раньше не видел и был уверен, что никогда больше не увидит. Когда во время представления с закутанного в покрывало существа стянули эту его защиту, бродяжка чуть не вскрикнул. Обнаженное тело с меняющей на глазах цвет кожей, длинные крепкие ноги и пальцы с темными ногтями, моментально сжавшиеся в кулаки, широкий торс с выступающими жилистыми мышцами, сурово сжатые губы, куцыми прядями спадающие на плечи иссиня-черные волосы и безумно, просто невероятно завораживающий взгляд красных глаз. Это был тот самый момент, от которого перехватывает дыхание, на секунду замирает сердце, уже в следующее же мгновение пускаясь в бешеную скачку, а увиденный впервые образ остается в памяти навсегда. Парень, словно зачарованный, подался вперед, но потрясающее видение исчезло в ту же секунду, полностью слившись с унылым пейзажем поздней зимы и перечеркивающими его стальными прутьями клетки. Мальчишка застыл вместе с ахнувшей толпой, боясь пошевелиться, словно только от этого и зависело появится ли его божество снова. Оно появилось. Но совершенно не так, как того ожидал самый восхищенный зритель. Двое дрессировщиков, раскачав таз с той самой ледяной водой, которую парень всего пару часов назад натаскал из подтаявшего озера, резко выплеснули ее на обманчиво пустую клетку. Мутноватые брызги грязной после мытья клеток воды лишь частично долетели до самых смелых зрителей первого ряда, стоявших, впрочем, на расстоянии метров пяти от повозки с клеткой. Врезавшись в невидимое препятствие, вода быстро стекала на деревянный пол, струями очерчивая только что исчезнувшую фигуру хамелона. Толпа, замерев на секунду, тут же разразилась одобряющими вскриками и аплодисментами. И только лишь один зритель от представшего зрелища с силой сжал кулаки. Дальнейшего представления он не выдержал и половину — длинные остроконечные палки, впивавшиеся в меняющую цвет плоть; камни, летевшие в клетку из толпы, подгоняемые возбужденным улюлюканьем; утробное рычание жертвы, которое, казалось, не слышал никто, кроме него. И глаза. Словно налитые кровью алые глаза, постепенно менявшие цвет на угольно-черные. В них парень видел только одно — презрение. Он и сам его испытывал ко всем, собравшимся на площади, но сделать ничего не мог. Тогда, днем — нет. Но он вернулся к клетке ночью, и следующей за ней тоже, и потом каждую до сегодняшней. Промокший уже почти до последней нитки, парень тихонько прошмыгнул мимо светящихся изнутри от зажженных в них светильников шатров, и, вязко утопая в грязи размокшей от дождя земли, направился в самый дальний конец цирковой стоянки. Шлепая по лужам, ночной визитер прошел мимо вагончиков акробатов, клоунов, крытых повозок с уже спящим хищным зверьем, и, наконец, в небольшом отдалении он скорее почувствовал, чем увидел, накренившуюся телегу с большой стальной клеткой на ней. Капюшон с кривыми струями стекающей по нему водой скрыл слабую облегченную улыбку. У молодого человека никогда не было полной уверенности, что в очередной свой визит он не найдет клетку пустующей, а едва пригодную для своего прямого назначения телегу — обугленной кучей сожженных дров. Ускорив шаг, парень почти бегом приблизился к клетке, и уже совсем рядом с ней утонувшая в луже нога поскользнулась на размокшей грязи. Беспомощно взмахнув одной рукой, парень уже приготовился шлепнуться лицом в грязь, безнадежно пачкая еще только вчера кое-как выстиранный в не самом чистом ручье плащ. Тонкие морщинки от крепко зажмуренных глаз и плотно сжатые губы начали потихоньку расслабляться, когда спустя несколько секунд парень не ощутил удара от падения. Он открыл сначала один глаз, потом второй и, оглянувшись, встретился взглядом с горящими сначала синим, потом зеленым и, наконец, желтым глазами. Откинувшийся во время падения капюшон, за который и был пойман ночной визитер ловкой рукой хамелона, обнажил рвано и явно собственноручно стриженные грязно-серые волосы, огромные, даже в отдаленном тусклом свете горящие огнем серые глаза, и смущенно-счастливо улыбающиеся губы. Хамелон фыркнул и накинул капюшон обратно на уже начавшие слипаться от дождя волосы. — Опять приперся. Серость… Парень закивал головой, заворожено следя, за скрывающейся за решеткой, а затем и под покрывалом, рукой с чуть более длинными, чем бывают обычно у людей, ногтями. Когда рука совсем исчезла, парень разочарованно выдохнул и начал копошиться у себя под плащом. Чертово покрывало хамелона скрывало его практически целиком, оставляя только светящиеся разными цветами глаза, и давая волю воспоминаниям парня, который с того первого дня так больше и не видел хамелона на площади днем. Он просто не хотел смотреть на то, как трусливые цирковые дрессировщики измываются над столь прекрасным созданием, боясь подойти к клетке и на два метра. Сам же парень не боялся. Совершенно. Он восхищался. Наконец, складки плаща, великоватого свитера и тонкой кофты под ним поддались манипуляциям тонких, дрожащих от холода пальцев, и, заулыбавшись еще шире, парень вытянул на тусклый свет оставшихся позади шатров небольшой, наверное, с собственный сжатый кулак величиной, ломоть еще чуть дымящегося свежего хлеба. Хамелон не шелохнулся. Визитер немного нахмурился, сделал еще полшага вперед и, вцепившись одной рукой в ледяные прутья клетки, вторую, с хлебом, просунул внутрь как мог далеко и ткнул угощением в неподвижную фигуру. Меняющие цвет с желтого на почти белый глаза лишь неотрывно следили за парнем. Тот нахмурился сильнее, ткнул хамелона куском хлеба еще раз, а затем просто опустил его на складки покрывала и вытащил руку обратно, скрестив ее со второй на груди. Хамелон вздохнул, высвободив пальцы из-под покрывала, подхватил уже еле теплое угощение и принялся жевать, наблюдая, как довольная улыбка расплывается на безобразно счастливом лице. Эта процедура повторялась из вечера в вечер вот уже три недели, и спорить с парнем было совершенно бесполезно. Ответить он все равно ничего не мог, а ни на угрозы, ни на издевки никак не реагировал, терпеливо дожидаясь пока его угощение будет съедено. Когда парень пришел впервые и пытался угостить хамелона черствым сухарем, тот лишь отвернулся от него и старался просто не обращать внимания на поначалу слышавшиеся поскребывания за спиной, а позже, ночью, тихое сопение и стук зубов. Утром хамелона разбудили крики со стороны шатров цирка и злобное рычание и сопение у собственной клетки. Парня прогнали пинками и палками, но огрызался тот тоже неплохо, оставив на память паре дрессировщиков живописные лиловые фонари. Тем же вечером бродяжка пришел снова. С разбитой губой и несколькими ссадинами на лице, но в этот раз уже не с сухарем, а с половинкой зеленого яблока. Получив утвердительный кивок в ответ на вопрос, уйдет ли парень, если хамелон ее съест, от угощений он больше не отказывался. Правда, немой уходил не сразу. Со второго же визита он уверенно направился к замку клетки и увлеченно ковырялся в нем пару часов то хмурясь, то недовольно вздыхая. Хамелона такая выходка немало удивила, но вмешиваться он не стал — пусть копошится, урок о глупости упрямства прерывать не стоило. Вот и сейчас, проследив за тем, чтобы гостинец был съеден целиком, парень довольно кивнул, улыбнулся светящимся глазам и прошлепал по луже уже окончательно онемевшими ногами к так и не поддавшемуся за три недели замку. Хамелон снова вздохнул. Уроки явно не шли упертому барану на пользу. — Эй, серость. Парень обернулся. — Зачем ты сюда приходишь? Еду приносишь. Тебе же самому есть нечего. Шел бы лучше домой, пока опять не попался. Немой в ответ категорично замотал головой, а затем приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать, забыв, что не может. Парень смутился, опустил взгляд и снова отвернулся к замку. В этот раз он принес с собой какие-то железяки, смутно и довольно отдаленно напоминавшие отмычки. Хамелон закатил глаза и сдался. — Да оставь ты этот замок! Он магически запечатан. Понимаешь? Ма-ги-чес-ки. Без мага его не открыть. Парень замер. Самодельные отмычки с плеском шлепнулись в грязную лужу. Бродяжка обернулся и стеклянным взглядом уставился в светящиеся синим глаза. Хамелону стало немного не по себе. Искрящиеся непонятной ему болью и обидой серые глаза вызвали неприятные уколы в груди. Словно он отобрал у парня последнюю надежду. Только вот ее же с самого начала не было. Что-то сверкнуло в сером взгляде, и парень, резко отвернувшись, быстрым шагом пошел прочь. Хамелон даже дернулся вперед, схватился за прутья клетки и хотел окликнуть парнишку, но «серость» почему-то не срывалось с языка, а настоящего имени своего визитера хамелон не знал. Да и дрессировщики могли услышать крик, и тогда бы мальчишке снова попало. Хамелон лишь глубоко вздохнул и опустился обратно на согретое собственным теплом место. Этой затянувшейся издевкой он, наконец, добился чего хотел — парень больше не придет. Следующий день прошел так же, как и все предыдущие — полное безразличие со стороны циркачей примерно до полудня, затем половина миски едва съедобной каши и плошка воды. Как ни унизительно было есть руками, но подыхать хамелон не собирался, у него были совсем другие планы на собственную жизнь. Для их воплощения заключенному нужен был лишь какой-нибудь, пусть даже самый слабый маг — для снятия печати с замка много сил не требовалось, даже не обученный ребенок справился бы. Вот только где его взять? Впрочем, надежду узник не терял. После обеда начались приготовления к ежевечернему представлению, и о хамелоне вновь забыли. Шоу прошло тоже как обычно, только вот народу в этот раз на площади собралось гораздо меньше, чем во все дни до этого. Видимо, на заезженные фокусы и приевшиеся прыжки насмотрелся уже весь город, и положение не спасала даже диковинная покупка. Недовольство на лице хозяина цирка читалось открытом текстом, на что Хамелон лишь усмехался про себя, но вот долетевшие вечером до него крики зазывалы мигом стерли все веселье — назавтра цирк собирался дать последнее представление и отправиться кочевать дальше. Как и ожидалось, немой бродяжка вечером не пришел. Впервые за все три недели, что покосившаяся телега стояла в грязной луже на окраине цирковой стоянки. Хамелон всю ночь всматривался в темноту, неосознанно выискивая в дрожащих на земле тенях уже хорошо знакомую фигуру. Уснул он только под самое утро. В последний день выступлений хамелон был непривычно агрессивен. Он огрызался на дрессировщиков, рычал на толпу и даже зашвырнул в нее обратно несколько из попавших внутрь клетки камней. Разозленному хозяину пришлось свернуть программу чуть раньше обычного и скорее приступить к сборам — не ровен час, как за такое поведение его личную золотую жилу могла постичь участь менее приспособившихся к жизни хамелонов. А выбрасывать на помойку еще не отработавший положенное товар в планы коротышки не входило. Сборы, плавно перетекшие в простую попойку, закончились ближе к ночи, поэтому продолжить путь было решено на утро, с рассветом. Вторую ночь подряд хамелону не спалось. Он все так же всматривался в темноту уже откровенно коря себя за то, что обидел парня. Единственного человека, который его не только не боялся и не считал животным или просто отбросом, а даже пытался о нем заботиться. Пусть и в какой-то немного детской и бесполезной манере, но все же. За всю свою жизнь — ни когда он еще был обычным человеком, ни после того как его еще подростком продали старому сумасшедшему магу на опыты, — хамелон никогда не сталкивался с подобным отношением со стороны окружающих. Зато теперь его стало не хватать. Мелькнувшая тень у крайнего шатра заставила хамелона приподняться и непроизвольно вцепиться пальцами в прутья. Неужели пришел? Облегченная улыбка так же самовольно расползлась по губам. Вот только в следующее же мгновение она исчезла. Знакомая фигура в старом плаще медленно двигалась в сторону клетки, прихрамывая на каждом шагу. Несмотря на отсутствие дождя, капюшон был надвинут на лицо парнишки так глубоко, что скрывал его лицо целиком, а в руках бродяжка крепко сжимал какой-то мешок. Но даже не это напрягло хамелона. Следом за парнем шла вторая фигура. Она была выше бродяжки почти на голову и шире его в полтора раза. Как только фигура приближалась к парню на расстояние всего пары шагов, тот шарахался от нее в сторону, пытаясь ускорить явно болезненные шаги. Когда они оба приблизились, немой лишь жестом указал на замок, даже не повернувшись в сторону хамелона. Приведенный парнем чужак с опаской покосился на клетку и с места не сдвинулся. — Мы о таком не договаривались. Бродяжка нервно вскинул накрытую капюшоном голову в сторону мужчины. — Ты совсем больной это животное освобождать?! Это же хамелон! — чужак отступил на шаг, но парень вцепился в его руку своей, не позволяя уйти. Немой диалог не видных хамелону взглядов продолжался какое-то время, после чего мужчина гадко усмехнулся, но уходить вроде передумал. — Знал бы, с чем связываюсь, лучше бы в бордель сходил. Демоны с тобой... Чужак медленно подошел к углу клетки и плавно протянул руки к замку — так, словно боялся, что его резкие движения могут спровоцировать агрессию у хамелона. Как у животного. Вот только узнику на, очевидно, мага было совершенно наплевать — он не отрывал взгляда от сгорбившейся фигуры всегда лыбящегося бродяжки. — Эй... — хамелон протянул руку сквозь прутья, но парень лишь опустил голову еще ниже и отступил на полшага назад. — Всё, магическую печать я снял, дальше сам разбирайся, — маг поспешно отошел от клетки. — Невелика была плата, чтобы подохнуть от когтей этого зверя... Мужчина развернулся и быстрым шагом стал удаляться в темноту, а хамелон, замерев, пытался переварить только что услышанное. Плата?.. Какая плата? У бродяжки ведь ничего нет... Парень тем временем, наоборот, отмер, словно сковывавшее его оцепенение, наконец, отпустило, и сбросив мешок на землю, начал активно рыться руками в почти высохшей луже возле повозки. Через полминуты в его ловких пальцах тихо позвякивали уроненные в грязь два дня назад отмычки. Все так же, не глядя в сторону хамелона, немой уверенно начал ковыряться в замке, и совсем скоро раздался долгожданный щелчок. Кивнув самому себе, бродяжка подхватил с земли мешок и, дернув на себя дверь клетки, сунул его внутрь. Голову он все так же не поднимал. Слегка ошарашенный всем случившимся, и особенно странным поведением парня, хамелон все так же, не двигаясь, наблюдал за его действиями. Мальчишка как-то раздраженно подтолкнул сверток, оказавшийся завязанной в узел одеждой, к ногам пленника. Хамелон мгновенно очнулся от мыслей и прежде, чем парень успел убрать руку, накрыл ее свой. — Эй, серость, ну-ка посмотри на меня. В ответ мальчишка лишь поспешно отдернул ладонь и, развернувшись, как мог быстро поковылял в сторону города. Чертыхнувшись, хамелон начал быстро натягивать на себя принесенные бродяжкой вещи — длинные штаны, которые даже пришлось подвернуть, легкую кофту с длинным рукавом и еще одну теплую поверх нее, в связке даже нашлись довольно приличные ботинки более-менее подходящего размера. Все было чистым и явно не из личных запасов парня... Догнать бродяжку не составило труда — прихрамывая, он медленно плелся в тени деревьев, стараясь спрятаться даже от лунного света. Обогнав мальчишку, хамелон остановил его прямо перед собой, положив руки парню на плечи. — Ну и куда ты собрался, мой скромный герой? Ты в курсе, что жизнь мне спас? — чертов капюшон начал уже действовать хамелону на нервы, поэтому он, недолго думая, стянул его с головы парня. — Я теперь тебе по гроб жизнью обя... Словно нарочно сползшая с ровного круга желтоватой луны туча позволила ночному свету коснуться тщательно скрываемого до этого момента лица. Хамелон подавился вздохом, вглядываясь в уже привычные крупные черты бродяжки. Покрасневшие и припухшие глаза моментально уставились в землю, а растрескавшиеся и кровоточащие губы поджались. Парень взметнул руку к лицу и вытер завернутым в рукав плаща пальцем шмыгнувший нос. Хамелон аккуратно отвел ладонь мальчишки от его лица и чуть распахнул ворот плаща. Под ним не оказалось привычного теплого свитера, только тонкая, совершенно не способная удержать тепло кофта без горла, открывшая темнеющему до красноты взгляду хамелона тонкую шею с яркими следами свежих и довольно глубоких укусов. Подавшись неосознанному порыву, хамелон быстрым движением задрал край кофты, обнажая впалый живот и выпирающие ребра немого мальчишки. На худых боках яркой вереницей выделялись цепочки оставленных чужими ногтями полумесяцев и пока еще только начавшие темнеть пятна синяков. — Демоны... В ответ раздался только сдавленный всхлип. — Это маг, да? Это он тебя… Сдерживаемые слезы молчаливым ответом полились из серых глаз. Вздрагивающие плечи и дрожащие пальцы, закрывшие лицо, тихие всхлипы, с трудом подавлявшие рыдания, истерзанное тело и, наверняка, раненая душа — все это явно было слишком дорогой платой за чужую свободу. Вот только бродяжка так не считал, а хамелон просто не мог поверить. Прижав вздрогнувшего от прикосновений парня к себе, хамелон старательно пытался унять бушующую внутри него ненависть. От невероятно сильных эмоций и без того плохо контролируемая способность заставляла глаза сверкать всеми оттенками черного и красного, а руки, успокаивающе гладившие жесткие серые волосы, периодически сжиматься в кулаки. Когда бродяжка немного успокоился, перестав трястись и разжав пальцы, намертво вцепившиеся в свитер на груди хамелона, он аккуратно стер оставшиеся слезы с впалых щек и капельки крови с искусанных губ. — Слушай меня внимательно. Сейчас мы пойдем в город, и ты покажешь мне, где живет этот маг. Я с ним… поговорю, а потом мы уйдем отсюда. Вместе. Ты понял? Бродяжка сначала заметно напрягся, но последняя фраза заставила его глаза удивленно округлиться, а после, наконец, появиться на губах слабую улыбку. Такую искреннюю и даже счастливую, словно все то, что произошло с ним совсем недавно, резко перестало иметь какое-либо значение, став лишь несущественным условием нынешних обстоятельств. Не сдержав порыва, хамелон подался вперед и аккуратно коснулся этой улыбки своими губами. Бродяжка вздрогнул, но как только хамелон попытался отстраниться, он снова вцепился руками в его свитер, прижимаясь к мужчине сильнее. Неумелый поцелуй обоих яркой вспышкой эмоций заставил светиться широко распахнутые в удивлении глаза серебристо-белым цветом. Все же отцепив от себя парня, хамелон снова взглянул теперь уже в счастливые серые глаза и шумно выдохнул. — Теперь я его точно не просто убью… Пошли.