Молчание длинною в вечность.

Она бывала тут чаще, чем где-либо еще - без приглашения. Мисс Мур приходила и уходила, когда того пожелает, а он даже не грубил ей. Поистине пугающая выдержка. Блейн всегда вызывал в ней только негативные эмоции, как и положено - человеческое берет верх над здравым и все-все-все вешается ярлыком на одного, самого главного придурка Сиэтла. Кажется, для Оливии так было проще. Проще, чем признать, что произошедшее на вечеринке - дерьмовое стечение обстоятельств, где действовало правило: «Не в том месте и не в то время». Как бы долго Лив не считала себя зомби, она все еще человек, которым руководят эмоции. А то, что пульс десять ударов в минуту – мелочи. В его кабинете все еще пахло им. Она не знает, как и почему, но всегда помнила аромат его одеколона. У этого ублюдка был утонченный вкус, как ни крути. Одет с иголочки всегда, а рубашка подчеркивает цвет глаз, в которые нельзя смотреть без злобы. Возможности ведь развидеть увиденное не будет. Высокомерие вкупе с обаянием, она всегда избегала таких мужчин. С ними рефлексы Мисс Мур в виде ядовитых колкостей и сарказма; притупляются. Де Бирс спас малышку Пейтон, ее лучшую и единственную подругу от Босса, а она с ядом вприкуску глотала слова благодарности, что должна была ему сказать. И ведь понимает, что дело не в том, что ей захотелось поиграть в «Героя» очередной раз, тут все хуже. Глубже. Эгоизм топит Мур в болоте безысходности при фразе: «Он спас ЕЁ» - устами Рави. Хоть и не понимает, откуда это гложущее внутренности, раздирающее на куски чувство взялось. Словно кто-то намеренно, как крыса грызет нервные окончания, но не рвет, лишь терзает, наигрывая мелодию, так, как делал бы Лоуэлл со струнами гитары Кобейна, если был жив. От этого ее ломает, словно она кукла на ниточках, которую трясут из стороны в сторону и из-за этой тряски ломит все суставы. Почему шаблон привычной жизни трещит по швам, когда перед глазами стоит картина, где: Чарльз обнимая Блейна хнычет в плечо, размазывая слезы вперемешку с тушью о его пиджак, а он шепотом приговаривает «Все хорошо. Теперь все хорошо. Я здесь. Я рядом». - Почему не я? – скользя пальчиками по гладкой поверхности рабочего стола МакДона спрашивает Лив в пустоту комнаты. Странный вопрос, на первый взгляд. Но все глубже. Спрятано так глубоко, что даже сама Мур не спешит себе раскрывать правду. Просто «зомби борец за справедливость» хотела быть на месте Пейтон, больше года назад. И полгода назад. И когда вместе с Мейджером и Клайвом штурмовала Max Rager. Оливия до дрожи в коленях хотела, что бы спасли ЕЁ. Что бы внезапный добряк склеротик Блейн, которому все рассказал Чакрабарти, пришел и просто обнял ЕЁ. Сказал те самые пусть и глупые слова, что ему жаль, что он виноват в её зомбячестве, что он будет рядом, пока ее бывший сходит сума, и что он – Блейн-придурок, жалеет, что сломал её счастливую жизнь, а после … Мур морщится, отгоняя от себя эти паршивые мысли. Очухиваясь от осознания того, что держит рубашку голубоглазого блондина в своих руках и пытается заполнить его запахом легкие под завязку. Вздрагивает от скрипа двери, резко оборачивается роняя часть мужского гардероба на пол и понимает, что не знает, как объяснить это стоящему в дверях Де Бирсу. - Так-так-так, - растягивая буквы, с легким удивлением слетает с уст хозяина Похоронного агентства, - Теперь меня еще больше интересует вопрос, нас связывало, что-то помимо моей помощи в твоем обращении в зомби на вечеринке и прошлых моих грехов? - Нет, - почти на автомате срывается с губ коронера, после чего она быстро пытается покинуть помещение, вот только, цепкие пальцы Блейна оказались быстрее. Когда Лив открыла глаза то окончательно поняла всю безысходность своего положения. Быть зажатой между стеной и МакДона не самый лучший вариант, для попытки побега. - Мис Мур, в таком случае позвольте спросить, какова связь между Вами и моей рубашкой? Выглядело весьма интимно. Может мне Добрый Доктор чего не рассказали о нас с тобой? Связь с милой помощницей прокурора была как гром среди ясного неба, к большим ударам я не готов. Сердечко-то слабенькое, человеческое, - последнее слово было лишено сарказма и насмешки, в отличие от предыдущей части монолога. Оливия боролась с желанием шумно выдохнуть в эти тонкие губы, что находились в сантиметровой доступности, но на самом деле воздух вышибло из легких еще при столкновении со стеной. Но она не произнесла, ни звука. - Мой милый Моби Дик, ты попался в сети, да и пара тысяч лье под водой молчания меня не устраивают. Ощущение, что я тебе должен, а ты мне нет. Не я ли недавно играл героя спасителя, что принес пищу голодающим? Или мне пора заняться самолечением народными средствами, что бы вспомнить самому? – голубые глаза смотрели с отголоском раздражения и непонимания. Хотя и винить его не в чем, кто же знал, что у вакцины Рави будет такой побочный эффект. Всем нужны ответы, но впервые, будучи так близко к экс-зомби она не могла их дать. Лив Мур не понимала, откуда это невидимая связь между ними, да и когда эта нить связала их словно подельников. А может с того момента, когда они вместе проникли в квартиру подружки Клайва? А может раньше? Когда они совместно сделали зомби из Мейджера, ведь Блейн его ранил, а она довершила этот акт богоподобными решениями. А может когда он и она убили Лоуэлла? Святые зомбо-мозги, когда? - Блейн… - еле выдавливает из себя Оливия, глотая слезы першившие в горле осколками чужих жизней. Она зависела от него, словно всю жизнь просидела на наркотики с именем Блейн. По необъяснимым самому себе причинам слыша свое имя, столь жалко произнесенное ее губами, ему не хочется отпускать эту незаконно рожденную дочку семейки Аддамс. Вместо этого он наклоняется вперед, их лбы соприкасаются, как в какой-то жалкой мыльной опере о любви. И он не понимает, почему ее присутствие рядом, пробуждает такие дикие ассоциации в его страдающем склерозом рассудке. Не понимает, как и тогда, когда его осматривал Добрый доктор Чакрабарти, а она смотрела на него, пробуждая непонятное, просто необъяснимое сожаление - в нем, в Блейне Де Бирсе, который по рассказам был конченым ублюдком. Уже через секунду он касается ее губ, словно это поможет понять и разобраться в этом сосущем, словно пиявка кровь чувстве, что пробуждала в нем коронер Оливия Мур. Губы с привкусом соли от слез не мешают насладиться ответным поцелуем, что больше напоминал мольбу. Призыв быть рядом. Обнимать. Внезапно желать ее прямо у этой самой стены. МакДона не понимал, почему пульс, в голове отбивая рваный ритм словно азбука Морзе выстукивал ее имя. И это молчание длинною в вечность, больше не важно. Потому что глупое ощущение, что сейчас все правильно накрывает обоих с головой, когда поцелуй разрывается от недостатка кислорода. Когда их взгляды пересекаются, и они шумно восстанавливают дыхание, разъединять спонтанные объятия нет не единого желания. Он смотрит на нее и видит все, что он когда-либо хотел. Но смотря на себя в отражении ее глаз не видит ничего, чего она заслуживает.