Взаимная выгода

Сето в команде вице-капитан, Фурухаши — казначей. — О, ты доверяешь мне свой взнос? — спрашивает Фурухаши. Наверное, шутит. — Я так тронут. — А что бы ты хотел, чтобы я тебе доверил? — спрашивает Сето. Шутит. Фурухаши смотрит на него смутным своим взглядом, плоским, опаловым, точно слепым. И сжимает узкие губы. Его рот — мягкая ровная линия. Сето ненавидит людей. Только вот Ханамии хватает энергии делать это активно, а Сето предпочитает спать. Фурухаши он не воспринимает человеком. Тому словно при рождении купировали часть нервной системы. Единственное, что способно его возбудить — рецепт кексиков. Фурухаши весь какой-то… неопределившийся, что ли. Незаконченный. Расплывчатый туманный рисунок по шелку. Так его воспринимает Сето, несмотря на баскетбольные мускулы, на вполне реальное место, которое тот занимает на площадке, в классе, в библиотеке. Фурухаши ни на что не способен до конца — ни на злость, ни на раздражение. Не человек, а сплошное междометие. Сето доволен им таким. Он не был бы против людей, будь те потише и занимай меньше места, как Фурухаши. Фурухаши хороший. Фурухаши, конечно, в основе своей злобен и жесток, как любые недоделанные люди, но вот такой — злобный незаконченный садист — он все равно хороший. Печет сладкий хлеб, ухаживает за цветами. Сето приходит к нему спать в библиотеку. Фурухаши чем-то похож на состояние погоды. В библиотеке филиал тумана в утро дождливого дня. Даже если на улице солнце. Фурухаши сидит за библиотечной стойкой, лицо у него полосатое из-за жалюзи: тень и полусвет. Глаза мертвые. Вокруг него зона штилевого молчания диаметром метров двадцать. Всегда. Сето нравится такой микроклимат. — Я посплю? — спрашивает Сето. — Что мне за это будет? — спрашивает Фурухаши. — А чего ты хочешь? — Любви. Фурухаши шутит, Сето уверен. — Согласен на рассрочку? Фурухаши молчит. Сето устраивается за столом, подкладывает под голову «Манъесю». Засыпает в такой тишине, какой больше нигде не существует. Он просыпается и чувствует себя так, словно сон и явь поменялись местами: напротив него, точно так же уложив голову на стол, сидит Фурухаши. Сето долгую минуту смотрит в гипнотическую пустоту его взгляда. Головокружительное ощущение. А потом реальность как будто затвердевает. Шея у Сето затекла. — Скоро тренировка, — у Фурухаши настолько статичное выражение лица, что он кажется призраком. — Когда ты просил любви — не шутил? — помолчав, спрашивает Сето. И происходит почти что чудо: Фурухаши краснеет. Ему не идет. — Если нет, ты мне дашь? — Фурухаши медленно, осторожно крадется рукой. Накрывает ладонь Сето. Тот скашивает глаза. Прикосновение сухое, обычное. Неприятно. В повадке Фурухаши есть что-то виноватое. — А если дам, — спрашивает Сето, — что получу взамен? Фурухаши смеется и выглядит это страшно: и рот, и взгляд его неподвижны. Смех обрывается внезапно. Сотовый на столе коротко пиликает несколько раз и смолкает: Ханамия умеет выражать недовольство в том числе невербальными способами. Они опоздали на тренировку. — Чего ты хочешь? — спрашивает Фурухаши. Всегда — спать. Всегда — тишины. Всегда… Сето досадливо вздыхает. — Допустим, минет, — говорит он. Фурухаши смотрит на него долгое мгновение, потом ныряет под стол. Сето чувствует прикосновения — спокойные, равномерные — Фурухаши расстегивает ремень, брюки, оттягивает резинку трусов. Поцелуй в пупок, в низ живота. У Сето снова странное ощущение, как будто он не успел до конца проснуться. Точнее, как будто он все еще просыпается, и сны бурлят на границе перелома в явь, напитываясь настоящим. Фурухаши берет у него в рот. Умело или нет, Сето не может понять — недостаточно опыта. Его ведет от самого факта. Он вытягивает шею и видит ноги Фурухаши, аккуратно сдвинутые подошвы его кедов. Фурухаши сосет. Лижет. Сето сидит, вцепившись побелевшими пальцами в крышку стола. Он может подсмотреть и не делает этого, опасаясь кончить. Телефон булькает смской. «Напоминаю, Фурухаши нравится боль». Сето отодвигает сотовый. — Коджиро, — Фурухаши замирает. — Сделай мне больно… Холодно. Фурухаши ползет по его телу, точно змея. Лицо уже не такое бледное, губы опухли. — Ты знаешь, о чем просишь? — очень серьезно спрашивает Фурухаши. — Я знаю, чего хочу. Чего захотел, — отвечает Сето. — Например, очень хочу кончить. Скулы Фурухаши твердеют, лицо закрывается. — Мне было очень хорошо, Коджиро, — никаких шуток, — хочу, чтобы стало еще лучше. Хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. Только власть, доминирование, что там еще в комплекте? — Тогда потерпи, — Фурухаши неловко переваливается через него, цепляясь ногой за боковину стола, поправляет одежду, отходит. Ширинка топорщится - он тоже возбужден. Отчего-то подтверждение этого факта Сето искренне удивляет. — Ой, мальчики, а чего это вы в темноте? …Сето радуется тому, что из-за стола ничего не видно. И вечеру радуется тоже: за окном прозрачные густые сумерки, двор как будто залило дистиллированной водой. В библиотеке темно из-за жалюзи. Фурухаши подбегает к библиотекарше, низко кланяется, что-то воркует, незаметно вытесняя ее за дверь. Сето складывает руки на столе, переводит взгляд на окно. Вечер торжественный, точно удар колокола. На земле темнота, небо горит. Возбуждение Сето тает достаточно просто. Фурухаши просачивается обратно, как вода в щель. Неслышно закрывает дверь, щелкает замком. Стоит, смотрит. Он похож на часть обстановки, от него не веет жизнью, только своеобразной безлюдной свободой, как от неба за окном. Он тихо идет за стойку, вытаскивает свою сумку. Сето следит за ним умиротворенным взглядом. Его даже не клонит в сон. Пока что. Фурухаши достает какую-то черную коробочку вроде футляра для очков, подходит к Сето, отодвигает стол. Сето видит себя. Картинка в чем-то жалкая: смятый низ рубашки, расстегнутые штаны, поникший член. Ему не стыдно. Фурухаши садится ему на колени — неожиданно тяжелый и теплый. Раскрывает футляр. В нем темная подложка, длинные иглы, запаянные в пластик. Красиво. Фурухаши достает одну — он держит ее так, как будто она огромная, воздевает ее как копье. — Вот этим, — говорит Фурухаши, — я хочу проколоть тебе сосок. Фурухаши такой торжественный, что Сето становится смешно. — Вот так сразу? — спрашивает он. — Не боишься, что я испугаюсь? Фурухаши ровно смотрит, ждет. — Будет больно? — Да. Даже в сумерках игла как будто сияет. И Сето вдруг становится не по себе. Низ живота тревожно сводит. Фурухаши не отводит взгляда, не двигается, но Сето кажется, как будто игла приближается. У Сето айкью гения, почетное место в ученическом рейтинге, но это никак не связано с тем, скажем, что в детстве ему нравилось облизывать корешки старых книг изнутри. И никак не связано с тяжестью Фурухаши на коленях, с иглой, с пытливым, но все-таки пустым взглядом, с тем, что Сето хочется попробовать. — Когда ты сделаешь мне больно… — Сето чувствует, как Фурухаши вздрагивает, — потом ты сделаешь мне хорошо? Фурухаши целует его — торжествующе, нежно, возбуждающе. Выдыхает: — Расстегни рубашку. Сето расстегивает. Фурухаши отодвигается, смотрит. Если бы вакуум мог полыхать, это выглядело бы точь-в-точь как взгляд Фурухаши. — У тебя чувствительные соски? Фурухаши одним движением встает на колени, пододвигается, облизывает головку члена, облизывает пупок, по очереди облизывает соски. — Не сказал бы, — Сето с интересом следит за ним. Перемена в Фурухаши удивительна: дело не в румянце, в выражении лица — оно становится мягким, томным, жуткие глаза темнеют, взгляд делается глубже. Фурухаши внезапно расцветает — правильной, тонкой красотой, которую не разглядеть было из-за его пугающих, словно бы слепых глаз. У Сето встает член и напрягаются соски. Фурухаши грациозно выгибается; в футляре кроме игл какой-то флакон, ватные диски. — Ты уже это делал? — с любопытством спрашивает Сето. — Смотрю, ты во всеоружии. — Я сумею, если ты про это. Я много тренировался. И фантазировал, — Фурухаши кротко опускает ресницы. Несколько мгновений молчит, а потом выпаливает: — А можно… Можно я без перчаток? У меня есть антибактериальные салфетки… Сето никогда не видел Фурухаши таким умоляющим. Его хочется потискать, и Сето гладит его по голове. — Можно. Фурухаши надевается ртом на его член — упоительно плотно, туго, и сильно сосет — несколько крышесносных движений. — Ну хватит, — ворчит Сето, оттягивая его за челку. — Дерзай. Фурухаши, закрыв глаза, несколько раз вдыхает-выдыхает. Сето с удивлением понимает, насколько тот… взволнован. Фурухаши скупыми, точными движениями вытирает руки, протирает Сето соски ватным диском, вскрывает упаковку с иглой. Сето смотрит на то, как острый кончик вонзается в сосок. Боль настоящая, острая, совсем не игрушечная. В ней нет полутонов и переходов, никакого кокетства. Просто… больно. С другой стороны, ничего такого, из-за чего стоило бы вскочить и заорать, а потом дать Фурухаши по морде. Сето смотрит на проколотый сосок и рефлекторно ежится, захваченный одним из примитивных страхов — нарушения целостности организма. Проникновения в плоть чего-то чужеродного, неорганического. Фурухаши вдруг снова берется за иглу — та тонкая, но длинная, — сдвигает ее немного вниз. Больно. Сето шипит сквозь зубы. Фурухаши в ответ тихо стонет. Сето смотрит на него. У Фурухаши вид как за полминуты до оргазма: челка прилипла к потному лбу, губы такие запекшиеся, будто они целовались весь вечер, щеки окрашены румянцем. Фурухаши поднимается, неловко, так, словно ноги у него затекли, его ведет, точно пьяного. Он спотыкается, цепляется за Сето, плюхается ему на колени, прижимается. Трется ширинкой о член. У него стоит, Сето кладет руки ему на поясницу и чувствует, как Фурухаши плавно выгибается. Все еще больно, но боль другая — тянущая, приглушенная. Сето ощущает напряжение в паху и напряжение в соске, тот как будто стал опорной точкой на карте его тела, неким фокусом. Сето прислушивается к себе. Фурухаши застывает, осторожно сдвигает вершину соска чуть вправо — чуть влево. У Сето перехватывает дыхание: снова неприятно, ощущение инородного тела в коже еще острей, отвратительное и будоражащее на уровне инстинктов. К чему Сето не готов, так это к гулкому удару возбуждения. Эндорфины, отзывается память, тривиальные гормоны счастья, стандартная реакция организма на боль. Сето игнорирует этот голос разума: теоретическое знание имеет так мало общего с томительным жаром, с удовольствием, которое щекочет изнанку кожи. Сето пережидает эту волну, прикрыв глаза. На мгновение он не то чтобы глохнет, просто внешний мир ненадолго становится неважен. Только он. Только Фурухаши у него на коленях в качестве единственного ориентира за пределами тела. Тот застывает, и лишь это способно выдернуть Сето из неожиданного кайфа. Фурухаши смотрит на него — лицо снова закрыто. — Все? — тихо спрашивает Фурухаши. — Да, — Сето пробирается рукой под пиджак, под рубашку — Фурухаши так и не разделся — кладет ладонь на поясницу. — Теперь коли второй. Фурухаши… начинает светиться. Именно так. Призрачное бледное сияние в темноте, он словно бы фосфоресцирует, как иногда — океан летом. Или Сето так кажется. Вечер размыл контуры предметов, затенил лица, проник в комнату тяжелой волной. Фурухаши наклоняется, движение его кажется замедленным, от этого поцелуй еще острей и жарче. Он целует Сето горячо, жадно, постанывая, почти поскуливая. — Тише, тише, — шепчет Сето, просовывает ладони под ремень и брюки, сжимает ягодицы Фурухаши, направляет его движения: вверх-вниз, вот так. — Дыши, — шепчет Сето. — Прокалывай. Фурухаши медленно выдыхает, еще раз протирает второй сосок. Сето закрывает глаза. Он не хочет видеть, хочет чувствовать. Шуршание упаковки, пауза, боллллль. Такая свежая, новая. Следующий порог. — Где тебе приятно? — спрашивает Фурухаши. — Не знаю, — Сето нетерпеливо хмыкает, ему не хочется отвлекаться. Фурухаши лижет его в шею, целует уши. — Испачкаешь брюки, — равнодушно предупреждает Сето. Хотя… что им терять? Фурухаши осторожно, неторопливо трется о Сето, как будто танцует, ритмично прогибаясь в пояснице. Как будто трахается. Сето чувствует каждое его движение — и то, как он трется, и да, как теребит иглы в сосках. Глухая боль, болезненное удовольствие. Сето кажется, он почти привык. Фурухаши вдруг плотно целует его, будто затыкает рот, и вытаскивает из сосков иглы в один долгий заход. Сето забывает, как и что должно работать в его организме — в нем изнутри словно взрывают аварийную ракету. Он кончает. Под веками красные круги, на долгую секунду он глохнет, словно его контузило. Все его предыдущие оргазмы сосут. — Подрочи мне, — просит Фурухаши, как только он открывает глаза. До Сето все доходит с трудом. Тело его поет. Фурухаши сидит, разведя руки, в каждой по игле. Сето, вытащив одну руку у него из штанов, пытается непослушными пальцами расстегнуть ширинку, но ничего не получается, Фурухаши нетерпеливо ерзает, прикусив губу. У Сето живот забрызган спермой. Он плюет на все на это, прижимает Фурухаши поплотней и несколько раз жестко двигает бедрами навстречу. Фурухаши тоже кончает, содрогается, уткнувшись ему в шею. Минута покоя. Уютная тишина. Сето нюхает его волосы. Почти выветрившийся запах шампуня — искусственное море — и корица. — Пек булочки? — бездумно спрашивает Сето. — Ай. — Прости, — быстро говорит Фуруаши. — Я случайно. Отводит руки, осторожно убирает иглы в футляр. — Слушай, а не слишком ли для первого раза? Фурухаши вздрагивает, смотрит. Красота бесследно впиталась в него, утекла внутрь сквозь глаза, которые снова стали гладкими, как будто мутными. — Больше никогда, — говорит Сето. Проверяет. Фурухаши смотрит ровно, рот его изгибается небрежно и криво. — Библиотека — не то место, где… Ему вдруг сложно сформулировать. Соски ноют. На животе капли крови, которые он не заметил. Он тянется к ним. Фурухаши бьет его по руке. — Не трогай, я сам. Наклоняется, слизывает. Вытирает Сето салфетками. — В общем-то, — говорит Фурухаши, облизываясь, — не принимай все слишком близко к сердцу. Я, когда говорил про любовь, хотел привлечь твое внимание. Сето мысленно хмыкает. — Хотел прояснить на всякий случай. Сето думает, что идти домой придется с рубашкой навыпуск. Брюки в пятнах. Фурухаши сидит у него на коленях и изображает монашку. — Соски болят, — Сето откидывается на спинку стулу. — Полижи. — А что мне за это будет? — Фурухаши поднимает брови. Выражение его лица от этого никак не меняется, как у бумажной куклы с частями лица на ниточках. Сето отвешивает ему ленивый подзатыльник. Он не то чтобы драчун, совсем наоборот. Но иногда обстоятельства против него. — Мне кажется, нет, я почти уверен, что вот это все не предмет для торга. — С каких пор? — Фурухаши взъерошен и раздражен, но как всегда не до конца. Словно ему лень разозлиться на полную катушку. — С этих самых, — Сето гладит ему загривок. Фурухаши конформист. Садистские его замашки всегда были очевидны. Сето как вице-капитан знает мотивацию всех сокомандников. Он спит не так часто, как делает вид. Фурухаши любит делать больно, однако вне площадки он очень пуглив и осторожен. Максимум, что грозило Сето — его неумышленная ошибка. Однако Сето предварительно просчитал риски и решил, что может их себе позволить. Возможность собрать компромат, пощупать сокомандника за живое — бесценна. Сето и не думал, что ему так… понравится. Он сидит сонный, довольный, и источник его удовлетворения — не обычное тупое опустошение. Ему странно думать об этом, но то, что он чувствует подозрительно похоже на счастье. Сознание ясное, мысли легкие, как будто он выставил голову в поток теплого весеннего воздуха. Чудеса. — В общем, так. У меня не должно остаться шрамов. Никаких. Ты же понимаешь. Глаза Фурухаши в темноте кажутся нарисованными. — То есть если ты хочешь продолжения, — Сето вдруг начинает беспокоиться. У него нет иллюзий насчет собственной привлекательности. Или чудесного, чудесного характера. Все они в команде друг другу подстать. Фурухаши, не отводя взгляда, наклоняется и лижет ему соски. Тупая боль, ее эхо, но и пробирающее удовольствие. — Но не в библиотеке, — тихо заканчивает Сето. — Что ты обещал библиотекарше? — Уборку. Завтра заставлю младших. Фурухаши застегивает на Сето рубашку, напоследок целует в ключицы, странно смотрит. Сето ерзает — колени у него давно затекли. Фурухаши говорит невпопад: — Я испеку тебе торт. Сето смеется. Фурухаши сдерживает свои обещания. Он печет торт. Вкусный. И в библиотеке они больше никогда. И на тренировки не опаздывают. Сето потом показал Фурухаши смску. У Ханамии свое понимание укрепления внутрикомандных отношений. Сето исполняет свои обязанности вице-капитана, Фурухаши — свои казначея, и до тех пор, пока они справляются, у Ханамии нет к ним вопросов. Сето приходит к Фурухаши в библиотеку платонически спать. В библиотеке стеллажи, столы, стулья, удобные диванчики. — Можно? — спрашивает Сето. Фурухаши кивает. Сето ложится, укладывает голову ему на колени. Фурухаши прикрывает ему закрытые глаза рукой вместо повязки. В библиотеке пахнет книгами и солнцем. Сето засыпает. Сны мирно обходят его. Он просыпается из-за того, что Фурухаши шипит. Сето приоткрывает глаз. Рядом с ближайшим стеллажом стоит Ямазаки и выражение лица у него… интересное. — Кыш, — шепчет Фурухаши. — Еще рано. Мы скоро придем. Ямазаки кривится, показывает средний палец, отступает за стеллаж. — А если бы это был не он? — спрашивает Сето, остро чувствуя коленки под головой. Это все еще библиотека, хоть уголок и укромный. — Никто другой не пришел бы, — говорит Фурухаши. Задумчиво чешет Сето за ухом. Царапает. У Сето на мгновение перехватывает дыхание, когда Фурухаши улыбается своей прозрачной ненастоящей улыбкой. — Вкусный был торт? — спрашивает Фурухаши. — Вкусный, — Сето довольно щурится. — Хочешь еще? Сето много чего мог бы сказать про маньяков и их лукавые подходцы, про увлечение садоводством и хлебопечением. Он просто смеется. Смех тонет в поцелуе. Что не меняет того факта, что в библиотеке они больше никогда. В конце концов, и других мест предостаточно.