***
А потом это вошло у Луи в привычку. Он начал таскать его вещи без спросу, при этом с наслаждением наблюдая, как Гарри раздражается каждый раз, когда видит его в своей одежде. В понедельник Луи заявляется в университет в его черной футболке, которая ему, безусловно, большая и висит на парне мешком. Томлинсон ловит его взгляд на лекции и игриво подмигивает. Гарри хочется его убить. Во вторник Луи приходит в серой худи, в которой он буквально тонет. Парень закатывает рукава и поигрывает авторучкой, улыбаясь Гарри через ряд. В среду Томлинсон надевает черные скинни. Он подворачивает штанины, оголяя лодыжки, но один бог и сам Томлинсон в курсе, как он умудрился впихнуть в такие узкие джинсы свою огромную задницу. К четвергу у Гарри сдают нервы, и он вспоминает младшую школу — то время, когда мама вышивала на одежде его инициалы. Гарри был рассеянным ребенком, и поэтому все его шарфы, шапки и варежки были «подписаны», прямо как учебники и тетради (которые он тоже умудрялся терять). Стайлс гуглит «быстро научиться вышивать», смотрит видео-уроки на Ютубе, и весь его вечер уходит на то, чтобы «подписать» большую часть его одежды. Гарри смотрит на корявые ГС на его толстовке и довольно улыбается.***
«Гребанный. Ты. Томлинсон», — Гарри зло кусает губу, наблюдая за гордо вышагивающим Луи на том конце кафетерия. И на нем была его рубашка. Рубашка, блин, с его инициалами на груди. Стайлс поднимается из-за стола и встречает недоуменный взгляд Найла. — Нужно поговорить с моим замечательным соседом, — приторно улыбается Гарри и идет Луи навстречу. Тот улыбается и машет ему рукой, как старому приятелю, будто это не его шмотки сейчас на шатене. — Что за нахрен, Томлинсон? — спрашивает Гарри, наклоняясь ближе к соседу. Их лица настолько близко друг к другу, что Гарри может видеть серые прожилки в голубой радужке, но кого это, черт подери, сейчас волнует. — Ты о чем это? — Луи наигранно хмурится. — Ах да, рубашка просто класс, очень приятная к телу. Шелковая? — Это мое, Томлинсон, если ты не понял, — Гарри тыкает пальцем в вышитые буквы. — Вот, видишь? Мое имя. — А я думал, что ты у нас в дизайнеры подался и это твой лейбл, — усмехается Луи и по-приятельски хлопает Гарри по плечу. — Меня твое имя не смущает, Стайлс. И мне слишком нравится тебя бесить, чтобы отказаться от идеи таскать эти вещи. Луи подмигивает ему, подталкивает локтем: — Пока, котенок, — и уходит, оставляя Стайлса совершенно дезориентированного посреди кафетерия.***
Гарри не знает, что с этим делать. Все это время Луи не вылезает из его вещей, каждый день меняет рубашки и футболки, и в итоге самому Стайлсу не остается ничего, что он мог бы надеть. Все, начиная от джинсов и заканчивая банданами, покоится в недрах где-то по соседству с одеждой самого Луи. В субботу утром они с Найлом выбираются в кофейню недалеко от кампуса, пьют кофе и пользуются бесплатным Wi-Fi. Найл смотрит видео про котят и хихикает, как ребенок, а Гарри размышляет о сложившейся ситуации в целом. Итак, Томлинсон перетаскал себе всю его одежду, оставив ему только футболку и джинсы и не трогая, разве что, нижнее белье и носки (хотя с носками у Луи обычно самый большой напряг). Он вообще не представлял, что можно сделать в такой ситуации, потому что возвращать вещи хозяину Луи не собирался. — Ну так что у вас там с Луи? — спрашивает Найл, перестав, наконец, смеяться. Гарри подпирает щеку рукой и размешивает кофе, стуча ложкой по бокам чашки. — Что-что? У меня уже вещей не осталось, а говорить с ним бесполезно. Я, между прочим, пытался и неоднократно, но, видимо, у Томлинсона вообще нет понятия о порядочности и личном пространстве. — Все думают, что вы встречаетесь, — хмыкает Найл, пережевывая сухое печенье. — Я, кстати, тоже. — Что? — фыркает Гарри, откидываясь на спинку стула. — Ну, знаешь, злейшие враги не носят штаны с фамилиями друг друга на задницах. Это как-то нарушает кодекс чести злейших врагов. Стайлс непонимающе хмурится. — Ты о чем, Найл? — О том, что я видел Луи сегодня на пробежке и угадай, что было вышито у него на заднице? «Стайлс». Это у вас типа замена татуировкам или что? Клеймо вроде «Держи руки подальше, эта цыпочка моя». Гарри слушает друга вполуха, вспоминая, что вышил свою фамилию на серых джоггерах, которые, видимо, и надел Луи на пробежку. И половина университета наверняка увидели его и сделали неверные выводы, как и Найл. — Че-е-ерт, — тянет Гарри. Хоран только довольно улыбается. — Вот и спалились, голубки. А я знал, знал, что вы ругаетесь только на публику, а сами… Найл недвусмысленно подергивает бровями, и Гарри, хватая со стола свой телефон, срывается с места и выбегает из кофейни. Томлинсон, черт возьми, очень пожалеет, если все вокруг будут думать, что они встречались у всех за спиной, пока разыгрывали из себя врагов. О чем этот идиот вообще думал? Он что, не видит, что надевает? Гарри врывается в общежитие, и в общей комнате ловит на себе насмешливые взгляды, так и говорящие «А мы все знаем». Ох, ну Томлинсону и достанется. Гарри открывает дверь в их комнату, и из его ушей разве что пар не валит — так он зол. Он сердито стискивает руки в кулаки, когда видит своего соседа, но стоит ему заметить, что на нем надето, как дыхание прерывается. Луи стоит посреди комнаты и разговаривает с кем-то по телефону, прижав его к уху плечом. На нем нет штанов, а ягодицы плотно облегают серые боксеры Гарри. Сверху надет бежевый свитер, который висит на Луи мешком и почти прикрывает бедра, а широкий ворот сползает, оголяя худое плечо и острые ключицы. — Лотс, перезвоню, — говорит Луи и отключает мобильный, бросив его на свою кровать. Они смотрят друг на друга, а воздух между ними можно резать ножом. Гарри тяжело сглатывает, обводя взглядом небольшое, но изящное тело своего ненавистного соседа. И Луи так чудесно выглядит в его одежде, так правильно, будто именно в ней, слишком большой для него, Томлинсону самое место. Весь вид его будто кричит, что он принадлежит Гарри, как Стайлсу принадлежит этот свитер. Найл был прав — это будто его клеймо. Всю неделю Луи проходил в его одежде, и только идиот или ленивый не сложил бы два и два и не понял, что просто так чужую одежду не носят. Луи прилюдно заявил, что он принадлежит Стайлсу, а Гарри в это время все переживал об их вражде, которой, возможно, никогда и не было. Только море флирта, случайных касаний, издевок, которые были предназначены для того, чтобы привлечь друг друга. — Найл видел тебя в штанах с моим именем на заднице, — хрипло говорит Гарри. — Ну, Найл и еще половина университета. Большая его часть. — О, — Луи вскидывает брови в притворном изумлении. — Ох, я и не заметил, прости. — Врешь. — Да. Они улыбаются друг другу и делают несмелый шаг навстречу. Луи натягивает рукава свитера на костяшки пальцев, оголяя плечи, и Гарри хочется коснуться его, хочется присосаться к местечку рядом с яремной впадинкой, оставить там свою метку (будто ему не хватило того, что Луи светил его именем на своей заднице). — Ты это специально, да? Начал носить мою одежду. — Ну, я подумал, что, может быть, тогда до тебя дойдет, но, видимо, до тебя, как до жирафа. Гарри усмехается и подходит к Луи ближе, устраивая свою ладонь на его пояснице. Томлинсон вплетает пальцы в волосы на его затылке и притягивает ближе к себе. — Прости, что так долго, — шепчет Гарри ему в губы. — Да нет, было весело наблюдать, как ты бесишься. Стайлс смеется и сминает его губы своими, нежно скользит вдоль них языком, пока не проникает им внутрь, лаская небо и десны. Луи тяжело дышит и обеими руками вцепляется в его короткие волосы на затылке, не давая отстраниться ни на дюйм. Гарри подхватывает его под задницу и несет к своей кровати, где укладывает парня на чистые хрустящие простыни. — Ты так восхитительно выглядишь в моей одежде, — шепчет он в кожу Луи, оставляя мокрые поцелуи на щеках и спускаясь ниже, к ключицам. — Еще лучше я выгляжу без нее, — фыркает Луи, и Гарри смеется ему в плечо, попутно кусая его через ткань свитера. — А ничего лучше не мог придумать? — У меня сейчас вся кровь отлила от мозгов к немного другому месту, так что, будь добр, прекращай трепаться. Гарри согласно кивает, снова утягивая Луи в беспорядочный поцелуй. Томлинсон снимает с него футболку и снова возвращается к припухшим губам, а Гарри скользит руками под свитером, обводя пальцами кубики пресса и твердые соски. Тело Луи под его большими ладонями кажется крошечным и хрупким, хотя, конечно, Гарри знал, что эта крошка может нехило так заехать вам по голени бутсой. Он гладит плотные бедра, сминает в ладонях упругие ягодицы и трется об него через ткань джинсов и трусов. Луи стонет и нетерпеливо дергает молнию на его скинни. — Выпрыгивай из штанов, котенок, — командует Томлинсон, хлопнув Гарри по бедру. Пока Стайлс расправляется со штанами и трусами, Луи стягивает с себя его свитер и проводит кончиком указательного пальца по резинке боксеров. — Я чертовски хочу тебя, — хрипло шепчет Гарри и тяжело сглатывает. Томлинсон притягивает его ближе к себе и прикусывает мочку уха, жарко выдыхая: — Трахни меня, Стайлс. Гарри почти скулит, когда рука Луи оборачивается вокруг его члена и медленно поглаживает от основания до головки, размазывая проступающую смазку. Гарри нетерпеливо вытряхивает Луи из боксеров, целуя его скулы, ключицы и плечи. — Смазка, — выстанывает Томлинсон, когда чувствует, как Гарри берет оба члена в одну ладонь и мучительно медленно поглаживает их. — Где-то там, — Гарри указывает куда-то в неопределенном направлении, не желая отрываться от шеи Луи. — Твою мать, Стайлс, ищи смазку, иначе никакого секса, — ворчит Луи, отталкивая парня от себя. Гарри фыркает, слезает с кровати и начинает рыться в своем рюкзаке (потому что такую вещь в тумбочке не оставишь, особенно если с тобой в комнате живет любопытный засранец). С победным кличем Гарри вытаскивает тюбик с лубрикантом и презерватив, который одиноко лежал там чертову тучу времени, ожидая своего часа. Час настал, дружище. Гарри не успевает забраться в кровать, когда Луи обхватывает его за плечи и валит на подушки, оказываясь сверху. Его задница скользит вдоль паха Гарри, а губы покрывают поцелуями татуировки на груди и торсе. — Ты, — поцелуй чуть выше правого соска, — просто прекрасен. Гарри стонет, когда упругая плоть трется о его эрекцию. Он цепляется пальцами за его бедра, оставляя на них красные следы, и прижимает Луи ближе к себе. Он желает слиться с ним воедино прямо сейчас, без размышлений, без подготовки, но Томлинсон решительно берет тюбик со смазкой и щедро выдавливает скользкий гель себе на пальцы. Гарри стонет, когда до него доходит, что задумал Луи. Томлинсон заводит за спину правую руку и прикусывает губу, задрав голову и обнажая беззащитное горло. — Каждый раз, когда я делал это, я думал о тебе, — прерывисто выдыхает шатен. — Каждый раз я мечтал, чтобы это твои пальцы скользили внутри меня, чтобы именно ты растягивал меня для себя. — Черт, Луи, — рычит Гарри и перехватывает его запястье, двигая кистью и помогая пальцам Томлинсона скользить в узкой дырочке. Кончиком пальца он дотрагивается до припухших краешков растянутого колечка, и Луи вцепляется в его волосы, чтобы притянуть Гарри ближе для мокрого и грязного поцелуя. Томлинсон насаживается на свои пальцы, желая поскорее покончить с подготовкой, а Стайлс ни капельки не помогает ему, только больше распаляет. Луи нетерпеливо вынимает пальцы и вытирает их о хрустящие простыни. — Презерватив, — командует он, как хирург на важной операции, и Гарри смеется, протягивая ему квадратный пакетик. Луи зубами рвет обертку и сдвигается немного вниз, чтобы «упаковать» стоящего по стойке смирно бойца Стайлса. — Терпение — это добродетель, Томлинсон, — протягивает Гарри, за что получает больной тычок под ребра. — Я ждал два года, и если прожду еще хотя бы секунду, то перестану за себя отвечать. Все еще смеясь, Гарри помогает Луи забраться на него и придерживает за бедра, пока сам шатен примеривается к нему. Он берет член в правую руку и приставляет к пульсирующему отверстию, и шипит от боли, когда начинает насаживаться на него. — О, черт, — сдавленно стонет Гарри, откидывая голову назад. Внутри узко и, наверное, влажно, и спасибо резинке за то, что она притупляет чувства, иначе Гарри и секунды бы не продержался, а Луи припоминал бы ему это до конца его дней. Когда их влажная кожа, наконец, соприкасается, Луи на секунду остается в таком положении, желая продлить этот момент и привыкнуть к чувству наполненности. — Это как снова сесть на велосипед. Пустяки — ох, черт, — бормочет Луи и упирается ладонями в широкую грудь Гарри. Первое движение вызывает у обоих судорожный вздох. — Луи, — выдыхает Гарри, сминая в руках упругие бедра. — Да, знаю, — соглашается тот и начинает двигаться на его члене, поднимая и опуская бедра. Ритм мучительно медленный, и Луи будто нарочно над ним издевается, растягивая свое удовольствие. Гарри бы ни за что не признал это вслух, но Томлинсон выглядит безумно соблазнительно, когда седлает его: мокрая челка липнет на лоб, и парень откидывает ее в сторону ловким движением кисти, тонкие губы приоткрыты, а подернутые томной поволокой голубые глаза зажмурены. Он опускает руки на сочные бедра и помогает парню насаживаться на него немного резче и сильнее. Луи впивается тонкими пальцами в его плечи, оставляя на них красные метки, и закидывает голову. Гарри завороженно смотрит на двигающийся кадык и нежную нетронутую кожу. Ему хочется оставить на ней фиолетовые засосы, которые сходили бы несколько дней. Он бы наблюдал, как Луи бесится, пытаясь их скрыть за воротом свитеров, и испытывал бы при этом эстетическое удовольствие. — Сильнее, Стайлс, ну же, — подгоняет его Луи, буквально подпрыгивая на нем. Гарри подается бедрами ему навстречу и в таком положении ему ни в жизни не найти простату, поэтому Томлинсону придется делать это самому. — Твою мать, Луи, — рычит он и садится на кровати, притягивая парня к себе на колени. Шатен скрещивает ноги за его спиной и обхватывает его руками, чтобы плотнее прижать Стайлса к своей груди. Гарри утыкается носом в местечко, где шея переходит в плечо, и вдыхает исходящий от Луи мускусный запах секса, смешанный с ароматом знакомого парфюма. Томлинсон трахает себя его членом, приподнимаясь и опускаясь, срывается на бешенный ритм. Он хватает Гарри за подбородок, впивается в его губы, стонет ему в рот. Поцелуй кусачий, мокрый и беспорядочный, но он буквально плавится от ощущения тонких покусанных губ Луи на своих губах. Томлинсон дергается в его руках и с влажным звуком разрывает поцелуй, чтобы простонать: — Да, там, черт возьми! Движения хаотичные и интенсивные, и Гарри недоумевает, как они до сих пор не слетели с кровати. Старый матрас жалобно скрипит под ними, а кровать с силой бьется об стену, и навряд ли соседи не в курсе, чем они тут занимаются средь бела дня. Но на самом деле Гарри сейчас наплевать, что о них подумают. Половина университета считают, что они трахаются друг с другом не первый год и спорят, кто из них «сверху», так о чем вообще речь? Луи подскакивает на нем, и Гарри обхватывает ладонью его влажный от предэякулянта член, двигая ею от головки к основанию. Они дышат друг другу в губы и улыбаются, потому что все это выглядит так правильно после двух лет нелепой вражды. — Я скоро, — выдыхает Гарри, и почти видит в глазах партнера издевательское «Поздравляю», которое наверняка так и рвется с его губ. Но Луи запрокидывает голову, подставляя ее под жадные губы Гарри, и судорожно сжимается вокруг него. Он совсем близко. Стайлс шипит, чувствуя, как внутренние мышцы плотно обхватывают его, и Гарри хочется продлить это мгновение, насладиться этими секундами, но еще больше ему хочется только кончить. — Давай, Луи, сейчас, — выдыхает он Томлинсону на ухо, все еще двигая рукой на его члене, и парень дрожит и начинает сокращаться вокруг него. С гортанным стоном вперемешку с отборными ругательствами Луи кончает, заливая их животы теплой спермой, и Гарри хрипло просит его сжаться вокруг него еще раз. Это толкает Стайлса с обрыва, и он следует за Луи, выплескиваясь в презерватив. Они тяжело дышат друг напротив друга, и потные волосы Томлинсона липнут к его плечу. Гарри лениво улыбается, укладываясь на подушки, а Луи соскальзывает с него и от потери контакта шипит, как кошка. Он падает на кровать рядом с ним и закидывает руку за голову. — Надо снять резинку, но мне так лень идти до корзины, — бормочет Гарри, а потом чувствует на своем обмякшем члене маленькую ладошку. Луи стягивает с него презерватив, завязывает его и, прицеливаясь, кидает в мусорную корзину. Гарри просто отворачивается, чтобы не видеть этого ужаса. — Омерзительно, — фыркает он, пряча лицо в подушке. Луи закатывает глаза и ложится рядом. Потом неуверенно кладет голову Гарри на плечо, и губы Стайлса растягиваются в широкой улыбке — он знает, как редки для Луи приступы нежности. — Ну, — заключил Гарри, поглаживая парня по пояснице, — теперь эта задница действительно принадлежит мне. Томлинсон больно пинает его по голени и перелезает через парня, обматываясь сползшей с матраса простыней. — Еще слово скажешь — и я ударю тебя по яйцам. — Ну не кипятись, малыш, я пошутил. — Я тебе не малыш, Стайлс. Если дороги бубенчики, то закрой рот. Ненавижу тебя, идиот. — Да-да, я тоже тебя люблю. И когда-нибудь это будет сказано им без издевки.***
На следующий день Луи приходит в университет в том самом свитере Гарри, но красноречивее всего остального только сам Стайлс, который крепко держит его за руку. И, да, наверное это все же немного нарушает кодекс чести злейших врагов. Совсем чуть-чуть.