Tormenta sunt aliquid (Не кончается пытка)

Глава 1 Начало 19 века.... В бывшей столице тевтонского ордена, поборников за власть церкви, церквей не так уже и много. Священники считаются самыми почитаемыми из жителей наравне с аристократами. Даже слабый и нерешительный Фридрих Вильгельм III всячески содействовал церкви. Самым почитаемым из коленоприклонников святого креста, как говорили тогда, был русский эмигрант, отец Иоганн, как произносили его имя на немецкий манер. Никто ничего о нём не знал, кроме того, что и так было на виду: обаятельный молодой человек лет двадцати пяти, с манерами дворянина, добрейшим сердцем и милейшей улыбкой, что раз в год меркла, когда он ходил на кладбище, где просиживал с раннего утра до поздней ночи. В тот раз его традиция была нарушена. Неотложные дела отпустили его на кладбище лишь поздно ночью, ближе к полуночи. В руках у него был букет белых роз – 13 штук. Именно столько месяцев он был счастлив с той, чье тело покоилось под каменным надгробием. — Прости меня… я опоздал, — он положил цветы на камень. – Я скучаю… Одинокая слеза скатилась по его щеке и упала в траву. Жаркая, не по-весеннему, майская ночь, казалось, давила со всех сторон густым воздухом. Было практически ничего не видно в сумерках даже при свете маленькой свечки, что зажёг священник на специальной подставке у надгробия. Едва только можно было различить черты его лица, пепельно русые волосы, нос с горбинкой и лиловые глаза — всё же не зря почти все молодые девушки в приходе его церкви были тихо в него влюблены. На тихие слова русского ответил ветер, взвыв в кроне растущего поодаль дуба, отзываясь тихим "Тоже...". — Вот видишь…. Уже 5 лет прошло. Да. Мы столько времени могли провести вместе. Он ссутулился, словно что-то давило на его плечи. Воспоминания. Он предался им полностью, канул в них с головой так глубоко, что не сразу услышал стон боли, разрезавший ночную тишь. — Помогите... — прохрипел кто-то прямо за могильной плитой, нарушая уединение юноши. — Что? – Священник сделал шаг в сторону голоса, и его взору открылась весьма страшная картина. На потемневшей траве лежал юноша лет двадцати. Темную его одежду пропитала кровь из раны чуть выше сердца. Множество порезов тоже обильно кровоточили, лицо заливала кровь и ссадины на лбу. Глаза было сильно расширены от боли, тело било крупной дрожью. — Помо…. – ртом несчастного пошла кровь. Зажав рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса, священник замотал головой. Перед глазами появилась его Аня, которая сейчас лежит под этой могильной плитой...Ведь она умирала почти так. Быстро сорвав с шеи шарф, русский мигом перевязал рану парня и подхватил его на руки. Он знал, откуда бывают такие раны...И это явно не от людей. Парень конвульсивно дергался в его руках. Тело его уже готовилось умереть. — Сейчас…. Врача. Срочно. Сначала идя, а затем и срываясь на бег, Иоганн побежал в центр города, где жил лучший из известных ему врачей. Глава 2 На улице бушевала гроза, гремел гром, дождь поливал случайных похожих. Тяжелые капли стучали в стекло, а Иоганн вот уже шестой час кряду менял на пышущем лбу раненого мокрый компресс. Парень постоянно метался и что-то шептал, зашитая рана не хотела закрываться и бинты то и дело пропитывались кровью. Только добравшись до врача восемь часов назад, священник смог рассмотреть своего спасённого: альбинос с кроваво-алыми глазами, молочно белой кожей и серебристыми, как лунный свет волосами. В нём легко было признать жертву, к ряду которых была причислена и жена фиалковоглазого служителя церкви. Говорить о них строго воспрещалось, но опытный медик-швед Бервальд, старый друг Иоганна, сразу сообразил, с чем имеет дело, и быстро предпринял необходимые меры. Но, всё равно, ничего не помогало — спасённого лихорадило, било крупной дрожью...юноша бредил. Он много говорил о подземельях королевского замка, каком-то неизвестном брате и твердил, что его предали... Иоганн убирал с лица юноши слипшиеся пряди и бормотал что-то на тему «ты выживешь». Не то, чтобы этот парень, чьего имени он не знал, был ему слишком дорог. Нет, просто он не мог позволить, чтобы еще один человек погиб от рук детей ночи. Да. Пять лет назад его жену, Анну Брагинскую, урождённую Юроди, нашли мертвой в их доме. Из шеи несчастной был вырван кусок плоти, но вокруг тела не было крови. А на теле найденного на её могиле юноши были почти такие же раны, у него был такой же испуганно-затравленный взгляд. — Кровь... — хрипло протянул в бреду альбинос. — Кровь.... Несчастный. Наверняка именно это орали эти мрази, перед тем, как попытаться убить его. Кровь. Раньше люди, не боясь ничего, пошли бы святым походом на детей тьмы, но сегодня вампиры, скорее всего, имеют место и при королевском дворце, делая церковь практически бессильной. Да и вообще, пруссаки стали более пугливы в этом деле. Они предпочитали укрываться в своих домах, наивно думая, что деревянные ставни на окнах спасут их от кровопийц. — Кровь... — снова простонал красноглазый. Он сильно дрожал, метался по простыням, пачкая их, и, казалось, даже, плакал, точнее, оплакивал, повторяя одно и то же имя, которое русому никак не удавалось разобрать. Вообще, казалось странным, откуда у человека может быть столько крови: вся белая ряса Иоганна на груди была пропитана ею насквозь, на могиле явно было её более, чем достаточно, у Оксештерны на операционном столе её тоже было очень много, а кровотечения не прекращались... Священник поднес ко рту юноши стакан с водой, заставляя сделать хоть пару глотков. Получалось плохо – вода вернулась обратно вместе с темными сгустками крови. Альбинос жадно облизывал пересохшие губы, собирая с них капли воды вместе с кровью. Картина была более, чем жалкая и душещипательная. Отцу Иоганну было всё труднее и труднее наблюдать за агонией юноши, ведь память "услужливо" накладывала на красноглазого образ его Аннушки, отчего становилось совсем омерзительно. Бредить юноша перестал только к утру, когда закончился дождь, и горизонт окрасился в алые цвета зари.... Глава 3 Найдёныша, как называл альбиноса Иоганн, а по факту — Иван, лихорадило в течении всего последующего дня. Священнику даже пришлось отменять службу, поскольку более никого он не мог с ним оставить. Сильнее всего русского удивляла живучесть юноши, то, как он цепляется за жизнь... ведь часто он повторял в бреду что-то в стиле "Не сдохну... размечтали¬сь". У красноглазого явно была какая-то цель, из-за которой он и попал в такую передрягу...Вполне вероятно, что он был охотником на вампиров, как и решил для себя отец Иоганн. Проснулся раненный только с закатом солнца..... Сначала его и без того постоянно открытые глаза стали осмысленными, исчез нездоровый блеск. Раненный обвел взглядом комнату, и остановился на роющемся в шкафу Иване. Тот сменил испачканную рясу на домашнюю одежду и теперь выбирал, какую-нибудь простыню постарее, дабы её можно было без особой жалости разорвать на бинты. — Воды…. – просипел парень На миг русский замер, но тут же бросил тряпьё и подошёл к альбиносу. Мельком осмотрев перевязки, священник налил в грубый глиняный стакан воды и поднёс к губам юноши. — Пей. Жадно проглотив воду, парень вновь откинулся на подушку. — Как тебя зовут? — Гилберт, — еле слышно ответил тот. — А я Иван. Тьфу, Иоганн. — Русский? Пф...развелось вас тут... — прошипел тихонечко альбинос, чуть прикрыв глаза. — Где я? — Как видишь, у меня в доме. Я нашел тебя на кладбище. — Хорошо же я бежал... — фыркнул Гилберт. — Погони не было? — резко насторожился он. — Да нет, вроде. Я, во всяком случае, ее не видел. — Это ещё не значит....что ИХ нет... — красноглазый попытался подняться на кровати, но тут же взвыл от боли и снова упал на матрас. Иван помолчал. — Значит, я был прав в своих подозрениях. Тебя ранил вампир, не так ли? — Падла это, а не вампир...мразь английская... — тихонько прорычал, как дикий кот Гилберт. — Клыки повырываю....тварь.... — Вампиры много сильнее обычного человека, не забывай об этом. В следующий раз ты можешь не выжить. Парень уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но потом, похоже, передумал. Глава 4 Гилберт в огромных количествах пил воду, спал весь день напролет и громко шипел, когда ему делали перевязку. Рана заживала плохо, но края ее, благодаря стараниям Ивана были чистыми. Бинты он стирал и вымачивал в водке, дабы избежать заражения. **** — Вы, славяне, вообще всё водкой лечите, сколько я вас помню! — шипел при очередной перевязке альбинос. — Ну… не все…. – Иван затянул бинт. – Вот, например, кашель мы лечим…. Да, водкой. — А меня одна славянка лечила спиртовой настойкой мирты от кашля. Дрянь...но помогло... — фыркнул Гил. — Тоже работает, — русский пошел мыть руки. — Ты говоришь, как наша Наталья! — усмехнулся альбинос. — Наталья? – в голосе Ивана мелькнуло удивление. — Да...Арловская...Вы...Вы с ней знакомы? — Да…. Это сестра Ани… Вобщем, — лицо священника потемнело. – Моей бывшей жены. — Слышь, Бог? — поднял лицо к потолку Гилберт. — Твои пути и правда неисповедимы....Что ж ты, говнюк, ещё придумал, а? — Не смей так говорить! — минутное наваждение слетело с русского, в голосе появился метал. — Бог меня предал...Я в него уже не верю...Хотя раньше, как и ты, верно ему служил. Он у меня всё забрал, ты понимаешь? Мать, жену, детей...Их на моих глазах убили...У меня нет поводов ему верить — он не откликнулся ни на одну молитву, когда умирал мой сын... — алые глаза юноши очень недобро блеснули. — Мою жену убили пять лет назад. Выгрызли… — Иван сглотнул, — из шеи кусок плоти и выпили всю кровь, до капли. Я нашел тебя… на её могиле. — Моих убили точно так же...только младшего сына оставили в живых...не совсем добили — урок преподали... — альбинос отвернулся к стене. Иван не ответил. Через некоторое время послышались всхлипы. Русский сидел, уперев голову в руки и плечи его вздрагивали. — Русич....ты чего? — ошарашенно обернулся Гилберт, смотря на священника огромными глазами. Священник плакал, по-мужски страшно. Смотреть на его слезы без содрогания было практически невозможно. Человек, который всю жизнь ободряет других, не мог поселить покой в собственную душу. Воспоминания разбередили старые раны, и сколько бы он себе не повторял, что там ей наверняка много лучше, чем здесь, слезы продолжали течь. — Дурак....ты сейчас на кучку говна похож, а не на священника! — закатив алые очи, раненный сполз с кровати и подошёл к русскому. — Слёзы крадут время жизни...Чем больше ты его потратишь, темь меньше тебе останется на то, чтобы заставить мёртвых улыбнуться... — положив руку ему на плечо, протянул он. — Мёртвые не улыбаются. — Они улыбнутся тогда, когда ты успокоишь свою душу...да хоть через ту же месть, убив...но именно того, кто причинил тебе больше боли.... — Я вряд ли… способен на убийство. Поэтому…. Мне не будет покоя. — Я тоже считал себя не способным...мне было дурно от вида крови, а когда я поотрывал этим мразям головы, мне было уже плевать — я видел спокойные лица своих близких.... — Мы разные люди. Я вряд ли смогу тебя понять, прости, — Иван задул свечу и вышел прочь из комнаты. — Идиот.... — выдохнул в пустоту Гилберт. — Ты ещё поймёшь.... Глава 5 Говорят, что сон — это просто химическая реакция, необходимая для снятия с организма напряжения. Но ведь не с проста в древнее время люди придавали сну огромное значение, делая порой из этого целые культы. Во сне часто можно уловить в собственных воспоминаниях ту тонкую ниточку, которая казалась потерянной ранее...Сны часто расставляют всё на места, когда слишком трудно... *** Сон не принёс Гилберту требуемого успокоения — после разговора со священником ему было не по себе. Потревоженные воспоминаниями старые раны на душе и теле отвратительно ныли и подбрасывали в обычно чёрный сон картинки из далёкого прошлого.... *** — Папа! Папа! Голос. Он почти его забыл. — Папа! И перед глазами сразу возникает маленький мальчик с пшеничными волосами и огромными голубыми глазами, который больше похож на свою мать, чем на отца....на самого Гилберта. — У нас гости.... Этот чуть хриплый мальчишеский голос тоже в памяти альбиноса почти стёрся... — Это Иван… Он сын старого Михеля. Только….я тебе не говорил, хорошо? – голос мальчика становится заговорщицким. Старый Михель был весьма скандально известной личностью. Его жена умерла в прошлом году от дифтерии, и с тех пор он заглядывал в стакан. Напиваясь, он мог избить случайного прохожего или сотворить что-то подобное. — Михаила, раз уж на то пошло...они же русские...А от них такого можно ожидать, — ответил ему тогда красноглазый, потрепав по волосам. Парнишка был его практически точной копией. — Иван! Иди сюда! — Мартин вырвался из объятий отца и побежал прочь. Иван оказался одногодкой младшего сына Гилберта. Типично славянская внешность – русые волосы, светлая кожа. Только вот глаза выглядели необычно. То ли игра цвета, то ли еще что-то, но цвета они были фиалкового. — Здравствуйте… — И тебе не хворать... — по-русски, но с заметным акцентом, сказал Гилберт. — Как зовут тебя, дитя? — спросил он уже на немецком. Тогда альбинос был священником небольшой церкви с довольно не значительным приходом, который, что примечательно, значительно возрос после появления святого отца Гилберта. — Иван! – мальчишка улыбнулся, и принялся восхищенно разглядывать альбиноса. — Кем ты хочешь стать в будущем, Иван? — мягко спросил тот, заглядывая в столь удивительные глаза русского. — Я не знаю еще… — Ты бы был отличным воином, да вот сердце у тебя слишком доброе...Жаль, прошли времена крестовых походов. — Мама рассказывала мне о них. Они были очень-очень смелые и благородные! И шли под флагами с черным вороном! Ну, вон как тот! – Иван вытянул шею, чтобы лучше видеть и указал куда то на крышу. На шее его стали видны четкие следы пальцев. — Твоя мама была дворянкой...я знал её... — чуть нахмурившись, священник подхватил паренька под руки, сел на табурет и усадил его к себе на колени. — Расскажи мне, дитя, откуда у тебя это... — он провёл по синякам на шее мальца. — А…. это… Ниоткуда. — Ложь — это грех, дитя...От меня ты можешь не скрывать ничего.... — посмотрел своим самым убедительным взглядом на русича красноглазый. — Ну… отец иногда бьет меня, если я не слушаюсь. — Хочешь, я поговорю с твоим отцом? — Лучше не надо.... Герр Марк уже пытался с ним говорить. — Я не Герр Марк, и не к сану убеждать его кулаками. Слово божье сильнее любой физической силы... — улыбнулся Гилберт. — Правда? — Чистая правда. — Я вам верю… — мальчишка соскользнул с его колен. – Я знаю, кем я стану…. Я стану… Гилберт проснулся. Глава 6 Гилберт проснулся. В комнате царил вечерний сумрак. — Ну вот, опять продрых весь день, — парень повернулся на другой бок и зашипел. Рана заживала плохо, наверняка потому, что у Киркленда когти были грязные. Из соседней комнаты доносились обрывки разговора. — Вань, ты исхудал страшно. Скушай пирожочек! — Наташ...Мне не до пирожков....совсем... — послышался вялый ответ русского. Женский голос показался альбиносу подозрительно знакомым. Тихо ругаясь и шипя сквозь зубы, он встал с кровати и медленно, шатаясь, как камыш на Преголе в шторм, направился к дверям. — Ешь, я сказала! А то вообще ссохнешься на своих церковных харчах. Я же пекла, старалась. Ех, пропадешь ты без женской руки. — Наташа, раздай их лучше прихожанам — знаешь ведь, что у меня обет безбрачия! Мне надоели твои поползновения! У меня ещё и траур не прошёл! — Я понимаю, что тебе сложно без Ани, но уже пять лет прошло! Пора бы уже вернуться к нормальной жизни! — А у него и так она нормальная... — наконец, высунулся Гилберт. — Наталья, вали-ка отсюда по хорошему...И Артуру передай, что я оторву ему голову своими руками, если он хоть пальцем тронет Людвига, империалист чёртов. — Ты?! – глаза Орловской очутились где-то на лбу. — А…. – хмуро протянул Иван, — вы же знакомы, да? — Я...И если ты сюда ещё раз прийдёшь, я тебя сам порву. И ещё, иди отсюда скорее прочь — на глазах стареешь... — усмехнулся красноглазый. Наталья проглотила возмущение и вскочив, резко выбежала из дома. — Что это с ней? – устало спросил Иван. — Тебе не стоит и на порог эту курву пускать! — прошипел альбинос. — Я не могу…. Она сестра моей жены. — Тебе она никто....И жене твоей, поверь мне, тоже. — Я не могу так считать…. Она мне очень помогла, когда я уже не хотел жить. — Она — Вампир....И таких, как она, я убиваю.... — Наталья? – глаза Ивана удивленно расширились. – Но…. Но как? Она же… и днем ходит…и… — Крем...для этого есть крем с кровью короля. Тогда всё компенсируется. — Чья кровь? — Короля. У Вампиров есть король из первородного поколения. — Да…. Многого же я не знал. Иван поднялся и подойдя к ведру с холодной водой, стащил рубашку и пару раз плеснул в лицо влагой, смывая усталость. Цепкий взгляд Гилберт подметил странные шрамы на шее у русского – словно его кто-то душил и остались следы от ногтей. — Это откуда у тебя, русич? — перед глазами у альбиноса ненавязчиво проскользнули картинки из сна, из далёкого прошлого и, как показалось, будто перед ним снова появился тот самый сын городского пьяницы Михеля — Иван. — Ась? А, ты о шрамах….Я уже и не помню откуда. У меня они с семи лет точно. — А...а почему ты решил стать священником? — Почему? – Иван задумался. – С самого детства хотел им быть. — А друга у тебя не было в семье священника? Кстати... — Гилберт осмотрелся, — именно этого прихода... — Друг… У меня за всю жизнь был лишь один друг – Мартин, но я не помню уже, кто были его родители. — Его отец и был священником этой церкви. Поверь мне на слово... — прикрыл глаза альбинос. — Не спрашивай, что и почему. Иван только пожал плечами, решив не спорить с Гилбертом. Всякий имеет право на свои заскоки. — Твоего отца ведь Михелем звали, так? — протянул Гил. — Откуда ты знаешь? — Я несколько старше, чем выгляжу. — пожал плечами раненный. — И тебя мелким помню....Не намного старше был сам... — прикинув возраст старшего сына и решив сыграть его роль, протянул он. — Ясно…. Отец спился и умер, когда мне было восемь. Я пошел послушником в церковь, затем меня определили священником в тот приход, где я работаю сейчас. — Я помню. Ты тогда у отца Гилберта начинал обучение, верно? — Да... — Я начинал там же. А через год его сожгли с семьёй. Русский сделал пару шагов в сторону двери. — Да. Я слышал эту историю. Весь Кенигсберг на ушах ходил. — А теперь представь — это сделали вампиры. Священник не ответил. Лицо его потемнело, наверняка Наталья хорошо промыла ему мозг, пока Гилберт спал. — Эй, Иоганн...а ну ка обернись ко мне... — сощурился раненный. Иван вскинул бровь, но таки повернулся. На это альбинос только глухо зарычал, схватил русича за плечи и резко развернул, сильно впечатав его спиной в стену. — Смотри мне в глаза! — прорычал он. — Зач… — Иван обмяк, как завороженный, не моргая, смотря в кровавые глаза Гилберта. — Проснись... — прошипел тот и на отмашь дал священнику две пощёчины. — Никогда впредь не смотри ей в глаза, идиот.... Русский удивленно заморгал. — Как тебя зовут? — изогнул брови альбинос. — Иван.... — А как меня зовут? — Гилберт... — Кто только что отсюда ушёл? — Наталья. — Значит, с памятью эта твоя Наталья, — пререкривлял имя красноглазый, — ничего не сделала. Фыркнув, он отпустил русого и отошёл в сторону, сильно шатаясь. — Я тебя не понимаю, — Иван покачал головой. – И вообще тебе лучше лечь. С помощью священника Гилберт дошел до кровати и, зашипев от боли, снова лег. — Наталья твоя — вампир...я уже говорил.... — протянул красноглазый. — Разве вампиры могут так хотеть замуж за священника? — Она бы тебя укусила. А потом заставила разыграть свою смерть. Мне великолепно известны все эти тонкости. — Нет уж. Ни за что не согласен влачить такое существование. — Как же замечательно иметь выбор.... — протянул Гил. — То есть? – не понял Иван. — Ты можешь выбирать — кем тебе быть. Это действительно большой дар. А те, кто не рождены людьми, но хотят ими стать — ценят право выбора. Я с ними слишком часто сталкиваюсь.... — Думаю, ты прав, — в полумраке было видно, что русский слегка улыбнулся. – Ладно, спокойной ночи. Глава 7 Прошла ещё неделя. Наталья и на пороге дома отца Иоганна не появлялась. Но при каждом упоминании, какая Орловская хорошая, Гилберта аж подкидывало. Что интересно, сам мужчина не понимал, почему у него "эта курва-славянка с претензиями в дворянское сословие" вызывает такие негативные эмоции, когда приближается к этому священнику. Он, в принципе, всегда был неравнодушен к людям, но смотрел на их души первей, чем на лица. У Ивана, по его мнению, душа осталась почти та же — с мечтой, по-детски чистая, наивная, но сильно побитая. Наверное, именно это и привлекало его в священнике. Но почему же он так хочет удушить Наталью своими руками? Не натравить на нее других, а убить лично, измазавшись её кровью…. — Скушай пирожочек…. Голос, мёд с ядом. Эта тварь хочет стать женой Ивана, а затем обратить его, сделав безраздельно своим. Иван стоит у входа. Через окно хорошо видно, как он из большой корзины раздает толпе чумазых ребятишек яблоки. Весь его вид – сплошное умиротворение, он занимается любимым делом – дарит радость людям. Кажется, от него даже идет свет. Может, этот большой ребёнок один из тех ангелов, что Бог посылает на землю? Всё вероятно...Хотя Гилберт и сам получал невероятное, ни с чем не сравнимое удовольствие, когда помогал людям на улицах, когда был облачён ещё в чёрную с белым рясу. Но, как он сам свято верил, от него никогда не исходило столько света, тепла и заботы. Казалось, что за спиной у русского вот-вот появятся крылья, да ещё какие! Которые укутают всё вокруг своими тёплыми перьями. Иван заметил его и помахал рукой. Гилберт ответил кивком. Иван улыбнулся – светло, тепло, как умел только он. Гилберту показалось, что на душе у него стало чуть легче. Наверное, единственным верным эпитетом, применимым к Брагинскому, был "олицетворённое счастье", ведь никак иначе и язык не повернётся, даже зная, как побила его жизнь... Гилберт уставился в потолок, погрузившись в свои мысли. Они копошились в его голове, как муравьи, но среди всех этих муравьев был один, в котором он был убежден полностью. Он хотел смотреть на его улыбку вечно. Тихонько заскрипела дверь, и, без стука, в комнату вошёл Иван, держа в руках ярко красное наливное яблоко, от которого тут же по комнате разошелся приятный, чуть щекочущий ноздри,аромат. — Это тебе. — Мне? – удивился Гилберт. — Ну а кому? Снова эта улыбка. Она сводит его с ума непониманием чувств, которые она вызывает. — Спасибо, — только и смог сказать Гил. — Питайся уже, инвалид... — чуть прикрывает глаза русский, но ту же спохватывается и начинает быстро-быстро рыться во всех шкафчиках, которых тут великое множество (как оказалось, Гилберта поселили в комнате хозяина). — Что ты ищешь? — Нож...Яблоко же надо хоть порезать...а то ещё простыни заляпаешь! — отмахнулся от него русый. «Ага, заляпаю. Наташиной кровью» К счастью, мысли Иван читать не умел, поэтому найдя нож, принялся резать Гилберту яблоко дольками.Из-за всей спешки, с которой это делалось, русский глубоко полоснул по пальцу острым кончиком, окропив стол и яблоко кровью. — Ай... — тихонечко только и пискнул он. Гилберт потянул носом запах крови. Странный, необычный, пряный запах. Корица и железо. Не осознавая, что творит, парень взял руку Ивана в свою и провел языком по порезу. Русский лишь ошеломлённо смотрел на него, даже не убирая руки. В принципе, он подозревал, что Гилберт не совсем человек, но...но очень не хотел, чтобы все его подозрения оправдались. Прикосновения языка к коже были даже приятным, боль притупилась. А затем Гилберт, вдруг, дернулся и развернулся к стене, с головой накрывшись одеялом. — Наверное, раны сказались на твоей психологии... — тихонько протянул ошарашенный русский. Наклонив голову так, чтобы чёлка закрывала глаза, он быстро дочистил яблоко и отложил нож в сторону. Мысли в голове перепутались окончательно. — Ладно, тебе надо выспаться. Гилберт остался в комнате один. Он не мог понять, что происходит. За столько лет жизни он научился идеально себя контролировать, но тут…. Сойти с ума от одного запаха? Немыслимо. Глава 8 Ночью Гилберту не спалось. Совсем. Он крутился, вертелся, даже считал летучих мышей, как когда-то его учили, даже распевал какие-то песенки….в итоге он мирно пошёл бродить по церкви, которую он, наконец, смог нормально рассмотреть после длительного отсутствия тут. В коридоре было подозрительно ярко…столь необычный свет шёл из комнаты русского. — Господи, ну почему же это всегда так больно… — раздался тихий голос священника, но настолько непривычный, что прусак вздрогнул. Неслышно подойдя к двери, Гилберт заглянул в щель и оторопел. Не полу, крупно дрожа, сидел Иван. Его бело-фиолетовая ряса на спине была разодрана в клочья…. двумя ослепительно белыми крыльями, которые излучали невероятный свет. — Этот…. груз…. – голос священника был искажен болью, — слишком тяжел. Распахнув и без того огромные алые глаза, альбинос зажал рот рукой, шокировано смотря на Брагинского. Вот, почему его кровь так сводила с ума, вот почему так сильно будоражило его присутствие…. но разве только от этого? Вполне возможно, что кровь привлекла его первоначально….но… Но, всё же, не имея возможности пройти мимо, он заходит в комнату, беззвучно ступая по каменному полу, присаживается за спиной фиалковоглазого и, затаив дыхание, прикасается к белым перьям огромных крыльев. Такие он видел лишь один раз… Мать Гилберта умерла, когда ему исполнилось четыре года. Вторые роды оказались для нее последними, Людвиг родился полумертвый, его еле выходили. Но Гретхен умерла, успев только взглянуть на младшего сына. Sch, Kleines Baby Wein Nicht Mehr Sch, kleines Baby, wein´ nicht mehr, die Mami kauft dir einen Teddybär. Und wenn der Teddybär nicht mehr springt, kauft dir die Mami einen Schmetterling. И крылья. Огромные крылья, которые излучают мягкий свет. Теплая рука гладит его по голове, белые волосы не хотят лежать как надо. В красных глазах ребенка отражаются блики, слабые еще ручонки сжимают витые прутья колыбельки. Und wenn die Sonne wird dunkel sein, kauft dir die Mami ein Vögelein. Und wenn das Vöglein nicht mehr singt, kauft dir die Mami einen goldenen Ring. Wenn dir das Ringlein nicht gefällt, kauft dir die Mami die ganze Welt. — Они такие... – ещё толком не вышедший из резко нахлынувших воспоминаний, шепчет алоглазый. – Белоснежные…. – чуть прикрыв глаза, он прикасается губами к перьям, которые по-прежнему ещё в некоторых местах были в крови, которая брызнула, когда русский их выпустил. Иван приходит в себя, с глаз его спадает пелена. Он чувствует горячее тело, которое прижимается к нему. Чувствует прикосновения к перьям. Это должно было бы пугать, но Ивану не страшно. Прикоснуться к перьям. Высшая мера доверия. — И мне не страшно, что ты можешь убить меня прямо сейчас, просто воткнув мне в вену одно из своих перьев… — тихо шепчет «тело». — Я не способен на убийство. — Не странно, что эта несчастная обращённая так хочет тебя заполучить... — трясь щекой об перья, тянет Гилберт. – Пойти на убийство одного ангела ради порабощения другого – невиданное хамство…дерзость, за которую её стоит обезглавить при всём сборе аристократии…… — Ты… думаешь, это… она сделала? – голос русского дрогнул. — Я знаю это. Я вижу все "пятна" крови на губах вампиров...все-все. — фыркнул альбинос. — Ты все-таки не человек…. – В голосе русского хорошо заметна жалость. — Но на мне нет крови людей…— протянул алоглазый. — Тогда… кто ты? — Я просто рождён таким — вампиром. — Ты имеешь в виду, что… — Иван сглотнул. — Что я имею в виду, я приберег для себя...И не пугайся так — я не пью кровь. Наверно, русский хотел сказать что-то еще, но в этот момент его выгнуло дугой, и слова потонули в стоне боли. Свечение перьев угасло, было видно, как под плотью трансформируются кости, крылья словно втягивались в его спину. Еще один рывок и Иван свалился на пол. Ряса на спине пропиталась кровью. Несколько секунд просто смотря на русского огромными глазами, вампир резко вскочил и перетащил его на кровать, попутно кусая себя за руку, чтобы не сойти с ума от запаха, и пачкая всё вокруг кровью. Иван застонал. Похоже, что крылья доставляли ему немало мук. Святость – великий груз. — Тише-тише... — уложив его на лежанку и проведя рукой по волосам, протянул Гилберт. — Тише...я с тобой — я помогу тебе.... — Спасибо…. – прошептал священник и потерял сознание. Глава 9 Утром Ивана уже не было на месте. Лежанка пустовала, а одеялом с нее священник укрыл Гилберта, который таки уснул на рассвете. Выпутавшись из одеяла, Бальдшмидт потянулся, продрал глаза и лишь потом вспомнил, что его разбудило. В дверь стучали. Тихо выругавшись и совсем не догадываясь, кого черти могут занести в церковь в такое время...да ещё и в самое её сердце, прусак встал и чертыхаясь направился открывать. На пороге стоял парень лет 14. Серые его глаза были затянуты белесой пеленой. На шее юноши Гилберт заметил две ранки. — Гилберт Бальдшмидт? – спросил он абсолютно пустым голосом. Долго думать вампиру не пришлось — это был обращённый, причём полностью подчинённый воле своего "хозяина". По факту такие операции были запрещены, но это не мешало "поиграть", прежде, чем убить жертву. — Нет... — прорычал альбинос. — Ты ошибся, малец... Слова его не возымели эффекта, парень, дергано двигаясь, вытащил из кармана свиток, перевязанный черной лентой, и отдал его Гилберту. Затем так же неуклюже повернулся и направился к выходу. Рыча от злости, Бальдшмидт взломал печать и развернул послание. «Пятница. Ритуал. Или Людвиг умрет.» Громко чертыхнувшись, красноглазый взмахом руки разбил в щепки дверь в комнату и очень зло зарычал. Нет, только начало всё налаживаться, только рана зажила, только в душе стало тише, боль стала отступать....но тут как всегда в свои права вступает Совет из лучших аристократов всего вампирского общества. Необходимо было что-то сделать, прежде, чем придёт время ритуала. Ритуалу, как таковому исполнилось больше тысячи лет. Заключался он в том, что наследник, старший рожденный вампир королевской крови, торжественно убивал жертву и «насыщал весь вампирий род через себя». Гилберт ненавидел эти дурацкие традиции, но деваться было некуда и раньше он исправно год в год исполнял все действие. Ныне же, когда он устроил торжественный бунт в честь нарушения традиций и их ликвидации, хотя это, всё же, были не основные причины, он совершенно не хотел во всём этом участвовать. Он был по большей части бунтарём, реформатором — он не хотел пить кровь только из-за того, чтобы отдавать дань традициям, хотя это и так не даёт никакого насыщения. Но Людвиг…. Он не может позволить, чтобы его убили. Все что угодно, только не это. — Пятница. Чуть меньше недели. — На что? И что ты сделал с дверью? — раздался спокойный голос священника, который тут был абсолютно некстати. — А… это я нечаянно. Да. – Гилберт потупился. — И это не ты укусил того мальца, что валяется чуть дальше по коридору? — недобро сощурился русский. — Нет. Он пришел сюда уже укушенный. — Чем ты можешь это подтвердить, вампир? — Не думаю, что тебе понравится этот способ. — Я не привык верить таким как ты, на слово.... — в голосе фиалковоглазого явно читалось сожаление. — Тогда сам нарвался. Гилберт притянул Ивана за ворот и припал к его губам. Возмущённо замычав и широко распахнув глаза, куда более габаритный, чем альбинос, русский попытался оттолкнуть "змия-искусителя", да вот только не тут-то было — вампир держал его крепче, чем самую вкусную жертву. Сначала Бальдшмидт целовал его почти нежно, будто пробуя на вкус, но затем углубил поцелуй, нагло хозяйничая во рту Ивана языком, исследуя каждый уголок, пытаясь продлить этот момент до бесконечности. Сказать, что у священника был полный кавардак в голове и дисгармония на душе — ничего не сказать. Впечатление было двойственным — "это категорически не верно" и "это очень даже не плохо". В конце концов, он вообще начал отвечать на "эту вампирскую глупость",но... Как всегда без "но" не обходится и всё прервал зычный девичий голос из коридора: — Ва-а-а-анечка! Я тебе пирожков принесла! Гилберт нехотя оторвался от губ Иван и тихо сказал: — Можно, я её таки убью? — Изобрази непринуждённую беседу... — алый, как маков цвет, русский отстранил альбиноса и тут же наклонился собирать щепки. — Эмм… Эта дверь все равно была старая, её уже менять надо было, — как ни в чем ни бывало запричитал Гилберт. — А что у тебя тут произошло? — миловидно улыбаясь, славянка прошла в комнату. Правда, вся её, пусть и наигранная, радость пропала при виде Бальдшмидта. — Да так, — Иван пожал плечами. – Гилберт немного вспылил. — Он не человек! — театрально-испуганно взвизгнула Наталья. — Не человек. Как и ты, — голос священника был предельно спокоен. — Я почеловечней буду... — усмехнулся алоглазый. — Вы… вы… вы! – взвизгнула Орловская. — Ну я...Я могу рискнуть не ждать будущей пятницы и прямо сейчас начать точить зубы... Казалось, что от взгляда Натальи вспыхнут щепки. Она злобно сверкнула на альбиноса глазами и прошипела: — Рискни не прийти! И резко развернувшись на каблуках, выбежала прочь. — Чёртова курва! — взвыл альбинос и швырнул ей вдогонку деревяху, которую держал в руках. — Так что будет в пятницу? — Лучше не спрашивай.... — Гилберт пнул стену, от чего та покрылась трещинами, и уселся на пол, обхватив голову руками. Иван присел рядом с ним и, не придумав ничего лучшего, привлек альбиноса к себе, принялся гладить его по голове, успокаивая. — И почему я не родился таким как ты? — тихо спросил альбинос у русского. — Почему у меня больше от отца, чем от матери? И за что мне весь этот манерный жеманизм сдался!? — Манерный жеманизм? Ты не виноват, это всего лишь воля случая. — Ну, откажись я много лет назад от одного предложения, то "случаю" велеть бы не пришлось... — Да уж…. – Иван задумался. – Надо бы найти родителей того парня, что умер. — Ну… ты хоть веришь, что это не я его убил? — Да… — Иван прикинул, что железного привкуса во рту у Гила не наблюдалось. – Хотя нет. Не верю. — Тебе ещё раз доказать? — алоглазый сощурился и крайне похабно-ехидно усмехнулся. Ангел заговорщицки промолчал.Вампир сощурился пуще прежнего. — Не вижу инициативы со стороны инквизиции... — Тогда как на счет костра? – носом русский почти касался носа Бальдшмидта. — Я не горю.... — усмехнулся тот. — Сжечь меня невозможно....как и утопить, — альбинос немного подался вперёд, таки ткнувшись носом в нос русого. — Значит, я еще что-то придумаю, — Иван накрыл его губы своими. Отметив, что его ("А какого черта это он мой?!" — запоздало проскочила мысль в голове Гилберта) ангел обладает далеко не ангельским нравом, вампир обвил шею священника руками, отвечая на поцелуй. *** Иван спал, положив голову ему на колени. Губы его покраснели и припухли от бесконечных поцелуев. В этом каждый из них нашел что-то, чего им так не хватало. Несколько часов кряду они не могли оторваться друг от друга, забыв обо всем на свете. Наверное, впервые за много-много лет вампир чувствовал себя таким блаженно спокойным. Такое тёплое чувство в его истерзанной десятилетиями душе рождалось только тогда, когда его первая и, как он думал, вечная любовь была рядом с ним. Гилберт думал, что уже никогда не будет настолько счастлив, но это дитя, а для него он был как дитя, если сопоставлять возраст, сможет так его "разбудить". Во время их первой встречи, когда Гилберт случайной фразой определил путь, по которому пойдет тот малец, который тогда едва доставал ему до пояса, он даже не мог подумать, что через много лет они будут вот так сидеть, прислонившись к стене, и Бальдшмидт будет перебирать русые пряди человека, который, по идее, должен его ненавидеть. Русый во сне выглядел совсем таким же невинным и милым ребёнком, как тогда...Вот только крылья, в чём Гилберт был уверен, стали не такими яркими, на душе прибавилось ссадин да в глазах слёз почти не осталось — выплакал уже все. Не удержавшись в пылу минутного порыва от жуткого соблазна, беловолосый наклонился, и мягко поцеловал Ивана в висок. — Спи....спи, ангел.... Наверное, со стороны это выглядело весьма странно. Худой, бледный вампир оберегает сон ангела, который минимум на голову выше его самого, хоть и неизвестно как умудряется казаться милым и беззащитным. Но Бальдшмидту было как-то плевать на это. Есть только миг между прошлым и будущим, и он хочет провести этот миг именно так. Но как же быть дальше? Мягко говоря, Бальдшмидт был в захлопнувшейся мышеловке. Он не видел выхода, и не мог сделать выбор — остаться тут, послать всё к чёрту....или оставить своего ангела-хранителя (в таком наименовании которого алоглазый и не сомневался) и возвращаться во дворец к брату, который и по сей день слаб здоровьем, как бы не старался доказать обратное, и, всё же, имеет такое же происхождение, но получил больше от матери.... Эх…. Быть может, он сможет отказаться от престола, передав его брату? Тогда он станет свободным, хоть и потеряет свою власть. Людвиг ни за что не даст его в обиду, младший брат любит его, в этом нет сомнения. Но все это станет возможным только после ритуала. Иначе его просто разорвут на части. Но данный вариант, в любом случае, был бы рискованным — князя, а таков был титул Людвига, всегда недолюбливали из-за того, что мало чуяли в нём вампира. Конечно, у Гилберта закрадывалась мысль — в одну прекрасную кормёжку убить жертву, прежде, чем пить её кровь и дать испить себя остальным...тогда можно было бы не волноваться — все бы умерли, а они с братом остались.....и Ваня... — Я все равно буду с тобой, — тихо сказал Гилберт. – Потому что я так решил. Иван улыбнулся во сне. Глава 10 Когда настала ночь злосчастной пятницы, которая как раз совпала с 13 числом, Гилберт начал сборы. Правда, всё осложняло то обстоятельство, что Иван его не хотел отпускать…даже во сне. Вырваться из мёртвой хватки русского практически не представлялось возможным для обычного человека, но Бальдшмидт таковым не был, за что уже успел поблагодарить Бога и своего ныне покойного отца Зигфрида, и всё же смог высвободиться и покинуть церковь, правда, скрипя сердцем, что бросает своего ангела вот так – не предупредив. Но он быстро успокоился – утром он вернётся к своему растрёпанному чуду и снова уляжется под его теплый бок. ** Огромный Кёнигсбергский Королевский замок, который был резиденцией вампиров в их северной столице, встретил своего хозяина отвратительно недружелюбно….В поклоне подчинённые скалились так, будто вот-вот прокусят ему шею, будто знают что-то, чего не знает король, то, что ещё грядёт и будет крайне интересно. Гилберт пытался не замечать этих оскалов. Неслышно ступая живым коридором из низших вампиров, он вошел в огромный зал, полный ряженных в шелка и бархат аристократов. Как же он их ненавидел. И напыщенную Элизабет Хедевари, трехсотлетнюю вампиршу, любящую кровь 13-тилетних детей, и Франциска Бонфуа, нагловатого француза, предпочитающего первых красавиц. Гурманы. Уроды. — Прошу приветствовать наследника рода, правителя вампиров, законнорождённого сына Зигфрида и Гретхен, Гилберта Бальдшмидта, почтившего нас своим присутствием. А больше всех он ненавидел Артура Киркленда. — Закрой пасть, империалист… — проходя к трону, прошипел альбинос, отвесив сильную оплеуху пятисотлетнему пшеничноволосому британцу в зелёном, под цвет глаз, с золотым камзоле. Шурша полами сине-серебристого королевского одеяния, он развалился крайне пренебрежительно на высоком каменном королевском троне, так и показывая своим видом, как же всё это ему неприятно. — Сегодня, — как ни в чем ни бывало, продолжил Артур. – В день полнолуния будет совершен ритуал, призванный наделить силой для существования на еще один год весь наш славный род. Сегодня наш повелитель принесет в жертву чистую душу. — Mon chéri!! – зевнул стоящий в толпе уже упомянутый Франциск. – Ты говорил, что у нас сегодня особенная жертва… — Я помню, что говорил. На сей раз это жертва с душой, поразительной, небывалой чистоты… Ты как всегда спешишь, Франци, — Артур одарил француза презрительным взглядом. — Ты ещё скажи, что нашёл ангела! – фыркнул француз. Слова Бонфуа вызвали ажиотаж в зале. Родерих Эдельштейн (австриец, 400 лет, обращен отцом Гилберта) сделал шаг вперед и, поправив очки, сказал: — Последний раз ангела во плоти видели 200 лет назад, и это была мать наследника! Тактично решив молчать, что ангел есть ещё один, Гилберт только закатил глаза и фыркнул. — Не бередите прах моей матери! — Был ещё один ангел... — протянула Хедевари. — Обращённая Орловская съела её пять лет назад..... Бальдшмидт выцепил в толпе Наталью. Та красовалась в темно-синем платье и вуали, украшенной черной розой. — Ладно, хрен с вами. Не тяните. Артур сделал знак рукой, дверь отворилась, и братья Варгасы ввели в зал….Ивана. Бело-фиолетовая его ряса местами была разодрана, глаза завязаны темной лентой. — Как тотально нехорошо отбирать у людей надежду....ай-яй....Даже я же типо заслушивался его проповедями... — протянул стоящий так же в толпе подозрительно розовый поляк Лукашевич. — Я…. Я отказываюсь принимать эту жертву! – Иван повернул голову на голос. Киркленд наигранно поклонился Гилберту. — Наследник, вы имеете такое право. Но в этом случае мы сами проведем ритуал, уничтожив Кёнигсберг. — Ну или мы будем вынуждены заставить принять жертву второго наследника... — подал голос высокий голубоглазый блондин — брат Киркленда — Альфред Ф. Джонс. — Правда, малец так слаб, что вряд ли сможет накормить нас.... Гилберт, не моргая, смотрел на Ивана, словно ожидая от него совета. И он его получил.Иван едва заметно кивнул. Он не мог позволить, чтобы Кёнигсберг залили кровью. — Гилберт, прекрати разводить цирк! — прикрикнула на него его бывшая любовница, чисто для поддержания статуса, венгерка Элизабета. — Кусай уже! Не издав ни звука, Гилберт легко соскользнул с трона и подошел к Ивану. Варгасы поклонились и отошли в сторону, оставив вампира наедине с его жертвой. Иван слегка дернулся от прикосновения холодных пальцев к шее. — Прости меня. — Тебе не за что просить прощения.... — прошептал русский, слабо улыбаясь. Гилберт ненавидел этот момент больше всего. Момент, когда клыки прокусывают нежную кожу и сотни глаз смотрят за тобой. Сотни кровожадных глаз. Иван слабо трепыхнулся, когда почувствовал, что вместе с кровью, его покидает жизнь. Прикрыв глаза, вампир запустил клыки чуть глубже, обняв Брагинского, будто бы удерживая от падения. Сам же русский вскрикнул от боли и непроизвольно расправил огромные белоснежные крылья. — Ангел….— пронеслось толпой, но ни вампир, ни его жертва этого не слышали. Когда же уже в теле священника оставалось всего ничего крови, минимум для того, чтобы он выжил, Байльдшмидт отстранился, сильно зажмурившись. Он просто больше не мог продолжать этот цирк ради глупых аристократов, которые в этот раз, в чём он был уверен на все сто, выпьют его до дна, не оставив ни капли для жизни. — Пей....умоляю... — прошептал он, уложив юношу на пол, якобы для большего удобства, и приложив к губам своё запястье. — Хоть один глоток...Пока они не видят... Русский пытался глотнуть хоть немного воздуха, но легкие не слушались. Кровь с запястья капала ему на губы, но дальше этого дело не шло. — Пей…. Прошу. Я не могу потерять тебя…. И о чудо! Сделав последнее усилие, Иван смог проглотить темную жидкость. Облегчённо вздохнув, Гилберт снова вернулся к его шее, на этот раз, уже не нанося раны, а зализывая свой собственный укус. Он уже чувствовал перемены в крови русского. Оставалось подождать ещё буквально пару минут. Глаза всех присутствующих в зале зажглись красным. Самые миловидные лица девушек стали искаженными гримасами. Даже маленькая сестра Ваша Цвингли, чьего имени Гилберт не помнил, превратилась в маленькое чудовище с оскаленными клыками. В очередной раз взмолившись к Богу, Бальдшмидт встал в полный рост, перекинув крылатый почтитруп через плечо. Размеренными шагами он дошёл до трона, положил на него Ивана. Стоя спиной к залу, он провёл рукой по перилам трона, а затем резко повернулся к вампирам, закрыв рот ладонью. Осмотрев их всех пренебрежительно-горделивым взглядом, он резко развёл руки в стороны: — Пейте же мою кровь! Пейте! И толпа хлынула. Гилберт закрыл глаза, он не хотел видеть этих тварей. Хватит того, что они срывают с него одежду. Хватит того, что их острые клыки впиваются в его плоть. Хватит того, что он вообще пошел на этот ритуал. — У твоей крови сегодня удивительный привкус, mon chér... — промурлыкал голосом отпетого донжуана и развратника вечно скромный приёмный сын Бонфуа — Метью Вильямс, кусая короля за шею. — Наверняка это из-за того, что жертвой был ангел… — друг Феликса Торис впивается в его левое запястье. — Тотально! Но я не думал, что она типа от ангела может отдавать железом! — протянул Лукашевич, кусая альбиноса за плечо. — Сегодняшний ритуал хорош, как никогда…. У младшего наследника так не получилось бы! – восхищенно прошептал Эдельштейн, прокусывая правое запястье. — Он и так не дошёл...Он же объявил голодовку! — вылизывая место на шее для укуса, ответила ему Хидевари. — Только посмейте сделать что-то с Людвигом, — прохрипел Гилберт. — Он скоро сам себя убьёт... — прошипела венгерка, впиваясь в шею. — Не смейте.... не позволю... — Молчи.... — решив не размениваться на отдельные части тела, манерный британец Киркленд, выпустив клыки, впился в губы алоглазого, правда тут же отпрянул, выплёвывая на ладонь стекло. — Что это!? — Это? Ха-ха... — усмехнулся Гилберт. — А это Смерть...Зелье, с помощью которого мой отец отошёл в иной мир. Спасибо вам всем...вы великолепно очистили мою кровь от него! — Ублюдок! – заорала толпа. — Ведь каждый из вас…. – Гилберт захохотал. – Каждый из вас успел глотнуть моей крови! Никто не хочет исповедаться?! — А я-то с радостью приму ваши молитвы...предсмертные.... — раздался за спиной у Бальдшмидта голос. Иван сидел на троне, некогда белоснежные его крылья стали абсолютно черными. Вместе с чрезвычайно белой кожей это смотрелось весьма жутко. — Живой.... — довольно выдохнул альбинос. — Живой. — Когда ты успел?! – заорала Орловская. – это я! Я должна была его обратить! — Я могу гарантировать, что ты сейчас наглотаешься не его крови, а своих зубов... — отряхиваясь от обрывков одежды, пока толпа отпрянула, усмехнулся король. — Мразь! Он мой! Мой! – выла девушка. — Ты так в этом уверена? — подойдя к славянке, Гилберт обошёл её со спины и, очень выразительно шепнув "Я не прошу прощения...", свернул ей шею с громким хрустом. — И да прольётся кровь во имя рода человеческого.... Зал заполнился криками, яд начал действовать. Лица «бессмертных» искажались болью, тела бились в судорогах. Миг – и пол был усеян телами. Гилберт подошел к телу Элизабет и легко не него дунул. Оно в тот же час рассыпалось прахом. — Спасибо тебе отец, что ты позаботился и предвидел подобное.... — усмехнулся вампир, смотря, как его собратьев развеивает ветер. Дверь в зал скрипнула, в щель осторожно заглянула пышногрудая, золотоволосая девушка, окинула взглядом усеянный дорогими одеждами пол и убежала прочь. — Мессир Людвиг! Мессир Людвиг! Ваш брат здесь! — Кто это? – спросил Иван. — Ольга, младшая сестра Натальи. Её насильно обратили. Хорошая девушка. — Гилберт....или мне правильней теперь обращаться к тебе "Ваше Величество"? — усмехнулся русский, расправляя крылья. — Ты говорил, что ценишь человеческий выбор....но если бы я выбрал смерть? — Еще раз так меня назовешь – укушу за ухо, — угрожающе пробормотал Бальдшмидт. – Я не знаю, чтобы тогда сделал. Наверное, просто ушел бы за тобой. — Но я всё равно её не выбрал… — священник встал с трона и медленно подошёл к алоглазому. – Я, пусть и на какую-то толику хотел остаться тут. И ничего плохого в своём желании я не вижу. Гилберт опустил голову. Почему-то под взглядом Ивана он чувствовал себя как провинившийся ребенок. Русский только покачал головой и чуть приобнял вампира. — Брат! – с громким и очень довольным криком, в зал ворвался голубоглазый блондин суто арийской внешности – младший брат короля. Одет он был в грубые льняные бриджи и длинную мешковатую рубаху, из под которой там и тут выглядывали следы от укусов. — Мессир Людвиг! – вслед за ним вбежала Ольга. – Ой! – девушка густо покраснела, увидев обнимающихся Ивана и Гилберта. – Правитель! — Иди, прикажи созвать всех в банкетном зале и беги на кухню, чтобы что-то приготовили! — отмахнулся от неё принц. Быстро поклонившись, девушка убежала, придерживая грудь. — Брат…. Я рад тебя видеть! — Мелкий! – сощурился Бальдшмидт, осматривая придирчиво Людвига. – Откуда это...? – он указал на один из следов от укусов. — Да так…. Один придурок рискнул зубами, — отмахнулся младший брат. — По всему телу? Тебе не свойственна такая бледность. — Пройдет. Лучше объясни мне, что это значит, — он махнул рукой в сторону останков. — Мммм.... — Гилберт усмехнулся. — Это маленький бунт и запоздалая месть слишком зазнавшимся снобам! Ке-се-се-се-се! — Узнаю старшего брата… — со спины к Людвигу подкралась Ольга и обвила его руками. — Действительно....как раз время спросить... — чуть улыбаясь, обернулся к ней тот. — Что спросить? — заморгал глазами Гил. — Благословения….. – Ольга залилась легким румянцем. — Ну, наконец! — всплеснул руками альбинос. — Боже....вы бы ещё через 100 лет пришли! — Ну…. Киркленд заявил, что это только через его труп, так что…. — Поищите его труп где-то тут и спляшите на его останках.... Людвиг усмехнулся. — Эта тварь таки подохла. Оль, ты слышала? – он подхватил девушку на руки и закружил с ней по залу. – Он мертв! — Он хуже, чем мёртв... — пнул треуголку Киркленда Гил. — Что может быть хуже? — Он не может переродиться и его нельзя воскресить.... — обернулся к Ивану алоглазый. — Ну, значит, земля ему пухом. — Нет....ветер колыбелью, как у нас говорят. Иван провел взглядом кружащих по залу Людвига и Ольгу. — Эти двое такие счастливые. — Ну да...Они счастливы, да и не обращают внимания на такую ужасающую разницу в классе. — Нам нужно взять с них пример. Думаю, один падший ангел сможет счастливо жить с наследником вампиров? — Верно думаешь....Вот только ты не падший. Ты равнозначен нашим предкам, которые тоже были ангелами, вот только их напоил кровью Сатана... — Час от часу не легче…. – Иван выдернул из крыла черное перо. — Ну а если... — Гилберт забрал перо и дунул на него. Тут же чернота слетела с него, как пыль, а перо снова стало искристо белым. Русский недоумевающе посмотрел на него. — Ты… как…. — Фокус....просто маленький фокус... — улыбнулся прусак. — Да уж… в последнее время ты провернул весьма много фокусов. — Зато сделал всё так, как давно хочу.... — Что ж, — русский притянул его к себе. – Теперь все будет так, как ты хочешь. Обещаю. — И кто тут король? — изогнул брови Гилберт. — Конечно же ты. — Ну вот и не выступай — правила тут мои и всё будет так, как хочешь ты. Я сделаю. — И кто из нас больший дурак? – Иван вопросительно изогнул бровь. Гилберт фыркнул. Оба хороши. Глава 11 — Согласны ли вы быть вместе в горе и радости, в богатстве и бедности…. Свет майского солнца проходил сквозь стекла витражей, окрашивая заполненный людьми зал в разные цвета. Перед алтарем стоял Иван, одетый в праздничную рясу с книгой в руках. Перед ним на коленях стояли Людвиг и Ольга. Невеста была просто великолепна в платье из белого шелка. — …в болезни и здравии… Жених, одетый в красивый дорогой камзол чёрного цвета с алой атласной подбивкой и серебряным шитьем, смиренно стоял рядом со своей избранницей, склонив голову и мягко улыбаясь. Не смотря на то, что в зале были все вампиры, атмосфера была потрясающе искрящаяся. Большинство из них были обращены насильно, не по своему выбору, поэтому были больше людьми, нежели детьми ночи. — …пока смерть не разлучит вас. — Согласны... — в один голос протянули светловолосые. — Объявляю вас мужем и женой, — нарочито медленно сказал священник. — Да целуйтесь вы уже! — взвыл с первого ряда торжественно одетый Гилберт. — Экий нетерпеливый, — наигранно проворчал Людвиг, притягивая к себе Ольгу. Зал взорвался аплодисментами. И ещё....... ПОКА ВЫ НЕ НАПИШЕТЕ 10 ОТЗЫВОВ — НОВЫХ ЧАСТЕЙ НЕ БУДЕТ....ТАК ЧТО ОСТАНЕТЕСЬ БЕЗ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ДЕСЕРТА. Авторы. ДЕСЕРТ — Да целуйтесь вы уже! — взвыл с первого ряда торжественно одетый Гилберт. — Экий нетерпеливый, — наигранно проворчал Людвиг, притягивая к себе Ольгу. Зал взорвался аплодисментами. — Стоп! Снято! – диким голосом завопил режиссёр (который пожелал остаться неизвестным). — Ванечка! – тут же вылетела из-за кулис, сбив так и целующихся Людвига и Ольгу, которым было искренне фиолетово, снимают их ещё или нет, Наталья, повисая на шее у брата. – Ванечка! Такая обстановка! И церковь настоящая! Давай поженимся! Поженимся! Поженимся! ПОЖЕНИМСЯ! ПОЖЕ… Вопли белоруски были прерваны ударом по голове отобранной у Венгрии сковороды. Бил, естественно, Гилберт. — Заткнулась! – подкинув орудие в руке, хмыкнул он. – Как жаль, что я не могу свинтить ей голову по-настоящему! +++ Идут субтитры. Гилберт с Иваном сидят на бордюре, вокруг куча всякой техники. — Звукорежиссёр – сволочь, продюсер – сволочь, а самая большая сволочь – это сценарист! – причитал Бальдшмидт. — Знаешь, что меня бесит больше всего? – протянул Иван, делая глоток из бутылки. — Что? — Когда в конце фильма крутят сабы и показывают, как актеры сидят себе, никого не трогают, пьют там пиво или водку, говорят о жизни….. Стоп, мне кажется, или эта камера включена? Блеск стали, шипение. +++ Субтитры продолжаются. Щелчок. Мягким голосом за кадром объявляют: — Дубль 35! Сцена «Гилберт впервые пробует кровь Ивана». — Что ты ищешь? — Нож...Яблоко же надо хоть порезать...а то ещё простыни заляпаешь! — отмахнулся от него русый. «Ага, заляпаю. Наташиной кровью» К счастью, мысли Иван читать не умел, поэтому найдя нож, принялся резать Гилберту яблоко дольками. Из-за всей спешки, с которой это делалось, русский глубоко полоснул по пальцу острым кончиком, окропив стол и яблоко кровью. — Ай... — тихонечко только и пискнул он. Гилберт потянул носом запах крови. Странный, необычный, пряный запах. Корица и железо. Не осознавая, что творит, парень взял руку Ивана в свою и провел языком по порезу. — Брагинский! Сука! – взвыл альбинос. – У тебя спирта в крови больше, чем в вине Франциска! — Нах*й отсюда! Задрали! – взревел за кадром режиссёр. Пиканье отключающейся камеры. +++ — Проснись... — прошипел тот и наотмашь дал священнику две пощёчины. — Никогда впредь не смотри ей в глаза, идиот... Русский удивленно заморгал. — Как тебя зовут? — изогнул брови альбинос. — Иван.... — А как меня зовут? — Гилберт... — Кто только что отсюда ушёл? — Точно ушла? – переспросил Брагинский. Вопль за кадром: — Шлимазл! Идийота кусок! Гилберт схватился за голову и тихо свалил из кадра. +++ Очередной щелчок. — Дубль 44! — Гилберт Бальдшмидт? – спросил он абсолютно пустым голосом. Долго думать вампиру не пришлось — это был обращённый, причём полностью подчинённый воле своего "хозяина". По факту такие операции были запрещены, но это не мешало "поиграть", прежде, чем убить жертву. — Нет... — прорычал альбинос. — Ты ошибся, малец... Слова его не возымели эффекта, парень, дергано двигаясь, вытащил из кармана свиток, перевязанный черной лентой, и отдал его Гилберту. Затем так же неуклюже повернулся и направился к выходу. Рыча от злости, Бальдшмидт взломал печать и развернул послание. «Пятница. Ритуал. Или Людвиг умрет.» Громко чертыхнувшись, красноглазый взмахнул рукой с намерением расшибить крепкую дубовую дверь в щепки…но, как по закону жанра, просто шибанул об неё кистью со всей дури. — Бл*ть! – пинком сбив дверь с петли, тихонько взвыл прусак, прижимая руку к груди и оседая на пол. — Восток, ты кретин…. – раздался за кадром тихий голос Людвига. +++ Тихонько заскрипела дверь, и, без стука, в комнату вошёл Иван, держа в руках ярко красное наливное яблоко, от которого тут же по комнате разошелся приятный, чуть щекочущий ноздри, приятный аромат. — Это тебе. — Мне? – удивился Гилберт. — Ну а кому? — Охренеть! Голос за кадром: — Гилберт, в последний раз повторяю — Это тебе.— Мне?— Ну а кому? Улыбаешься и застенчиво говоришь — Спасибо. — Я? Ему? – вспыхнул Бальдшмидт. – спасибо?! Еще чего! — Гилберт!!! — Ладно, давайте еще дубль, — прошипел Пруссия. — Сцена с яблоком, дубль 13. Поехали. — Эм…? – Россия удивленно уставился в камеру. В руках у него был яблочный огрызок. – Ой. — НУ И КАК ТУТ МОЖНО РАБОТАТЬ!? Как всегда без "но" не обходится и всё прервал зычный девичий голос из коридора: — Ва-а-а-анечка! Я тебе пирожков принесла! Гилберт нехотя оторвался от губ Ивана и тихо сказал: — Можно, я её таки убью? — Да? Правда? Гилберт! Я тебя за это восстановлю Пруссией, а не Калининградской областью! – тут же счастливо затараторил русский, крепко сжимая Гила в объятиях. – Любить до конца дней буду! — Яой! – в кадре появились с сим воплем Япония и Венгрия с фотоаппаратами. +++ Иван спал, положив голову ему на колени. Губы его покраснели и припухли от бесконечных поцелуев. В этом каждый из них нашел что-то, чего им так не хватало. Несколько часов кряду они не могли оторваться друг от друга, забыв обо всем на свете. Но тут в комнату заглянул накануне укушенный мальчик. — Эй, народ, я, конечно, все понимаю, но может обо мне вспомните, а? +++ — Дубль! — Я все равно буду с тобой, — тихо сказал Гилберт. – Потому что я так решил. Иван улыбнулся и приоткрыл один глаз: — Гилберт, а ты точно любишь садо-мазо? +++ Гордо задрав подбородок, альбинос прошествовал к трону, но не дойдя пару шагов до цели растянулся на полу. — Кирклеееееенд, сука иди сюда, морду бить буду! – взвыл Великий. Хохот Англии раздался из противоположной части зала. +++ — Последний раз ангела во плоти видели 200 лет назад, и это была мать наследника! Тактично решив молчать, что ангел есть ещё один, Гилберт только закатил глаза и фыркнул. — Не ебите прах моей матери! После дикого вопля раздался голос режиссёра: — Байльдшмидтт! «Не бередите!»Ох….А не ебите это уже вы мне мозг! +++ Прикрыв глаза, вампир запустил клыки чуть глубже, обняв Брагинского, будто бы удерживая от падения. Сам же русский вскрикнул от боли и непроизвольно расправил огромные белоснежные крылья. — *бануться! – раздался в гробовой тишине голос Лихтенштейн, а затем дикий вопль Ваша: — Пруссия! Молись Богу, чтобы ты бегал быстрее моей пули! Звук перезаряжаемого ружья. +++ Репетиция. Пруссия и вся толпа с бумажками. Когда же уже в теле священника оставалось всего ничего крови, минимум для того, чтобы он выжил, Байльдшмидт отстранился, сильно зажмурившись. Он просто больше не мог продолжать этот цирк ради глупых аристократов, которые в этот раз, в чём он был уверен на все сто, выпьют его до дна, не оставив ни капли для жизни. — Гей....умоляю... – Россия глупо захихикал. — Стоп, я не понял, кто набирал текст?! Кому голову оторвать!? Толпа «вампиров» в истерике покатилась по полу. +++ — Метью, ты меня понял? Да? — Д-д-да, Шлёйма Абрамович… — заикаясь, кивнул Канада. — Израиль, может, не будешь корчить гения режессуры и дашь этот отрывок мне? – захныкал Франция. — Нет! Всё! Снимаем! — Дубль 104! — У твоей крови сегодня удивительный привкус, mon chér... – пискнул, дрожа всем телом канадец, робко приближаясь к шее «короля». — Стоп! Не то! Метью! — Можно его на минутку? – на площадке появился Людвиг. — Если поможет процессу… — Пошли! – немец быстро уволок заикающегося полуфранцуза и вернул на место через пять минут. — Я всё! – он ускользнул с площадки. — Дубль! — У твоей крови сегодня удивительный привкус, mon chér... — промурлыкал голосом отпетого донжуана и развратника вечно скромный Метью Вильямс, кусая короля за шею. — Снято! – счастливо взвизнул Израиль. Но Канада уже не только кусал, как положено сценарием, а в наглую лапал Гилберта, оставляя царапины накладными клыками на шее. — Вильямс! Ноль эмоций, а Пруссия уже сам заинтересован в лапанье. — Германия, что ты ему дал? — Виагру….