She Is Coming.

Уиллу снятся сны. Конечно, смеётся он, ну, а кому не снятся? Но это не такие сны, какие видят обычные дети. Впрочем, обычные дети не побывали на другой стороне реальности, не прятались в страшном и холодном месте в жалкой попытке выжить. А вот Уилл побывал и прятался. И выжил. Вот только на память остались кошмары. Они проникают в разум мальчика почти с рассветом, когда ночь медленно, словно нехотя, возвращает права туманному утру. Когда солнце ещё не взошло, но на горизонте уже виднеется полоска едва-едва окрашенная в розовый. Когда восприятие снижено, и трудно отличить правду от сновидений, а жуткие сны кажутся реальнее всего. Уилл сидит на веранде своего дома, слегка покачиваясь в кресле-качалке. И неважно, что нет у них такого кресла, это же сон – здесь может быть всё, что ты только пожелаешь. В руках у него новый набор карандашей, все они ярко-красные, будто только что вытащенные из жаркого пламени костра. Однажды он видел такой на свалке, они развели огонь, решив запечь сырую картошку, выпрошенную у родителей вместо ланча. Это был самый вкусный ланч из всех, считает Уилл. Рядом с ним играет привычный магнитофон, ставший завсегдатаем снов. Тихая и мирная музыка успокаивает, так же как и банка газировки в руках. Обычно Джойс запрещает сыну пить много, боясь за его самочувствие, но это ведь сон, верно? Так начинается каждый раз. Ничего не предвещает угрозы, летнее солнце ярко светит, динамик шуршит любимой песней, содовая пенится, кресло качается, а Уиллу нравится происходящее. Пока в какой-то момент, мальчик так и не смог опознать его, не становится холоднее. Байерс кутается в тонкую футболку, совершенно забыв про банку с содовой, из его рта вырывается облачко пара. «Нужно переждать, – думает он, замечая, как солнце скрылось за облаками. – Оно выйдет, и снова станет теплее». Однако солнце всё не выходит, а теплее не становится. В конце концов, замёрзший ребёнок понимает, что долго ещё так он не просидит, мама обязательно будет ругаться, если он сейчас же не пойдёт и не наденет хотя бы куртку. И когда Уилл почти встаёт, чтобы открыть дверь дома и разыскать заброшенную из-за ненадобности деталь одежды – магнитофон оживает. Только спустя несколько мгновений Байерс осознает, всё это время, пока он старался согреться, электронная техника молчала. Магнитофон шипит как неисправный, выплёвывает обрывки текста, старательно проигрывает засунутую в него кассету. Уилл хочет выключить его, даже тыкает в кнопку паузы, нажимая её до упора. И кнопка действительно нажимается, но магнитофон всё ещё продолжает работать. Нагибаясь, Уилл пытается вытащить кассету из гнезда, надеясь так остановить привередливую машину, а затем видит пустое место там, где должна быть плёнка. И едва он намеревается испугаться, как техника замолкает. «Это странно, – мальчик неловко пихает кассетник, но тот не отзывается, и он почти успокаивается. – Радио было включено?» Словно отвечая на этот вопрос, магнитофон оживает, теперь вместо играющей музыки, Уилл слышит диктора, читающего новости. В Новом Орлеане опять пропал человек. Проблемы больших городов – никто никого не знает и, мало ли, может рядом с тобой поселился маньяк? Радио всё так же неисправно, громким шумом заглушает все слова и постепенно замещает их, окончательно занимая главенствующую роль. Вероятно, нужно выключить его и показать Джонатану, уж он-то разберётся с ним. Уилл пытается это сделать, как неожиданно чёткие слова из приёмника заставляют его остановиться. «Она идёт». Голос чистый, ровный, девчачий. Уилл плохо помнит, как говорила с ним Одиннадцать, но почему-то уверен, что у неё был похожий. «Смотри». Подчиняясь приказному тону голоса, мальчик отрывает взгляд от магнитофона и направляет его к дороге, ведущей к его дому. Обычная незаасфальтированная полоса, Уилл часто ездит по ней на велосипеде, а Джонатан и их мать на машине – ну, и что тут такого? «Смотри». Повторное восклицание заставляет приглядеться. Где-то там вдалеке, рядом с кромкой подступающего леса, Байерс видит движение. Сначала ему кажется, что это от того, как сильно он прищурился, пытаясь разглядеть невидимое. Потом, что разум играет с ним в игры, тщётно выдавая покачивание деревьев за что-то иное. Голос из радио умолкает так же, как и возник. Внезапно кассетник искрит, вспыхивает и окончательно перестаёт работать. Из-за облаков выходит солнце, озаряя светом поляну. Теперь Уилл уверен – там ничего нет. На следующую ночь сон начинается идеально похоже, мальчик даже удивляется возникшему чувству дежавю. Обстановка не меняется, он опять сидит на веранде, потягивая приторную – тёплую? – содовую под жарким полуденным солнцем. На столе играет магнитофон, блестя, как новенький. Поворачивая голову, Уилл обнаруживает вставленную в него кассету. «Она идёт». От неожиданности Байерс вздрагивает, проливая на себя часть напитка. Оставшаяся в банке газировка шипит, ударяясь о металлические стенки, но выбраться не может. «Смотри». Всё происходит вновь. Уилл знает, что на этот раз он подготовился, ведь на его шее висит Вьетнамский бинокль Лукаса. Мальчик припадает к окулярам, направляя их в сторону леса. И теперь он видит. «Она идёт». Радио повторяет, хотя в этом нет совершенно никакого смысла, Уилл не слепой. Она и правда идёт. Высокая – для двенадцатилетнего, конечно – девушка медленно бредёт от леса в сторону дома Байерсов. Несмотря на отличнейший зум бинокля, лица её не разглядеть. Зато Уилл видит одежду – потрёпанную, порванную и местами грязную. Одета незнакомка в чёрное, впрочем, на солнце наряд несколько переливается и иногда кажется даже фиолетовым. «Как хамелеон», – улыбается мыслям Уилл. Но радио не испытывает его радости, оно начинает дергаться, как будто в судорогах. Уилл думает, что у техники не может быть приступов, хотя и не знает точно. К счастью ему хватает мозгов не трогать магнитофон, вскакивая с кресла-качалки и отпрыгивая в сторону, пока кассетник не взорвался. Не взрывается, однако дым из него валит будь здоров. Опять сломался. В реальности, когда Уилл просыпается, нетронутый магнитофон стоит на тумбочке неподалёку с привычной кассетой The Clash внутри. На всякий случай он вытаскивает кассету, пряча в шкаф. Не дай Бог, она ещё пострадает вместе с техникой – это самое ценное, что у него есть, не считая велосипеда. Рассказывать друзьям о снах и девушке в них, Уилл считает глупой затеей. Да, друзья никогда не лгут друг другу, вряд ли только это заинтересует их сильно. Они разве что начнут подшучивать, беззлобно, но всё равно не очень приятно. К тому же, какие там сны сравнятся с новой партией в Dungeons & Dragons? Очередная ночь приносит очередной сон. Вместо газировки в руках Уилла его фигурка волшебника из игры, но зато бинокль всё ещё на шее. Магнитофон не дожидается, пока мальчишка попытается осознать, что уже видел нечто похожее. Утром он, безусловно, поймёт, что это всего лишь сон, такой же, как и череда других, но сейчас, в самом сне, не может различить его эфемерность и недействительность. «Она идёт». Уилл тут же подносит бинокль к глазам, уже зная, в какую сторону смотреть. Ему кажется или расстояние между ним и девушкой стало меньше? Сейчас он видит тёмные волнистые волосы, на удивление – если взять за основу, что она вышла из леса – они достаточно гладкие и ничуть не спутаны. Неосознанно этот факт напрягает. «Смотри». Хочется спросить, умеет ли магнитофон говорить другие слова. Байерс почти произносит вопрос, как тот застревает в горле. Девушка поднимает голову, отрывая взгляд от земли, и Уилл видит её лицо. А ещё он уверен, что ОНА видит Уилла. Крик эхом раздаётся сначала по поляне, затем в тесной комнатушке. Уилл мечется по кровати, пока чьи-то сильные руки удерживают его. Вырываясь, он задевает кого-то ногой и слышит едва сдерживаемый стон, узнавая голос Джонатана. – Снова кошмары? – участливо спрашивает брат, в его глазах тонна сочувствия. Уилл устало кивает, его кровать промокла от пота, как бывает каждую ночь. Даже если он не хочет, даже если старается думать о другом, даже если сны похожи на этот, когда ничего особенного не происходит – он всё равно просыпается с криком, а иногда и чувствует солёные слёзы на щеках. Джонатан и мама всегда рядом, пытаются утешить или отвлечь, Уилл благодарен им. Он обнимает брата за шею, пряча лицо в ещё сильнее отросших волосах Байерса старшего. А тот напевает ему любимую песню The Clash и обещает отвезти на ярмарку аттракционов, остановившуюся не далее, чем в паре кварталов. Всю оставшуюся ночь Уилл спит спокойно. Кошмар возвращается и в четвёртый раз. Раздражающий магнитофон скандирует знакомые слова, мальчик сдерживается, чтобы не стукнуть проклятую технику, и чудом сдерживает себя. На столике к волшебнику присоединяется фотоаппарат, а вот бинокль волшебным образом пропадает. Ничего, фотик тоже сойдёт. Уилл делает снимки, он не думает о том, как и где будет проявлять их, но постоянно щёлкает затвором, отлеживая любые перемещения девушки. Она ещё ближе, чем ранее. Теперь её лицо видно ему лучше, чем в прошлые разы. Уилл сказал бы, что оно... пустое. Нет, всё что надо имеется, но выражения у него не существует. Ни малейшего. Однако то, что напугало его – не отсутствие какой-либо эмоции. Вовсе нет, подумаешь, он взрослый мальчик, ему почти тринадцать, его таким напугать нельзя. В конце концов, он же видел настоящего монстра! И это ни в какое сравнение ни шло. И всё же Уилл вздрагивает, когда на несколько секунд камера фиксирует сон. У девушки на лице с левой стороны вшита молния. Не шрам, оставшийся от какого-то сильного удара или просто врачебной ошибки, не накладка, созданная в честь Хэллоуина, чтобы попугать ребят помладше – хотя Уилл сначала подумал и об этом –, не отрезок ткани, вырванный из куртки. Настоящая молния, Байерс видит отблеск металлической змейки и со своего наблюдательного поста. «Она идёт». Он не выдерживает, магнитофон тихо дёргается и замолкает, поражённый ударом. У Уилла появляется плохое предчувствует, зря он это сделал, конечно. Но время назад не вернуть. Вечером того же дня, мальчик решается проявить фото. И как удачно, что Джонатан оставил свой новенький фотоаппарат дома. Уилл закрывается в ванне, его брат давно тут организовал подпольную проявительную, пока Джойс работает в магазине. Она так-то не против, чтобы её сын занимался любимым делом, да вот любопытная до ужаса. И не станешь же объяснять, почему больше не хочешь ходить в общую при школе. Уилл достаёт плёнку, ему смешно, что на ней что-то отобразится. Делать снимки во сне – это нормально, но вот откуда им взяться в реальности? Разобраться с оборудованием труда не составляет, брат миллион раз показывал ему, как это нужно делать. Несколько томительных минут и фотографии готовы. Ждать, пока они подсохнут, Уилл не хочет, просто вытаскивает из раствора и выскакивает наружу, где более-менее нормальное освещение. От красного у него начинает болеть голова. Он считал, что молния вшита? Ха! Нет, он не просто НЕ ВШИТА, она часть её лица. Как нос или глаз. Уилл так и не может отыскать тот стык, где края змейки соединяются с кожей. Его просто нет. Фотки он прячет, не показывая никому. Если что-то может проникнуть из сна, то может ли что-то проникнуть в сон? Байерс зажимает губами трубочку, ведущую к банке с содовой, и смотрит в бинокль. Радио всё ещё стоит на столике, но оно больше не активно. В какой-то мере это даёт возможность отдохнуть в тишине, почему-то только расслабиться не получается. Мальчик предельно собран, его взгляд не покидает приближающуюся девушку. Да, она всё ещё приближается. А в его голове раздаётся тихий-тихий голос, до ужаса напоминающий шипение радиопередатчика. «Она идёт». И если голос был тихим, то щелчок медвежьего капкана громкий. Девушка резко останавливается, опуская взгляд вниз, туда, где на её ноге защёлкнулись стальные челюсти металла. Её лицо не меняется – ни ярости, ни злости, ни боли. А потом она продолжает движение, словно не замечая появившийся груз на ноге. Уилл чувствует, как короткие волоски на его шее встают дыбом, когда девушка смотрит на него пустыми глазами. Что если он сделал что-то непоправимое? Что если ему не стоило ставить капкан? Что если ничего уже не обратить вспять? Наконец, он делает это. Собирает друзей и рассказывает им сны, заодно их слушают и Джойс с Джонатаном. В доказательство Уилл показывает обагрённый кровью капкан в нескольких сотнях метров от дома. И хотя стабилизирующие гвозди находятся куда дальше, чем сама железка, цепь, которая призвана удерживать его, снята с них. Как будто он двигался. – Даже Демогоргон застрял, – шепчет Джонатан. Никто из них ранее не поверил бы Уиллу, счёл бы эту шутку глупой, возможно чуточку смешной. Особенно старший брат, который считал все потусторонние штуки редкостным бредом, если бы не встретился лицом к лицу с чудовищным монстром, пытавшимся сожрать их всех. – Что могло сдвинуть капкан? Уилл знает – девушка могла. Она приближается каждую ночь, неотвратимо, чтобы не происходило. Теперь незнакомка с молнией на лице настолько близко, что Уиллу больше не нужен бинокль, чтобы разглядеть её. За ненадобностью тот пропадает из сна, но, как ни странно, магнитофон ещё присутствует, не думая исчезать. Однажды Байерс просто не ложится, считая, что это исправит положение. Даст друзьям время придумать какой-то план, а в следующий раз девушка оказывается в два раза ближе. Не спать – не выход. – У неё очень бледное лицо, будто вся кровь отхлынула от него, а пальцы чёрные, как если бы она рисовала углём, – делится Уилл. Ему уже не нужно закрывать глаза, чтобы вспомнить образ гостьи, он стоит перед его глазами почти всё время. – И символы на руках. Они постоянно перемещаются, исчезают и проявляются снова. Мальчик не говорит это вслух, но ему очень страшно. И вот, когда до веранды остаётся не больше двух метров, а Уилл-сновидение во всю прижимается спиной к закрытой двери своего дома – девушка не приходит. Несколько ночей подряд он сидит в кресле-качалке под ярким солнцем, слушая играющее радио или монотонный голос диктора, сладкая газировка на столике постепенно нагревается, пока её владелец вертит в руках фигурку волшебника, придумывая, как будет побеждать очередных существ из Подземелий. Всё ночи так и проходят, пока однажды кассетник не спрашивает тихим голосом Одиннадцать: «Она идёт?» «Нет», – отвечает Уилл, улыбаясь. А потом улыбка медленно сползает с его лица. Ведь если она не идёт, это значит, что она... уже здесь.