оттенки фиолетового

я просыпаюсь снова. в каждом запястье по обжигающей гелиотропной болью дыра; и из каждого течёт твоя бирюза. возможно, если бы я только знал, что мне однажды предстоит встретиться с нежностью оттенка глициния в свою сторону, я бы чуть лучше подготовился. убил бы своих демонов, оплёвывающих меня тёмной пурпурной жижей каждую ночь, набрался бы смелости взять самое сильное, самое лучшее и защищающее меня в этом мире обсидиановое мачете, оделся бы в красивые и шёлковые одежды цвета индиго для тебя. если бы знал, я бы подготовился. ну, знаешь. чтобы всё было, как у людей. правильно и красиво. чтобы гордиться, чтобы генцианово-фиолетовая гордость эта, знаешь, как у всех - чтобы была и у нас тоже, чтобы не считаться изгоями. но я - не я, если в моих планах нет огромного пространства для величественного аметистового хаоса, из которого я всегда возвращаюсь легко, весело и танцуя на обсидиановой грани, как цирковой акробат. удачливый до жути. я видел дитя хаоса. он говорил - "ты не наш, у тебя запах, сам дух - не тот. а наши оттуда не возвращаются". на самом деле, если ты круглосуточно вливаешь в себя тёмными аметистовыми ночами палёную водяру или дерёшься на ночных, тёмных и грязных улицах до не менее отвратительных пурпурных синяков - это не значит, что ты человек, который смог покорить это и стать властителем. дитя хаоса в совершенном его понимании - это тот, кто смог его преодолеть и приютить в своей большой, пусть и израненной, и такой грязной, искусных приспешников дьявола - им всё равно уютно в вонючем пурпурном месиве протухшей крови. но внутри меня - я услышал, я понял, когда это произошло: в тот самый момент, когда дьявольский крик внутри сжёг горло до гелиотропно-пурпурного надутого состояния - появилось лекарство. которое хвойной кислотой лилось из внутренних бирюзовых сосудов, наполненных светлой, салатовой надеждой... прямо на их головы. на эти рогатые, злые головы, которые я радостно приютил себе и ценил, существуя по их воле, трепетно обгладывая их своей любовию, даже не сознавая, насколько они разрушают всё то, что, казалось бы, разрушить уже и не получилось бы. светящаяся фиолетовая ночь, переливаясь нежно-лавандовым и нотами сиреневых песен, подарила мне новый лес - быстро росли деревья, быстро вырастал излечивающий мох. тёплый лесной ковёр цвета вердигри, переливающийся всеми оттенками зелёного, объял меня - и когда я понял, что всё ещё жив, всё ещё чувствую, всё ещё могу любить настолько же, как я любил своих маленьких, беззащитных демонят, пока они росли, питаясь моими соками - тогда эти порочные дети, напоминающие сейчас рогатыми рожами последних мразей, издали последние крики. они вертелись во мху в агонии, окрашивая его в порочный, такой грязный пурпур, а добрые, мятные лианы объятали их, сжигая в бледный сиреневый пепел. некоторые всё ещё живы, а их крики превращаются в отчаянное бульканье и крокотание пурпурной жижи в их зобах - ворочаются, не понимают, как любимый отец мог их оставить на такую мучительную смерть. они всё ещё умирают. они умирают каждый день. а я сам... безумец во мху цвета вердигри. лежу и смеюсь, обнимая его, принимая объятия вновь, целуя нежно и мягко налитыми новой, бирюзовой кровью губами - я похож на мертвеца с этой зеленоватой кожей и синюшно-зелёными устами, укрытый этой адской индиговой ночью, но я живее всех живых. в этом мире, где каждый день мучительно умирают мои черти. _______________________________________________________ я просыпаюсь снова. рядом с тобой. в каждом запястье по обжигающей гелиотропной болью дыра; и из каждого течёт твоя бирюза. ты притягиваешь меня к себе, обнимая своими руками, будто тёплым мхом - и раны затягиваются. мои слёзы счастья вновь катятся по зеленоватым щекам. новая светящаяся, молодая и свежая глициния растёт в лесу. мне надо было знать с самого начала, что однажды я встречу тебя. но я не сожалею ни о чём - и пусть, что у нас всё не как у людей, и нет этой приторной генцианово-фиолетовой и фальшивой гордости друг за друга, которая за несколько лет, превратившись в ненависть, заставила бы нас, возможно, навсегда расстаться. у нас так, как должно было быть, как вообще было предначертано... у нас. раны излечиваются, а внутри на некоторое время наступает наконец нежная, любовная и такая прекрасная тишина цвета глициния. ибо надо же с чего-то начинать день.