Незыблемость мира

Когда дверь за Нико Робин закрывается — Луччи судорожно проводит ладонью по волосам и облизывает пересохшие губы. Время вышло. Он делает то, что должен, и не сомневается в верности своих решений. Должно быть, у него просто усталость. Ведь это называется так — усталостью — когда сердце дрожит от нечаянного прикосновения к ее рукаву, от еле ощутимого дыхания на его щеке, когда она неловко оступается. Усталость, вызванная собственной слабостью. Боль, выросшая на остатках его гордости. Двадцать лет он болен — и вот теперь есть единственный шанс поправиться, воскреснуть, стать прежним. Или умереть?.. Роб Луччи помнит — ее и звали почти так, как его самого. У женщин с голубыми глазами не может быть такого резкого имени, не может быть такого страшного прошлого. Родись Робин простой крестьянкой, он бы сделал ее самой счастливой на земле. Теперь же сделает самой несчастной, и никогда в своей жизни не пожалеет о том. Разве только что не нашел ее раньше. Раньше на миллион мгновений. — Я нашел тебя, — признается он, когда она в темном переулке города воды слушает шум ее на каменных ступенях и осознает то, что конец неизбежен. Робин ни о чем не жалеет — Луччи тем более. Он шел за ней двадцать лет, а шрамы на спине почти не болят — так, легкая неприятность. — Я согласна, — говорит она, помолчав. Какая разница, что будет с ней и с этим повернутым на морали миром, если шестеро преступников выживут и построят мир новый?.. Даже и без нее… Роб Луччи так долго искал эту женщину, что теперь, когда находит, не знает, что делать с ней. Так дети, поймав бабочку, торопливо рвут ей крылья, дабы разрушить столь долгожданный момент мнимого счастья. Так умирающий праведник вместо того, чтобы радоваться единению с богом, молит еще об одном мгновении жизни. Счастье тает на глазах, Нико Робин поднимется по скользким ступеням, не подав ему руки. Умрет на изломе — она, та, которой не стоило рождаться. Луччи находит предлог — Калифа пойдет в первый вагон, Бруно исчезнет в своих таинственных дверях, Каку притворится спящим. Он стоит у двери, которая отделяет его от Нико Робин, всего мгновение — но оно кажется длинным, как вечность. Вот тут — литая дверь, соткана из сомнений и ее теплого дыхания. Вот тут — резная ручка, вырезана из нежного голоса и драгоценного ее профиля. А вот сама она — Нико Робин — тут слышится след от ее спины и высокого лба. Она грустит. Она тоскует. Она больше не принадлежит сама себе. Роб Луччи знает — он собственными руками разрушает старый мир, прикрываясь его же безопасностью и незыблемостью. Робин Луччи помнит — там, на краю мира нового, Нико Робин сидит, прижавшись лбом к матовой двери морепоезда, и ждет его.