Поцелуй меня!

— Шенге нужно говорить с Утыррка. Сегодня мой мохнатый папка был серьезен как никогда. — Шенге обеспокоенный. Что-то случиться? Самый лучший орк на свете кивнул. На мои плечи легли две теплые лапы. — Вчера приходить Ледяной свет, — упоминание обожаемого супруга заставило досадно поморщиться, — хотеть говорить про Утыррка. Он очень страдать из-за нее. Утыррка слишком жестока к Ледяной свет. Ну, уж что-что, а страдающим наш бессмертный мне представляется с трудом. Честно говоря, вообще не представляется. Я обхватила руками лицо своего шенге и медленно проговорила: — Ледяной свет не заслуживать другого. Утыррка бояться и ненавидеть его! — Утыррка — ребенок, не понимать. Шенге учить Утыррка слушать сердце? — Да, — согласилась я. — Утыррка чувствовать только ненависть. — Утыррка не права. Замкнуться и не открывать сердце для Ледяной свет. Ледяной свет страдать, потому что не знать как быть с Утыррка. Какой же он добрый, мой милый папочка! Готов понять и простить даже такого как наш кесарь. Только я не могу. — Шенге не знать Ледяной свет! Он злой и безжалостный. — Это Утыррка так думать, — шенге улыбнулся и сгреб меня в крепкие объятья. — Утыррка надо учиться понимать других, только так она научиться понимать себя. Шенге обещать Ледяной свет, что Утыррка говорить с ним. — Утыррка постараться, — вздохнула я. *** В Прайду я вернулась с подпорченным настроением и полным хаосом в мыслях. Пожалуй, впервые прибывала в таком состоянии после общения с шенге и любимым племенем. Кесарь отыскался не сразу: в покоях его не оказалось. Поэтому, хоть и совсем не хотелось, пришлось идти в башню. Не потому что, упаси Прародительница, супружника пожалела: папочке же обещала! Застала великого и ужасного за чтением. Причем сидел он не как все нормальные люди на стуле, а прямо на столе, закинув ногу на ногу. Ступня в туфле с узким носом плавно покачивалась влево-вправо. — Бесцеремонная моя, — ласково промурлыкал супруг, — в следующий раз стучись перед тем как войти. Я тупо кивнула, мысленно собираясь с порога взять быка за рога. Но мне не дали сказать и слова: — Была у орков? Забудь! Кесарь резко захлопнул изучаемый фолиант, так, что в воздух взвилось облачко пыли. — Как это забыть? Шенге беспокоится! Зачем вы приходили в охт? — Я был пьян. Хотелось выговориться, — тихо, почти сдавленно произнес наш бессмертный. Ух ты! Так у нас, оказывается, нелады с алкоголем… Представила картину: хмельной кесарь плачется на свою тяжкую долю шенге. От представленного передернуло. Араэдэн нервно усмехнулся: — Ты не оставляешь мне иного выхода. — А не я вам наливала! — Иногда хочется забыться, а вино помогает в этом, насмешливая моя. — Так вы будите со мной говорить или я пошла? — да, грубовато. Зато прямо и действенно! — Не говорить, нетерпеливая моя. Спрашивать. Высокая, гибкая фигура отделилась от стола и подошла почти вплотную. На плечи, как давеча у шенге, легли ладони. Только прикосновение было не папино: теплое и заботливое, а аккуратное, но болезненно цепкое. Как кандалы. — Посмотри на меня, — приказал кесарь. От этих слов мне отчего-то всегда хотелось сжаться в комочек и исчезнуть. Но скрыться было некуда. — Посмотри! — меня слегка тряхнули и заключили в стальное кольцо сцепленных рук. Я запрокинула голову и вгляделась в лицо пресветлого. Красивая, великолепная маска. Как изваяние из белого мрамора. Супруг улыбнулся. Не ласково — печально: — А теперь, глядя мне в глаза, говори, что я делаю не так. Предательски задрожали коленки. Да, в другой раз в другой жизни я много чего высказала бы его бессмертию: и за себя, и за Оитлон, и за всю Прайду, и за… Динара. Но не сейчас. Язык пристыл к нёбу. Не думать, не думать, не ду… — Коварная моя, — холодный палец очертил угол моего лица. — Скры-итная моя. — Зачем говорить, если вы и так все знаете? А может, он так развлекается? Эдакая игра заскучавшего кесаря. Он ведь считает меня своей игрушкой. Венценосный супруг болезненно скривился и ослабил железную хватку. Сразу стало легче дышать, и вообще… Легче. Кесарь отстранился и попятился к столу. Блестящие глаза не мигая, гипнотизируя, смотрели на меня. — Подойди, — приказал пресветлый. Такому тону не прекословят. Я снова стояла опасно близко к супругу. Только теперь он сидел, поэтому наши лица были на одном уровне: запрокидывать голову не пришлось. — Испуганная моя, — кесарь накрутил прядь моих волос себе на палец. И вдруг тихо, но оттого еще более неожиданно сказал: — Поцелуй меня. — Поцелуй. Меня, — членораздельно повторил Араэдэн. И добавил с интонацией, напоминающей просящую: — Пожалуйста. Похоже, настал он, самый страшный миг моей жизни. Глаза кесаря, не мигая, смотрели на мои губы, которые я задумчиво кусала. — Нежная моя, — прошептал супруг, призывно касаясь кончиками пальцев моей шеи. И слегка надавил. Не сильно, но больше, чем нужно. — Чего такого непонятного я сказал? Нет! Нет, нет, нет! Не стану этого делать!!! И тут я поймала взгляд пресветлого. Ласковый. Предельно ласковый. Закрыла глаза, подалась вперед и… Наткнулась на пустоту. Ухо пощекотал легкий смешок: — Нет, хитрая моя, не так! Кесарь сделал неопределенный пасс рукой, и со стола на пол попадали книги, свитки, письменные принадлежности. Араэдэн опустился спиной на столешницу и увлек меня за собой. Кажется, мы где-то это уже проходили! Только в тот раз соотношение сил было несколько иным… Ладно. Нужно меньше думать и быстрее делать. Хорошо, хоть супружник действия не комментирует! Самой прикоснуться к губам мужчины для меня стало новым опытом. Конечно, я уже целовала Динара, и мы оба получали от этого огромное удовольствие, но… Рыжий — это рыжий, а кесарь — совсем другая история. Я боязливо тронула губами уголок рта пресветлого. К счастью, в отличие от рук, лицо было теплое, даже горячее. Глаза-алмазы хитро и выжидательно зыркнули на меня. Было до оцепенения страшно совершить малейшую оплошность, хотя бы мизерно разочаровать любовника с трехсотлетним стажем. С Динаром было проще: там все происходило само собой. Эх, рыжий мой, рыжий… — Прекрати! — супруг отстранил меня, схватив за подбородок. — Прекрати о нем думать! А он прав. Сейчас совсем не время. Не думай, Катриона, не думай! Сосредоточься на кесаре. — Продолжай! — скомандовал пресветлый. Вздохнула. Итак… Очертить контур и распахнуть его губы своими. Медленно, аккуратно вторгнуться на чужую территорию. Соприкоснуться с языком супруга и задать нужный ритм движений. Я старалась не вдумываться в то, что делаю. Наверное, потом себя возненавижу. Но именно в данный момент я не испытывала отвращения. Даже, пожалуй, наоборот… Приоткрыла глаза и постаралась взглянуть на кесаря. Все, что удалось увидеть — дрожащие веки со светлыми ресницами и расширенные ноздри, с шумом выпускающие горячий воздух. В моих волосах путались длинные пальцы, отчасти гладя, отчасти направляя движения. Внезапно кесарь схватил меня особо резко и отодвинул от своего лица. Неужели все закончилось? О, Великий Белый Ду… — Не обольщайся, наивная моя! Пресветлый приподнялся на локте и лениво расстегнул несколько пуговиц на горловине кафтана. Бежать! Бежать отсюда, пока он не держит! К шенге, в Готмир, на край света!!! — Не так быстро, — меня, как котенка, ткнули туда, где пульсировала под кожей голубоватая венка. Динар! Что же я делаю, Динар… На плечо болезненно надавили ногтями. Хорошо-хорошо! Не думать, не думать! Легонько лизнула шею супруга. Он дернулся и что-то невнятно прошипел. Обвела очертания той самой венки, слегка прикусила. Мгновенно образовалось розовое пятнышко. Какая у него, оказывается, чувствительная кожа! Меня ухватили за волосы (больно!) и буквально силой вынудили продолжить. Я медленно путешествовала губами по шее кесаря и расслаблялась. Впервые в жизни я имела над ним власть. Крохотную, иллюзорную, но власть. И это… Пьянило, что ли. Ради такого упоительного чувства можно было удвоить усилия и даже позволить себе нечто такое, что никогда бы не позволила в здравом уме. Самой расстегнуть еще несколько пуговок и опуститься губами в ложбинку меж ключиц. Целовать требовательно, грубо, до алых следов на коже. Проникнуть ладонью под кафтан и гладить напряженный живот, скользить через нижнюю рубашку по кубикам пресса. Я ощущала, как под моими поцелуями покрывается мурашками его кожа. Как дрожат плечи. Как беспорядочно гладят пальцы. Как вырывается из приоткрытых губ тихий, сдавленный звук. — Единственная моя, — через силу, не своим голосом выдохнул пресветлый в мою макушку. — Моя… Спину до возможности синяков сдавили сильные руки. Я лежала на груди кесаря и слышала биение его сердца: гулкое, отрывистое, тяжелое. Словно гонг или огромный колокол. Было тяжело дышать. Время словно замедлило свой ход. Внезапно я почувствовала, как медленно возвращаюсь в вертикальное положение. Араэдэн поднялся вслед за мной. Ледяной блеск глаз скрывался за неестественно расширенными зрачками. — Иди, — коротко, жестко приказал пресветлый. Сползла со стола (покоилась я, оказывается, как раз между согнутых ног кесаря). Пошатываясь, побрела к двери. — Катриона! Я вздрогнула и обернулась. — Спасибо, — улыбнулся супруг. Автоматически присела в реверансе и громко хлопнула дверью. Магия крови позволяет во много раз сократить путь по лестнице, сейчас же я и вовсе его не заметила. Опомнилась только за пределами башни. Дохлый гоблин, что за безумие только что произошло?! Все тело ныло от могучих объятий кесаря. Наверняка, плечи и спина в синих пятнах. Как я теперь в охте покажусь! Но даже эти дискомфортные ощущения были какими-то приятными. В голове то и дело всплывал тяжело дышащий, повинующийся моим губам пресветлый. Кажется, Катриона Ранавиэль Уитримана сходит с ума..... Поговорила с супругом! *** Воздух полнился восхитительной смесью запахов: терпкое, горькое, пряное, сладковатое. Мы с шенге сидели под раскидистым деревом и перетирали засушенные травы и коренья для приправ. Эта мелкая работа приводила в состояние тихой эйфории. Я насыпала щепотку желтоватого порошка на ладонь, закрыла глаза и вдохнула головокружительный, ни на что не похожий аромат. — Утыррка раньше не любить этот корень, — усмехнулся шенге. — Теперь Утыррка его обожать! Я еще раз поднесла ладошку к лицу и насладилась пряностью. — Утыррка быстро менять отношение к вещи. Может, она поменять отношение и к Ледяной свет? Отвернулась, чтобы взять новую порцию кореньев из деревянной миски. Обсуждать то, что произошло в башне, совсем не хотелось. Тем более с папочкой. Мой любимый орк улыбнулся, щурясь на солнечный свет. — Утыррка не хотеть говорить. Это хорошо. Значит, Утыррка начинать думать. — Утыррка думать о вкусный приправа! Шенге ничего не ответил, только посмотрел на меня добрыми, мудрыми глазами. Конечно же, понимает, что произошло. И он прав: мне действительно надо об этом как следует подумать.