***
Кёнсу сидит на диване, свернувшись калачиком и укрыв ноги одеялом из овечьей шерсти. Он держит чашку на подлокотнике, обхватив её двумя руками, делает маленький глоток, тянется за пультом, чтобы включить телевизор, и пытается игнорировать мысль, что Чонин никогда не любил кофе. До навязчивости громкие голоса участников утреннего ток-шоу заполняют пустоту, и каким-то образом этот шум успокаивает Кёнсу, притупляя чувства сожаления и раскаяния. Но только он начинает вникать в оживлённую беседу двух ведущих, как Чанёль проходит через гостиную, берёт ключи с кухонной стойки и пальто со спинки стула. — Куда ты идёшь? — спрашивает Кёнсу. В его груди вскипает тревожное чувство, когда он видит, как Чанёль поправляет пальто и застегивает пуговицы, едва удостоив его взглядом. — Ухожу. Встречаюсь с другом, — отвлечённо кидает Чанёль, продолжая перемещаться по кухне в поисках других вещей, — он берёт жвачку с холодильника и кладёт одну подушечку в рот. «С кем?» — хочет спросить Кёнсу, но не делает этого. Он смотрит на экран, но, на самом деле, не видит ничего. Он не отводит взгляд от телевизора, когда к нему подходит Чанёль, нагибается и целует в висок. В последний момент, когда Чанёль отстраняется, Кёнсу наклоняет голову и тянется за нормальным поцелуем, но остаётся незамеченным, так как высокий парень выпрямляется и направляется к входной двери. «Буду поздно, так что не жди меня». Кёнсу чувствует, как сдавливает грудь и опускаются плечи, но он выдавливает из себя грустную улыбку, которая даётся ему легче, чем он ожидал. Разве это не иронично? Разве он не знал, что так и будет? Разве не то же самое происходило много раз до этого, ещё в старшей школе? Разве он не распознаёт всех этих знаков, ведь сам так же относился к Чонину? «Ты трахаешься с ними, да?» — хочет спросить Кёнсу, но вместо этого говорит: «Веселитесь».***
Кёнсу не общался с Чонином шесть лет, поэтому его сердце замирает, когда пару недель спустя, проверяя почту, он находит письмо от Ким Чонина, адресованное ему. Он не хочет признавать, но его переполняет неясное чувство. Что-то сродни надежды, что-то, похожее на тоску. Может, Чонин хочет увидеться. Может, это опечатка. Может, это другой «Ким Чонин». Может, это письмо, которое должно было быть доставлено много лет назад, но потерялось на почте, поэтому он получил его только сейчас. Его голова кружится от предположений. Он медленно вскрывает конверт прямо там, посреди фойе многоквартирного дома, стоя с накинутым на плечи тяжёлым одеялом и держа в руке чашку горячего кофе. Кто-то входит, впуская поток леденящего ветра и стайку снежинок, из-за чего бумага заворачивается в руках Кёнсу, он распрямляет её и поглубже закутывается в одеяло.«Дорогие До Кёнсу и Пак Чанёль! Ким Чонин и Чон Суджон Приглашают Вас на свадебное торжество в среду, 13 января 2016 года. Церемония на открытом воздухе состоится по адресу: Ыльджиро, 30, Чунг-гу, Сеул Мы будем счастливы разделить этот особенный день с вами».
Кёнсу прокручивал в голове все возможные варианты; все, кроме этого. Он говорит себе — когда кружка с кофе выскальзывает из рук и вдребезги разбивается о бетонный пол — что руки трясутся, потому что он стоит босиком и на нём нет ничего, кроме пижамных шорт, футболки и одеяла. Причина вовсе не в чувстве, сдавившем грудь. Не в занозе в мозгу. Не в острой боли в лёгких. Не во внезапном покалывании в висках. Причиной всему — зима, убеждает он себя, пока поднимается в их с Чанёлем квартиру, выключает везде свет и телевизор, закрывает жалюзи и шторы, прячется в темноте одеяла и подушек и лежит там, мечтая только о том, чтобы уснуть и никогда больше не просыпаться. Причиной всему — зима.***
Кёнсу никогда не мог подумать, что на следующий день после своего двадцатипятилетия он пойдёт на свадьбу. Свадьбу Ким Чонина. Ким Чонина, который каждый день выгуливал своих трёх собак; который был таким робким и застенчивым, когда в первый раз заговорил с Кёнсу; у которого в пенале всегда лежали запасные ручки на случай, если Кёнсу забудет или потеряет свою; который каждый день на обед не ел ничего, кроме жареной курочки; который украл сердце Кёнсу, когда тот в первый раз увидел его выступающим на сцене; который в 17 лет влюбился в Кёнсу как сумасшедший; который был таким невинным; которого было всегда недостаточно для Кёнсу. Ким Чонина, человека, сердце которого он разбил. Ким Чонина, человека, которого до сих пор любил. Причина, по которой Кёнсу настоял на том, чтобы пойти на свадьбу, несмотря на все сомнения, преследовавшие Чанёля на протяжении прошедших недель, — когда тот рассматривал приглашение, собирался в ванной, по пути к дому матери Чонина, была очень эгоистичной. Причина, по которой Кёнсу хочет пойти, заставляет себя пойти, очень эгоистична — чтобы снова увидеть Чонина. Увидеть его счастье. Увидеть, каким он стал после старшей школы. Увидеть, как он возмужал. Увидеть женщину, которую он полюбил. Сделать себе больно. Причинить себе свою личную, эгоистичную боль. Он хочет почувствовать то же, что, должно быть, чувствовал Чонин, когда Кёнсу ввалился в дом, целуясь с Чанёлем, лаская его. Улыбаясь, смеясь, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Ему нужно почувствовать это. Просто нужно. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз был у семьи Ким. Но он до сих пор узнаёт побеги одуванчика, проглядывающие из-под почти растаявшего снега. При взгляде на них он не может сдержать горькую улыбку, потому что «Су, ты знал, что одуванчики символизируют верность?», и Кёнсу помнит, как сидел там, под маленькой ивой на краю лужайки вместе с Чонином, срывающим одуванчики и сдувающим с них пушинки. А ещё Кёнсу помнит, как улыбался, смотря на то, как мягко они плыли по воздуху, и как Чонин наклонился и поцеловал его в щёку. И Кёнсу улыбался ещё сильнее, когда осторожно потянулся за поцелуем и прикоснулся своими губами к губам Чонина, так невинно и робко. Это и был их первый поцелуй. И как же больно теперь для Кёнсу вспоминать всё это. Прошлое, когда всего было достаточно. Прошлое, когда Чанёль действительно был просто другом. И до чего же всё это иронично.***
У дверей их встречает старший брат Чонина, Чунмён, и провожает в дом, пытаясь за улыбкой и неловким приветствием скрыть свои истинные чувства. Кёнсу понимает, чем вызвано напряжение, потому что «Не волнуйся, Су, Чунмён просто слишком сильно меня опекает, он смирится», а Кёнсу разрушил эту возможность несколько лет назад. Встретиться лицом к лицу с Ким Чонином, увидеться с ним в первый раз, кажется, целую вечность спустя — всё это вызывает у Кёнсу слишком много эмоций, с которыми он не в состоянии справиться. Потому что Чонин уже не тот подросток, каким он его запомнил. Его плечи стали шире, линия подбородка заострилась. Он выше, чем в воспоминаниях Кёнсу, а когда-то худощавые руки выглядят теперь подтянутыми и мускулистыми. Чувства накрывают Кёнсу подобно цунами — он испытывает тоску, желание. Боль. Чонин улыбается, когда замечает их, Кёнсу на автомате отвечает ему тем же, потому что эта улыбка всегда была заразительной. И она такая же, как прежде. Его губы расплываются в улыбке, обнажая ослепительно белые зубы. А на подбородке до сих пор видна маленькая ямочка, которая Кёнсу всегда казалась, и кажется до сих пор, такой прелестной. — Кёнсу, Чанёль! И когда он говорит, его голос звучит так бодро. Так по-взрослому. Так по-другому, что у Кёнсу от этого бегут мурашки. Чонин без колебаний раскрывает объятия, и Кёнсу чувствует, как снова щиплет глаза от абсолютного… облегчения. Счастья. Облегчения, потому что Чонин так приветлив даже после всего, что случилось между ними. Счастья, потому что хоть и на секунду, но он, наконец-то, снова сможет почувствовать Чонина, снова сможет держать его в своих руках. Это длится всего мгновение, но руки Кёнсу всё ещё обнимают Чонина за плечи, сжимая их. Подбородок Кёнсу упирается в изгиб его ключицы, он вдыхает аромат одеколона Чонина. Его глаза закрыты, брови нахмурены, и он хочет, чтобы время просто остановилось. Но этого не происходит, и Кёнсу возвращается к реальности, когда Чонин выпутывается из его объятий мгновение спустя и подходит к Чанёлю. — Ребята, я так рад, что вы смогли приехать, — он сияет и делает шаг назад, улыбаясь обоим так лучезарно, что по сравнению с этим меркнет даже улыбка Чанёля. — Привет, — хрипло отвечает Кёнсу. Его щёки горят от натянутой улыбки. Неловким жестом он указывает на сшитый явно на заказ костюм Чонина и говорит: — Ты выглядишь потрясающе. — Ты тоже, — как всегда вежливо отвечает Чонин. И пусть это длится всего одно мгновение, но Чонин улыбается только ему, той самой улыбкой, которую Кёнсу так отчётливо помнит. Такой же улыбкой, как в тот день, когда он в первый раз познакомил Кёнсу со своими собаками или как когда во время одного из кино-вечеров Кёнсу поймал на себе его пристальный взгляд. Этой нежной тёплой улыбкой. «Я скучал по тебе», — хочет сказать Кёнсу, но молчит, потому что это совершенно неуместно. Не с тем чувством острого желания и тоски, которое скрывается за его словами. — Как жизнь вообще? — спрашивает Чонин. Взгляд Чанёля устремлён туда, где собираются остальные гости, он убирает руку с талии Кёнсу и, целуя его в висок, шепчет: «Я принесу тебе выпить»; в ответ на это Кёнсу коротко кивает и переключает внимание на вопрос Чонина, как только Чанёль оставляет их вдвоём. — Хорошо. Лжец. — Правда, хорошо. У тебя всё плохо. — Хорошо, Кёнсу. Рад слышать, — улыбка Чонина становится меньше, и Кёнсу чувствует электрический разряд в том месте, где Чонин так по-дружески коснулся его предплечья. Кёнсу только улыбается и кивает. — А ты как? Всё-таки поступил в Сеульский Университет? — спрашивает он, хотя уже знает, что да, Чонин поступил. Вообще, сейчас Чонин преподаёт там танцы. Кёнсу узнал об этом, когда искал в интернете информацию об учебном заведении, так как после окончания школы так никуда и не поступил. Лицо Чонина наполняется радостью и становится немного легкомысленным. — О да, поступил! — подтверждает он. — Очень хороший ВУЗ. А куда поступил ты? Всё-таки прошёл прослушивание в SM, как и хотел? На мгновение улыбка дрожит на лице Кёнсу; пауза. — О, эмм… — кажется, Чонин понимает. — А, — извиняюще смеётся Чонин. — Понятно. Кёнсу едва слышно фыркает в ответ. — Да, всё равно это была глупая мечта, — меланхолично отмахивается он. — Не говори так. Ни одна мечта не может быть глупой, — Чонин смотрит на него, пристально, но как всегда нежно, и внутренности Кёнсу сжимаются в комок, потому что «Если ты хочешь быть танцором, Чонин, ты сможешь. Ни одна мечта не может быть глупой, если это то, чего ты действительно желаешь». Кёнсу нервно улыбается, его собственные слова звенят в ушах, когда Чанёль возвращается с двумя высокими бокалами вина, зажатыми между пальцами. Кёнсу принимает один из них, устало улыбаясь в знак благодарности, и начинает лениво вращать вино в бокале, только чтобы не смотреть на Чонина. Чондэ, старший брат Чонина, прерывает их, и следующие несколько часов сливаются для Кёнсу в неясный поток. Поток вина, потому что, может, хотя бы алкоголь отвлечёт его. Поток улыбок, потому что нужно притворяться, пока это действительно не сработает. Поток зависти, потому что Суджон такая красивая, когда грациозно идет по проходу. Поток головокружения и тошноты, когда они произносят клятвы и обмениваются кольцами. Поток темноты, потому что он не хочет видеть этого. Поток грусти. Поток раскаяния. Поток боли. Поток la douleur exquise*.***
Всего на свадьбе 2 торта. Один из них — трехъярусный, с фигурками жениха и невесты наверху, будто насмехающимися над Кёнсу своей любовью и улыбками; другой — поменьше, с маленькими свечками, складывающимися в слова «С Днём рождения». Толпа друзей и семья собираются вокруг, чтобы спеть новоиспеченному мужу раннее «С Днём рождения тебя», Кёнсу же остаётся сидеть, пока улыбающийся во весь рот Чанёль встаёт и хлопает вместе с остальными. Чонин останавливает их и жестом просит микрофон, который Чунмён неуверенно вертит в руках, прежде чем отдать ему. — Во-первых, я хочу сказать огромное спасибо за то, что вы собрались здесь. Я так благодарен, — начинает он, улыбаясь так же ослепительно, как и всегда. — Это лучший подарок, который я когда-либо получал, — он одаривает стоящую рядом Суджон влюблённой улыбкой, а она улыбается в ответ, так робко и прелестно. — Ну, подождите хотя бы до ночи! — кричит откуда-то с задних рядов Чондэ, и все смеются, даже Чонин, но Кёнсу слишком устал, чтобы переживать об этом. — Но, — продолжает Чонин. — Думаю, кое-кто ещё должен подняться сюда на сцену. Кёнсу чувствует, как что-то, похожее на ужас, зарождается в его душе, и, когда поднимает взгляд от свадебного торта, видит улыбающегося и протягивающего ему руку Чонина. — Большинство из вас, скорее всего, помнят моего друга Кёнсу. Его День рождения был вчера. Думаю, не очень-то честно с моей стороны получать столько внимания, когда сегодня даже не мой день рождения. Поэтому, Кёнсу, — и он жестом просит его подняться. Кёнсу словно прирастает к своему месту и сухо сглатывает, когда толпа поворачивается к нему. Он кладет приборы, прочищает горло, поправляет пиджак и нехотя идёт к сцене. И Кёнсу так близок к тому, чтобы сломаться. Его улыбка практически сходит с лица, когда все снова начинают петь, а он стоит совсем близко к Чонину, и тот так ободряюще улыбается ему. Так близок к тому, чтобы сломаться, когда Чонин случайно касается его руки. Так близок к тому, чтобы сломаться, когда торт порезан и сделаны фотографии. Так близок, когда Чонин даёт Суджон маленький кусочек; это выглядит слишком мило. Так близок, когда Чанёль проскальзывает в ванную комнату вместе с низким брюнетом, который идёт слишком близко к нему. Так близок к тому, чтобы сломаться, когда гости по очереди поднимаются на маленькую деревянную сцену, установленную посреди двора, и поздравляют молодожёнов. Его очередь наступает быстрее, чем хотелось бы. Его руки дрожат, когда он подходит к микрофону и настраивает стойку под свой рост. Несколько мгновений он просто стоит там и смотрит на Чонина, сидящего перед ним за столом; он держит Суджон за руку и улыбается. Кёнсу пытается прогнать жжение в глазах, выравнивает дыхание и обводит толпу взглядом. Чанёль вернулся за их стол, его костюм немного помят, а волосы уложены по-другому. И ещё никогда в своей жизни Кёнсу так сильно не хотел провалиться в небытие. — Я никогда особо не умел говорить и выступать на публике. Поэтому… просто скажу кратко, — в его горле стоит ком, он пытается сглотнуть его, становится немного легче. Он молчит некоторое время, подбирая слова. — Я помню, как в старшей школе Чонин всегда говорил о любви. Он знал, чего хочет, знал, чего заслуживает, и знал, что ему нужно. Он всегда говорил о… знаете, о той любви, которую видишь в кино. И он говорил мне, что мечтает о человеке, который будет знать его, принимать и верить ему при любых обстоятельствах. Он мечтал о человеке, в которого он будет влюбляться бесконечное количество раз, и ему это никогда не надоест и не наскучит, потому что каждый раз будет сильнее предыдущего. Вообще, Чонин мечтал о человеке, который полюбит его всем сердцем. Без остатка. Преданно. О человеке, который никогда не будет смотреть ни на кого так, как смотрит на него, — он сглатывает, закрывая глаза, так как они начинают щипать. — Это действительно было всё, чего он хотел. И сегодня вечером, когда я вижу, как она смотрит на тебя, Чонин, — он бросает взгляд на вышеупомянутого мужчину, улыбаясь, несмотря на то, как сдавило грудь. — Ты нашёл её, Чонин. Она — совершенство, — его голос дрожит, но он прячет это за слабым смешком. — Надеюсь, она будет любить тебя до конца вашей жизни. И что вы будете счастливы в любви. И… я не могу передать, как я рад, что ты получил всё, что хотел. Я просто… так рад за тебя. Никакие слова не могут выразить то, какое сильное облегчение я испытываю, находясь сегодня здесь и видя, что ты любишь того, кто любит тебя, любит по-настоящему. Мои поздравления вам обоим, — он поднимает бокал вина и улыбается ещё раз, пока остальные следуют его примеру. — За жениха и невесту. И он хочет умереть, когда допивает остатки вина и уходит со сцены, сопровождаемый короткими аплодисментами. Он ставит пустой бокал на один из боковых столов, и Чондэ приглашает молодых станцевать первый танец в качестве женатой пары. Почти сразу же музыканты начинают играть нежную мелодию, а Чонин и Суджон, робко улыбаясь, выходят в центр зала, занимают свои позиции и начинают танцевать, спокойно и нежно. Как я могу забыть тебя? Воспоминания приходят и уходят… Ты — всё, чего я когда-либо хотел, Ты — всё, что я когда-либо знал, Могу я быть счастлив, живя лишь с твоим призраком? Фотографии рассказывают историю… Я снял их со стены… Очень сложно преодолеть… Я всё ещё чувствую падение… Ты хоть когда-нибудь вообще думаешь обо мне? Кёнсу видит, как руки Суджон обвивают шею Чонина, и он мечтает, чтобы это были его руки. Кёнсу видит, как влюблённая улыбка появляется на губах Чонина, когда он смотрит на неё. О, я хочу тебя, Только тебя, Я хочу тебя, Только тебя. Суджон нежно кладёт голову на плечо Чонина, а тот наклоняется и целует её гладкие, черные, как смоль, волосы, которые завиваются на концах и похожи на шёлк. И я могу начать всё сначала… И найти кого-то другого… Красивое отвлечение внимания, Просто чтобы держаться за руки, Но если ты спросишь меня, будет ли эта любовь настоящей? И Кёнсу чувствует, как разбивается вдребезги, всё рушится, даже в самом потаённом уголке его сердца. Жжение поднимается вверх по горлу, и слёзы грозят хлынуть из глаз. О, я хочу тебя, Только тебя, Я хочу тебя, Только тебя. Я хочу снова попробовать тебя… Как тайну или грех… Выдыхая и вдыхая… Для меня не существует никого… Кроме тебя… Только ты… И Кёнсу чувствует себя таким уставшим. Таким слабым, когда поворачивается и быстро пробирается сквозь толпу людей и мимо столов, огибает дом и направляется к выходу. Кто-то хватает его за руку, пытаясь остановить. Он поднимает глаза, всё ещё чувствуя выброс адреналина, и видит Чанёля, который выглядит ужасно взволнованным. — Всё в порядке, Кённи? Кёнсу обнадеживающе улыбается. — О, да… Всё в порядке… Я чувствую себя не очень хорошо. Наверное, торт и вино. Я хочу уехать пораньше и лечь спать, — он улыбается, несмотря на подступающие слёзы. И Чанёль обращает на это внимание. — Ты плачешь, Кёнсу. Т- — Я в порядке, Чанёль, — перебивает его Кёнсу, натянуто улыбаясь, но Чанёль не замечает этого. Он тихонько хлюпает носом, на секунду отводит взгляд и смотрит в сторону вечеринки, где Чонин всё ещё поглощён Суджон, оставляя легкий поцелуй на её губах. — Я… Я просто на самом деле счастлив, — он смотрит на Чанёля и улыбается так широко, как только может. — Правда. Да и вообще… все же плачут на свадьбах, да? — он мягко смеётся, шмыгая носом и вытирая его. — Ты сам справишься? — спрашивает Чанёль крайне нерешительно. Кёнсу быстро кивает и выравнивает дыхание, продолжая улыбаться. — Да. Да, Ёль, просто… Возвращайся на вечеринку. Веселись. Я всё равно, скорее всего, сразу пойду спать, когда приеду домой. Я в порядке. Правда, — Чанёль сомневается, пока Кёнсу не убеждает его ещё большим количеством лучезарных улыбок и заверениями, что только радость — причина его слёз. И Кёнсу бежит к машине так быстро, как могут позволить его плохо слушающиеся ноги, и выезжает с подъездной дорожки. Он преодолевает несколько миль с выключенным радио, вцепившись в руль мёртвой хваткой, пока слёзы не застилают глаза настолько сильно, что приходится свернуть на обочину. И всё, что он чувствует — это боль. И он хочет, чтобы это закончилось, чтобы это прекратилось. Он не хочет чувствовать ничего, совсем. Это нечестно. «Чёрт подери!» — ругается он, когда надломленный всхлип вырывается из груди, и бьёт по рулю от злости и разочарования. Потому что это честно. Потому что он заслуживает это. Он заслуживает каждую слезу до последней. Каждое мгновение той изнуряющей агонии, которая пульсирует в его венах. Он хочется вернуться назад во времени. Хочет изменить прошлое. Хочет беречь ту нежность, которую дарил ему Чонин, горячий шоколад, сладкие поцелуи в щеку, обещание верности, которое несут в себе одуванчики. Он хочет лелеять каждую секунду, каждый час, когда Чонин любил его и держал в руках так, будто он — самая хрупкая вещь на свете. Он хочет Чонина. Всё, чего он хочет, — это Чонин. Но он не получит его. Потому что принимал всё, как должное. Он был жадным. И он никогда не будет достоин Чонина. Эта суровая правда — самая мучительная мысль, которая возникает в его голове снова и снова. Потому что он никогда… никогда не будет достоин Чонина.***
Кто-то сказал, что у тебя новая подружка, Она любит тебя больше, чем я? Над моим городом бескрайнее черное небо, Я знаю, к чему ты клонишь; готова поспорить, что она рядом. И да, я знаю, это глупо, Но я просто должна увидеть всё сама. Я из-за угла смотрю, как ты целуешь её, Я прямо здесь, Почему ты не видишь меня? И я отдаю всю себя, но я не та, с кем ты поедешь домой, Я продолжаю танцевать в одиночестве. Я просто хочу танцевать всю ночь, Я пьяна и совершенно неуправляема, Туфли на шпильках и разбитые бутылки. Я вращаюсь по кругу. Я из-за угла смотрю, как ты целуешь её, Я прямо здесь, Почему ты не видишь меня? И я отдаю всю себя, но я не та, с кем ты поедешь домой, Я продолжаю танцевать в одиночестве. Так далеко, Но всё же так близко Свет зажигается; затихает музыка. Но ты не видишь, как я стою здесь, Я пришла, чтобы просто попрощаться. Я из-за угла смотрю, как ты целуешь её, И я отдаю всю себя, но я не та, с кем ты поедешь домой, Я продолжаю танцевать в одиночестве. Я из-за угла смотрю, как ты целуешь её, Я прямо здесь, Почему ты не видишь меня? И я отдаю всю себя, но я не та, с кем ты поедешь домой, Я продолжаю танцевать в одиночестве. Так далеко, Но всё же так близко Свет зажигается; затихает музыка. Но ты не видишь, как я стою здесь… *la douleur exquise – душераздирающая боль от того, что хочешь получить недосягаемое