QAF Reunion

      Настойчивый звонок айфона заставил Гейла приоткрыть глаза. Шторы из габардина насыщенного терракотового цвета не позволяли проникать дневному свету, поэтому он мог лишь наугад ориентироваться во времени. Ни секунды не сомневаясь в решении проигнорировать входящий вызов, он перевернулся на другой бок и накрылся одеялом с головой. Правый висок сдавила тупая боль, и Гейл судорожно принялся массировать его пальцами. Каждый посторонний звук отзывался в его голове слабыми ударами тысячи маленьких молоточков. Он мысленно проклял двадцать первый век с его айфонами, айпадами и макбуками. Сил дотянуться, и выключить телефон не было совершенно. Он невольно задумался, что вчерашняя незапланированная вечеринка, должно быть, оставила после себя не только головную боль и пересохшее горло, а еще грязную посуду, разлитый алкоголь и использованные презервативы. Он поморщился и тихо выругался от мысли, каких масштабов будет предстоящая уборка. Когда квартира, наконец, погрузилась в прежнюю тишину, Гейл с облегчением убрал руку от виска и принялся усиленно жмуриться, чтобы заснуть. Однако только телефон затих, не прошло и пары секунд, как надоедливая мелодия затрещала как будто с новой силой.       Гейл мучительно застонал, с яростью скинул с себя одеяло, нащупал телефон и, заметив, что номер незнакомый, недовольно прохрипел в трубку:       — Гейл Харольд. Слушаю.       — Привет, дружище, это Рон.       — Рон? — Гейл несколько секунд усилено пытался сообразить, есть ли среди его знакомых люди с таким именем.       — Коэн! — преждевременно выпалил собеседник.       — О, — Гейл окончательно проснулся, — привет, приятель! Сколько лет?       — Ага, — засмеялся продюсер, — парочка уж точно. Как ты? Занят на каких-нибудь съемках?       —У меня заслуженный отдых. Я в Лос-Анджелесе и пока еще не официально вышел на пенсию, — Гейл потянулся за бутылкой виски, которая одиноко стояла на полу возле кровати, чтобы промочить пересохшее горло.       — Рано тебе еще, друг мой, — Рон выдержал небольшую паузу, а потом добавил. — Есть предложение.       — Какое? — Гейл сделал глоток и зажмурился.       —Не буду тянуть, мы тут посовещались и решили снять продолжение QAF. Есть канал, который охотно откликнулся на нашу идею, и вот, возвращаем каст. Некоторые уже отказались, но мы не теряем надежды, — слышно было, что Рон ухмыльнулся. — Без тебя только вот уже не то будет, знаешь, поэтому не торопись отказываться, я думаю, что смогу тебя уговорить.       Гейл совершенно искренне удивился. Сколько было шума вокруг возможного продолжения, но до звонков такого рода еще не доходило. Он не мог поверить в то, что все это всерьез может осуществиться. Хотя, он отметил про себя, что большие рейтинги продолжению точно обеспечены.       — А кто согласился? — Гейл постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно менее заинтересованно.       — Мишель, Скотт, Роб, Питер, Шерон. Как тебе? Ребята визжали от восторга, и я не преувеличиваю, ну может самую малость, — Рон засмеялся.       Гейл с трудом выдавил из себя смешок, больше в качестве поддержки. Однако самому хотелось сгрызть себе все ногти от напряжения. Захотелось положить трубку, выключить телефон, сменить имя, переехать в Мексику, потому что в списке, перечисленном Роном, не было одного важного имени. Настолько важного, что услышав его, Гейл бы точно отказался. Плевать на деньги, плевать на признание (хотя какое там признание?), плевать на все. Слишком поздно уже что-то менять.       Он сделал еще один глоток и с надеждой спросил:       — А кто отказался?       — Этот список еще больше, — Рон снова хохотнул.       «Чертов шутник, не томи», — подумал Гейл и потянулся за сигаретами.       — Представь, Хэл, засранец, не захотел, а я на него возлагал такие большие надежды.       Потом последовала томительная пауза из разряда тех, которые вымучивают тебя изнутри, заставляет твое сердце замереть. Она была недолгой, но Гейлу показалось, что прошла целая вечность.       — Ах, да, — было слышно, как Рон пытается прикурить сигарету, — с Харрисоном еще не созванивались. Он такой «важной птицей» стал, не знаю, захочет ли он вернуться к началу.… Так что, Гейл? Я могу на тебя рассчитывать?       — Разумеется. Думаю, это будет весело. — Гейл облегченно вздохнул.       — Отлично, позже пришлю тебе контракт, а ты пока купи себе абонемент в спортзал. Нашему «полубогу Кинни» жирок никто не простит.       — Счастливо, — попрощался Гейл.       Он закурил и задумался. Если Рэнди узнает, что Гейл согласился, то, скорее всего, откажет. Точнее не, скорее всего, а однозначно откажет. Будет продолжение без Джастина. Ну и черт с ним! Гейл брезгливо потушил недокуренную сигарету. Он вдруг вспомнил ту встречу год назад. У Рэнди было выступление в Лос-Анджелесе, и как показалось Гейлу, позвал он его исключительно в «рекламных» целях. Напряжение между ними, в те редкие минуты, когда они оставались наедине, можно было резать ножницами. Харрисон всем своим видом демонстрировал отвращение, а Гейл старался просто не обращать на это внимание. Он уже давно смирился с таким поведением бывшего партнера по съемкам.       Сама постановка произвела на него какой-то странный эффект. Харрисон был до того восхитителен в своей роли, что Гейл просто не мог отвести от него взгляд. Из памяти медленно стирались годы презрения и ненависти. И то, что, собственно, положило этим годам начало. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он ловил его равнодушный взгляд со сцены. Хотелось увести за кулисы и расцеловать, просить прощение, прощать самому и заниматься любовью. Именно любить это тело, эти губы, эту душу. Забыть обо всем и сделать все возможное, что бы он тоже забыл. Чертовы правила, продюсеры, сериал и обстоятельства!       Гейл вслух выругался и налил себе виски в кружку со вчерашними остатками кофе на дне. Телефон оповестил о новом сообщении:

Мишель: Гейл Морган, мое почтение.

Гейл: Привет, мартышка.

Мишель: Согласился?

Гейл: А как же. Куда вы без меня?

Мишель: Супер! Жду не дождусь наших посиделок!

Гейл: Скоро будем пить за встречу.

Мишель: Рэнди будет пить с нами?

Гейл: Черт его знает, Рон еще не добрался до него в списке своих контактов.

Мишель: Я думала, может ты добрался.

Гейл: Нет, мы как-то в последнее время не особо общаемся.

Мишель: Не мое дело?

Гейл: Точно.

Мишель: Тогда до связи.

Гейл: Береги себя.

      Он заблокировал телефон и отложил. Все те, глубоко запрятанные воспоминания, которые он люто ненавидел, вырвались на свободу и блуждали совсем рядом с сердцем, мучая, насмехаясь, кусаясь и раздражая каждый нерв.       Он хорошо помнил гримерку и попытку поговорить. Попытку глупую и заранее провальную. И да, Гейл был во многом согласен с Роном, Рэ и, правда, сильно изменился. Возомнил о себе, Бог знает что, задрал свой красивый, правильный носик, придал манере общения какое-то аристократическое высокомерие, а высмеивание всех без исключения людей у него и вовсе вошло в привычку. Но, как же, Гейлу это нравилось! Это как-то по-особенному заводило, возбуждало, ранило. Дико хотелось быть ближе, залезть к нему под кожу и остаться там навсегда, защищенным этой красивой надменностью. У Гейла просто срывало крышу от этих бледных пальцев, которые совсем не желали дотрагиваться до него и от вечно пытающихся убежать тусклых голубых глаз.       Он помнил много чего связанного с Рэнди тем вечером, но, увы, как произошло то, что произошло, он при всем желании вспомнить не мог. В тот момент, когда они остались наедине, по-настоящему наедине, в замкнутом пространстве, Гейл взял его за руку. Может быть всему виной алкоголь, которым он злоупотреблял в последнее время, может быть этот образ «нового» Рэнди заставил его забыть, перечеркнуть всю боль, выдержанную годами, черт его знает, но Гейлу вдруг захотелось поцеловать эти родные, когда-то выученные наизусть, мягкие потрескавшиеся губы. Поцеловать как раньше, как тогда, когда все было просто и доступно, когда он имел полное право их кусать, облизывать, смаковать, как тогда, когда Рэнди их сам подставлял ему по утрам и вечерам. Отчаянно захотелось вспомнить их вкус и запах. Но когда Гейл приблизился к Рэнди, тот оттолкнул его. Не сильно, но с абсолютной уверенностью в своих действиях, напоследок наградив его холодным полным равнодушия взглядом. Гейл смутно помнил все его: «Мы не можем. Мы не должны». И еще много «не». Было больно и унизительно. Точно как тогда, когда все закончилось. Однако он с какой-то отеческой гордостью мысленно отдал Рэ должное — человек слова. Сказал конец, значит конец.       Айфон снова ожил, вырывая Гейла из неоднозначных воспоминаний. Он глянул на экран — «Скотти»       — Привет, чувак! — радостно поздоровался Гейл.       — Привет! Ты чего даже не поделился новостью, что ты тоже в игре, хотя, согласен, странно было бы видеть другого «Кинни».       — Скотти, малыш, ты же знаешь, я загрызу за эту роль, — Гейл засмеялся.       — Все, тогда вычеркиваю свое имя из «кастинг-списка» на эту роль.       — Нет, нет, не вздумай. Устроим соревнование.       Гейл развеселился. Скотт был одним из тех людей, которых он боготворил. Он всерьез называл его лучшим другом, самым близким, самым понимающим. Общение с ним всегда вызывало только положительные эмоции. Гейлу импонировали его чувство юмора и отношение к жизни. Их дружба была настолько крепкой и деликатной, что следующий вопрос Гейла нисколько не удивил:       — С Рэнди уже говорил?       — Нет. С тех пор ничего не изменилось, — он вздохнул, — я устал, правда. Очень устал от всего этого. Не хочу быть жалким в его глазах.       — Не думаю, что он таковым тебя считает, Гейл, — он сделал паузу и потом продолжил, — то есть ты совсем ничего не знаешь о его жизни?       — Твитер особо не пестрит его записями. Как он? Уж ты точно знаешь.       — Вчера буквально с ним созванивались. Говорит все хорошо: работа, гастроли, бой-френд. Но уже через полгода его контракт заканчивается, и он будет свободен. И я тут подумал, что, вполне вероятно, он мог бы подписаться.       — Ты шутишь, друг? Он быстрее себе пулю в лоб пустит, чем согласится находиться со мной на одной съемочной площадке. Поверь, он ненавидит меня намного сильнее, чем ты можешь себе это представить.       — Год уже прошел, Гейл.       — Да. И это только с тех пор, как я предпринял попытку помириться. А вообще, сколько прошло времени? Десять лет? Пятнадцать? Господи, Скотт, это такой абсурд.       — Эх, ребят, устроили вам конечно «сладкую» жизнь наши продюсеры. И не знаю даже, стоил ли этот сериал того.       — Скотти, — Гейл шумно вздохнул, — я в порядке, правда. За столько лет я уже привык ко всему этому его идиотизму, реакциям на меня, обидным словам. Хоть я уже и давно отпустил, простил и принял, все же это его жизнь и ему ее жить. Пусть делает это как хочет и с кем хочет. Что касается меня, я не хочу мешать профессиональное с личным. И если он сейчас откажется, то я буду точно знать что причина во мне. Но, опять же, это только его выбор, правильный или неправильный не мне судить.       — Это очень разумно с твоей стороны. Но все же, Гейл, не будь ты так категоричен. Время все равно лечит, как бы банально это не звучало. Лично я в это верю. Когда-нибудь он тоже отпустит все это и поймет тебя.       — Наверное, на смертном одре, — Гейл хмыкнул, — слушай, у меня тут вторая линия. Как насчет того, чтобы пересечься на следующих выходных? Ты в Лос-Анджелесе еще будешь?       — Да, еще буду. Помечу в календаре. До связи.       — Целую в лысину.       Гейл положил трубку. Он соврал, не было никакой второй линии. Это Рэнди его так научил, еще, когда они были не такими сухими и безжалостными, еще, когда внешний мир мешал их спокойствию и умиротворению друг с другом. Он всегда говорил: «Если разговор идет не плану или не так как тебе хотелось бы — ври про вторую линию». И Гейл впоследствии часто пользовался этим советом.       Он подумал, что сейчас, конечно, не самое время нализаться в дрова, но бутылка виски манила его. Он стал выпивать после окончания съемок QAF. Сначала он выпивал редко, потом чаще и сейчас уже почти и дня не мог прожить без бутылки. У него было немало скандалов и профессиональных стычек из-за пристрастия, но он не мог ничего с собой поделать. Алкоголь приглушал боль, избавлял от воспоминаний и придавал жизни, по мнению Гейла, хоть какой-то смысл. Он понимал, что будь все иначе, тогда пятнадцать лет назад, возможно он и не превратился бы в человека, самому себе противного.       Он лег на кровать, предварительно поставив бутылку и кружку на прикроватную тумбочку. Неужели это все что ему осталось? Безжалостно напиваться до отключки, теряться в календаре и врать окружающим, что у него все прекрасно. Гейл прикрыл глаза и попытался вспомнить тот переломный момент, но алкоголь работал прекрасно, и, казалось бы, Гейл действительно все забыл. Например, тот сложный выбор, перед которым ему пришлось встать, или тот переполненный ревностью и драматизмом скандал с Рэнди, тогда еще горячо любимым, который слышали, пожалуй, все актеры и массовка. Но то, что он все же никак не мог забыть — это боль, которую он почувствовал, когда парень сказал: «Отныне общение только по работе. Думаю, даже друзьями у нас быть не получится. Это конец, Гейл». Нутро свербело от колючего монстра, поселившегося там после этой фразы. Злость и раздражение на любимого человека, который не понимает и не хочет понять, ярость на откровенную ложь, в которую он поверил, гнев на себя за неподобающую статусу истерику — все это кусочки пазла, сложившиеся в одночасье и отвернувшие их друг от друга раз и навсегда. Гейл чаще, чем следует, думал, что совершил большую ошибку. В основном, конечно, когда пил, потому что на трезвую голову он редко жалел об исходе той ситуации, ибо у него не было бы всего того, что есть сейчас. «Но с другой стороны, — думал Гейл, — разве все это стоило той единственной потери?»