My Lion.

      

« То, что было дано тебе, Не сможешь забыть, Никогда не посмеешь отречься. »

       Осман резко открыл свои глаза и стал яростно глотать воздух, словно наконец-то вынырнул из воды, вдыхая и наполняя лёгкие кислородом. Вытерев рукавом своей рубахи выступивший на лбу пот, он присел на край своей постели, опустив голову вниз. «– Я молю Аллаха, чтоб жизнь и правление твои были несчастны! Как ты лишил меня жизни моей, так и ты чтоб не нашел покоя в двух мирах!», – эхом раздавался голос Мехмеда в его голове, который не смолкал и не давал покоя не первую ночь. Не первую ночь он резко пробуждается от кошмаров, которые словно душат его и не отпускают. Осман верит, что Всевышний карает его и проклятье Мехмеда сбывается. Не будет отныне покоя ни в его жизни, ни в его правлении. Лютая зима окутала земли Стамбула: Босфор покрылся толстым слоем льда, и люди умирают от голода. Умирают прямо на улицах, не доходя до своих домов. Тела обворовывают, забирая одежды и всё самое ценное. Оставляя ни с чем, умирать и гнить на этой проклятой холодной земле. Когда-то здесь был слышен детский смех, голоса купцов, что предлагали свой товар за заманчивую цену. Постоянная суета, все куда-то спешили. Те времена Осман вспоминает с горечью. Сейчас же он проходит по пустынным улицам. Детский смех заменил плач, женщины больше не смеются, лучи солнца больше не греют эти земли. Юноша встал с постели, ступая босыми ногами на промёрзший насквозь ковёр, поднимая попутно с пола меховую накидку и натягивая её на свои широкие плечи. Но холод будто проник в его плоть, в его кости, в его душу. Он потирает ладони и вдыхает в них тёплый воздух изо рта. Ничего. Вдох и снова выдох. – Стража! – позвал он хриплым голосом, что стал таким от лёгкой простуды. Двое мужчин тут же зашли в покои Падишаха и поклонились. – Есть какие-либо новости? – Нет, Повелитель, – ответил один из стражников, и чуть промолчав, добавил: – Лала-Омер ожидает Вас. – Хорошо, пускай войдёт. Осман прошёл за небольшой деревянный стол и сел на стул. Лала-Омер поклонился и обеспокоенно посмотрел на юношу. – Повелитель, Вы чем-то встревожены? – поинтересовался его Великий Визирь. – Ничем, – соврал Осман. – Кесём Султан ни в чём не нуждается? Когда Осман произнёс имя Кесём, а не Валиде, у него заныло в груди. Он чувствовал себя виноватым. Даже больше, чем просто виноватым за какой-то мелочный проступок, который все забудут спустя некоторое время. Не это. Только не это. Он причинил ей боль. Стал причиной всех её бед. Его пожирают мысли, словно этот ужасный холод, забравшись глубоко в душу. «– Разве ты можешь огорчить меня, Лев мой?», – слова Валиде прорезались в его голове. И он на мгновение зажмурился, отгоняя эти воспоминания прочь. – Мы поставляем всё необходимое утром и вечером, – ответил мужчина. – Прекрасно. Осман кивнул и устремил взгляд в пустоту. – Почему Вы так беспокоитесь о ней? – осторожно спросил Лала-Омер, подбирая нужные слова, дабы не навлечь на себя гнев Султана. – Она столько сделала Вам зла, а Вы так беспокоитесь о ней. Осман молча взглянул на Лалу и встал изо стола, заводя руки за спину. – Если это всё, то можешь идти. – Ещё, – небольшая пауза. Он опустил глаза в пол, словно взгляд Османа прожигал его насквозь. – Подготовки к походу закончены. С наступлением весны мы будем готовы. Падишах молча кивнул на дверь, и Лала, поклонившись, покинул покои. Оставшись вновь в одиночестве, Осман судорожно выдохнул и сел обратно за стол, погруженный в свои колющие, как мороз, мысли. « Х о л о д – Это всё, что он мог сейчас чувствовать. Ужасное, сковывающее ощущение по всему телу. Нигде не спрятаться, он везде настигнет его, и Осману остаётся лишь беспомощно дышать на свои коченеющие руки. И это не только физический холод. Это полное опустошение. Полное одиночество. Полное бессилие внутри. Он остался совершенно один. Все те, кто были с ним в начале, те, кто обещал быть с ним вопреки всему, оставили его в конце пути. Они просто безжалостно кинули его, предоставив самому себе и этому проклятому холоду. А ему остались лишь воспоминания. Воспоминания о весне и лете. О радостях юности. О этой беззаботности и невинности. О всём том, что греет в эту мерзлую пору его жизни. Но воспоминания еще больше подкашивают его. Нет ничего мучительней, чем воспоминания.» Осман рассматривал предметы на столе и его взгляд застыл на небольшом коне на углу стола. Он протянул к нему руку и осторожно взял, словно он был хрустальный. Проводя своими пальцами по гриве, шее, спине этого вырезанного из дерева мустанга. «– Валиде! Валиде! Где моя Валиде? Маленький Осман, лет семи, бежал по гарему, направляясь в покои Кесём Султан, держа в маленьких ручонках небольшого деревянного коня. Наложницы улыбались ему и смеялись. Он был очень милым ребёнком. Чёрные волосы завивались, а глаза большие и цвета топленого шоколада. И с постоянной чистой и невинной улыбкой. Прибежав в покои Валиде Султан, он увидел её сидящей на широкой тахте. Кесём Султан что-то задумчиво читала и говорила, а Мелеки Хатун записывала в небольшую книжку то, что она диктовала. Когда Шехзаде зашёл в покои, Кесём подняла на него свои глаза и отложила книгу с записями, приветливо раскрывая свои объятия: – Иди ко мне, мой Львёнок! Ну же! Покажи мне, что ты сделал, – широко и лучезарно улыбнувшись, она наклонилась чуть пониже. Осман подбежал к Кесём Султан и крепко обнял её. Обнимая ее, он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. В ее объятиях Осман чувствовал себя защищенным. Она погладила рукой по его кудрявым волосам и поцеловала в лоб. И отпустив её, Осман поднял своего деревянного коня, чтобы она его увидела. – Что это, мой Львёнок? – ласково и нежно спросила она. – Это ты сделал? – Это конь! Самый быстрый на всём свете! – радостно и громко объявил Осман. – Правда, мне ещё отец-Повелитель помогал, но я тоже делал! – Как красиво, – Кесём ахнула, смотря на деревянного коня в руках Османа и покрепче прижала Шехзаде к себе, целуя его в висок.» Султан улыбнулся уголком губ, но вскоре, эта улыбка постепенно растаяла, ушла с его лица. Воспоминание больно вонзило в его сердце осколок – осколок его давнего прошлого. Осман бы все отдал, чтобы вернуться обратно в те годы, счастливые и незабываемые. И поставив деревянного мустанга на место, он откинулся назад на стуле, прикрыв свои глаза. В его покоях стоял мрак вперемешку все с тем же промерзлым холодом. И звенит угрюмая тишина. Эту тишину прервали лишь аги и наложницы, что принесли Султану одежды и завтрак. Падишах не притронулся ни к чему, даже особо не рассмотрел, что лежит на столе перед ним. Мелексима сидела рядом с ним на мягких подушках, поедая сладости и фрукты. Она что-то без умолку рассказывала, что явно не слушал Осман, устремив свой взгляд в камин, в котором потрескивали дрова в огне. «Шехзаде протянул руку Мехмеду и тот, крепко ухватившись за ладонь, встал на ноги. Отряхнувшись от песка, он слегка нахмурился от неприятной резкой боли в ногах. – Нужно больше тренироваться, братец, – наблюдая за Мехмедом, сказал Осман. – Сегодня просто не тот день, – отшутился он. – Но в другой раз я смогу тебя победить. Осман усмехнулся и, подняв деревянный меч Мехмеда с земли, протянул рукоятью к нему. – Не отвлекайся и всегда смотри в глаза врагу, понял? Мехмед молча кивнул и, отойдя на шаг назад, принял положение. – Ещё не устал? – с игривой улыбкой спросил старший Шехзаде. – Нет! – твёрдо ответил Мехмед, крепко сжав свой меч в руке. – Я готов!» – Повелитель? – женский голос заставил прийти его в чувства и вернутся в реальность, покидая собственные мысли. – Вы не притронулись к еде, всё хорошо? – Всё хорошо, Мелексима,- накрыв ладонью руку Султанши, юноша улыбнулся. Девушка взглянула в глаза Султану и тепло заулыбалась. – Что бы не тревожило Ваше сердце, Повелитель, знайте, я всегда буду рядом с Вами. – Я знаю это, – сопроводив свои слова кивком, ответил Осман. Он знал это, всегда знал. Мелексима – это всё, что у него сейчас есть. Он заглядывает в её тёмно-карие глаза. Она улыбается и кажется, что всё вокруг перестаёт существовать, замирает. Она - его спокойствие, его утешение в эти тяжёлые времена. Его весна. Осман проводит ладонью по её щеке, а затем, притянув её лицо к себе, целует её в лоб, чуть задерживаясь и зажмуривая свои глаза, вздыхает её аромат. Султанша притягивает к себе Повелителя, угодив его в свои объятия. Осман крепко прижимается к своей Хасеки. – Это зима закончится, мой Султан, – утешая, Мелексима словно отвечала на мысленные вопросы Османа. – Горе и скорбь сменится улыбкой и радостью. Вы нужны народу, своей стране, нашему Шехзаде. Не сдавайтесь и не дайте этому горю сломить Вас. Немного промолчав, Осман перевёл дыхание и в полголоса, почти что шёпотом, проговаривает: – Но этот холод навсегда останется в моём сердце. «Как и в сердце моей Валиде», – мысленно добавляет про себя Султан.