Жёлтый

Эльза робко смотрит наверх, подтачивая тонкий клинок, и сопит от усердия. Она не особо ладит с людьми и детьми, но потихоньку притирается, находит своё место в гильдии и успокаивается. По крайней мере она надеется, что все её рваные раны, кровоточащие и ноющие, постепенно заживают, срастаются, покрывая тело узорами шрамов и рубцов — размашистыми, хаотичными и не очень красивыми. Эльза не стремится быть красивой, она стремится просто быть и ей этого достаточно. Эльзе сказали, что на второй этаж заходить нельзя, но она точно видела десять минут назад, как кто-то поднимался наверх. Кто-то, у кого блондинистые волосы и ужасный писклявый голос. Девочка фыркает и смешно хмурит носик. Эльзе нравится думать о том, что когда-нибудь и она сможет подняться на второй этаж, как этот самовлюблённый мальчишка. Но сейчас она лишь думает о том, как познакомиться с новым человеком, потому что она хочет знать в гильдии всех. Точка. — Это что? — нахмурившись (явно считая, что так выглядит круто и угрожающе), грубо спрашивает блондин. — Эм... Звёздочки?.. — неуверенно отвечает Эльза, так и замерев с протянутыми ладошками в форме лодочки, в которых лежали аккуратные маленькие бумажные звёздочки-оригами. — Я... — Эльза запинается, — хотела просто познакомиться поближе, Лексус, — отчаянно краснея, лепечет еле слышно девочка. — Если оно не жёлтое, то оно не нравится мне, — строго говорит восьмилетний Лексус. Эльза смотрит на красные, зелёные, синие, фиолетовые, белые, серебристые, бирюзовые, розовые и совершенно другие звёздочки в своих руках, а потом на удаляющуюся худую и хрупкую спину мальчика. У неё нет жёлтого цвета, чтобы понравиться ему. Фурор, который она производит позже, совсем не радует её, потому что Эльза хотела общаться с мальчиком, живущим на втором этаже. На следующий день Лексус замечает на ступеньках маленький мешочек с запиской с его именем: внутри лежит, кажется, больше пятнадцати красивых ярких жёлтых звёздочек, от которых у Лексуса у самого звёзды в глазах и счастливая-счастливая улыбка. Только одна красная звёздочка портит картину, Лексус достаёт её, намереваясь выкинуть, но та завёрнута не до конца и приглашающе манит себя раскрыть — на тонкой полоске бумаги немного коряво написано «Эльза, приятно познакомиться», и блондин думает, что это впервые действительно приятно. Эльзе нравится здороваться с мальчиком со второго этажа, махая ладошкой и смущённо улыбаясь. Ей нравится видеть заинтересованные, удивлённые и просто шокированные взгляды сверстников, когда Лексус каждый раз отвечает на её приветствие: взмахом руки, кивком, закатыванием глаз, ухмылкой — как угодно, но он не проходит равнодушно мимо неё. Постепенно мальчик со второго этажа вырастает до подростка со второго этажа, и Эльзе кажется, что он стал ещё невыносимее. — Держись подальше от доски с заданиями, Эльза, — рычит на неё Лексус, когда также подросшая Эльза выбирает себе задание, стоя плечом к плечу с блондином. — Почему это? — с вызовом отвечает она, с силой сдёргивая листок с подходящей миссией и несдержанно смотря прямо в зелёные глаза подростка. В травянисто-зелёные глаза с яркими вкраплениями янтаря и лимонно-жёлтого. — Маленькая ещё для этого, — ехидно оскаливается Лексус, смыкая уже чуть подкаченные руки на груди. — Не меньше тебя, — фыркает Эльза, отражая его позу. К сожалению, ни мышцами, ни грудью не выигрывая у подростка, потому что отчего-то тонкие жилистые руки не хотят накачиваться, а совершенно плоская грудь — расти. Эльза не хочет быть сильной, но ей приходится, потому что кроме неё никто не может бороться за её собственную жизнь и свободу. Поэтому Эльза танцует с мечом в руках и ставит на колени одним лишь взглядом. — Спорим? — продолжает Лексус. — Спорим, — кивает Эльза и ставит своё имя в свободной строчке задания для двоих. Сразу после имени Лексуса. Они отправляются в путь следующим утром, и Лексус уже жалеет, что согласился идти с Эльзой. Она не болтает без умолку и не кидается, по-глупому вызывая на бой, не соблазняет и не напивается, не мыслит вслух, случайно создавая заклинания, и не тренируется во время пути, напрасно растрачивая силы. Это всё не про Эльзу. Она просто молча идёт следом за ним, такая спокойная, уверенная и сильная. Лексуса всё это раздражает до гнева и желания отмутозить кого-нибудь посильнее, чтобы даже встать не мог. Эльза не ждёт разговоров, заботы или хотя бы прикрытого внимания — Лексус ни разу не поворачивается к ней, оправдывая её надежды. Эльза привыкла к одиночеству и уязвимости, потому не снимает броню, боясь оголиться, подставиться, раскрыться. Остаться незащищённой, слабой, лёгкой мишенью. Она срослась со своей бронёй, своим железом и кожей слилась в одно — и это уже больше, чем магия или её умения. Это способ жить. Или точнее выжить. Когда ближе к вечеру они достигают нужного городка, то даже не знают, кто из них выдыхает с большим облегчением. — Предлагаю к заказчику пойти завтра утром, а сейчас отдохнуть и выспаться, — хрипло говорит Эльза, прокашлявшись и сделав глоток воды. — Хорошо, — без пререканий кивает Лексус, и Эльза чувствует подвох, подводные камни, но она просто Эльза и ещё не умеет читать между строк, по морщинкам в уголках глаз, неуверенно-вальяжной позе (такое есть вообще?), и сигналы своей интуиции тоже понимать не умеет, потому раскладывает необходимые вещи в их снятой на двоих комнатке и идёт в ванную. Эльзу трясёт от нервов, она передёргивает плечами и качает головой, избегая смотреть на собственное отражение в зеркале. Она просто смоет сегодняшний день с липким потом, корочкой пыли и свернувшейся кровью. Ей не больно, потому что мышцы ноют постоянно, броня натирает давно, а время услужливо отдаляет её от страшных дней, оставляя в напоминание лишь повязку на глазе. Эльза не слышит, как Лексус выходит из комнатки, потому что она спит крепко, утомлённая днём. Она замечает пропажу лишь утром, когда понимает, что Лексус не просто ушёл без неё — он и не вернулся. Пусть бы самодовольно ухмылялся, высмеивал её, указывал на её место, подначивал или, наоборот, самодовольно игнорировал, вёл себя как непризнанный король и вообще... Просто был бы здесь, живой и почти невредимый, такой гордый и самодовольный. Эльза бежит, не зная, какую броню выбрать, как лучше попасть внутрь и что ей, собственно, делать. Паника сбивает отлаженное дыхание, заставляя поперхнуться воздухом и замедлить темп, потому что ей кажется, она сердце выплюнет и, споткнувшись, раздавит его. Сердце своё раздавит. Ей кажется, что так, возможно, было бы даже лучше. Эльза слышит яркий, громкий, самодовольный смех Лексуса, окровавленного и привязанного за руки к потолку, а за ноги оттянутого кандалами с весом к полу. Словно они хотят, чтобы подросток побыстрее вырос, вытянулся, став трёхметровым, дабы менять свечи на их люстрах. Эльза шепчет «придурок» и почему-то думает, что это слово окрашено в насыщенно-жёлтый, ослепляющий, и летит к первому наёмнику. Под громкий, дикий, сумасшедший смех Лексуса Эльза ранит, калечит, почти убивает всех присутствующих в зале. Она топором разламывает цепи на ногах и посылает несколько клинков, чтобы разъединить звенья наверху. Лексус падает прямиком к её стальные объятия и, перемежая с истеричным смехом, безудержно шепчет: — Алая, Алая, Алая... Эльза падает на пол вместе с Лексусом, прижимая его к себе и смывая слезами чужую кровь со своих щёк. Она — Алая. Эльза никогда не хотела быть Алой: красный означает не только цвет её волос, красный цвет — это сплошная полоса в её жизни. Она — Алая: яркая, страстная, кровавая, яростная, сильная, притягательная. Она красивая, обжигающая, огненная, разрушающая. Она созидающая, создающая, исцеляющая, преданная. Одинокая. За это задание Лексус получает золотые монеты, — они блестят и оттягивают мешок, на что Лексус довольно жмурится, ведь это любимый жёлтый — а Эльза фамилию — Алая. Эльза всё меньше здоровается с мальчиком со второго этажа, потому что теперь это юноша со второго этажа: у него широкая спина, грубый и громкий голос и шрам на лице — почему-то с возрастом он стал заметнее. Или просто на это стали обращать внимание?.. Эльзе не хватает чего-то, потому, возможно, она наконец снимает повязку с глаза. Она перестаёт замечать жизнь вокруг и концентрируется только на себе. Замыкается. Эльза зовёт себя Алой, и все начинают к этому привыкать Она берёт всё больше одиночных заданий, потому что в паре она либо не срабатывается, либо паникует, а в группе работать не может, потому что пытается помочь всем, защитить всех и в конце концов забывает о задании. Гильдия привыкает к одиночке по имени Эльза Алая. — Скарлет! — окликает со второго этажа Лексус, и Эльза молниеносно оборачивается, направляя взгляд точно в сторону юноши. Тот хмыкает и спрыгивает со второго этажа. — Чего тебе, Лексус? — Эльза спокойна, а её глаза напоминают не горячий шоколад, а высокие недосягаемые горы, покрытые льдом и снегом. Лексусу на секунду кажется, что он действительно видит в карих глазах льдисто-голубые вкрапления. — Есть интересное для тебя предложение, — бросает слова юноша, словно плюясь кровью и ядом. Его отравили, представляете? Его. — Я слушаю, — скептически поднимает одну бровь Эльза, и Лексус улыбается, опуская голову и взгляд. — Опять вдвоём? — Опять вдвоём, — кивает Лексус и ставит своё имя после Эльзы. Он, честно, не знает, зачем это делает. Зачем пытается растормошить девушку, зачем пытается читать её по жестам, зачем в душу залезть хочет, тоже не знает. Просто... Он должен ей, ладно? Им попадаются какие-то странные заклинатели духов, которые изначально даже дохлыми выглядят, но, суки, дохнуть не спешат. Лексус видит, с каким мастерством Эльза парирует удары звёздного духа, как она лёгкой пушинкой танцует в тяжёлой и, казалось бы, неповоротливой броне. Он смотрит как заворожённый и почти пропускает удар под дых. — И чем же интересно было это задание? — выдыхает Эльза, облачаясь в облегчённую броню. Лексус только сейчас замечает, что Эльза стала красивой. Пышные ярко-алые волосы, тонкие черты лица, стройная высокая фигура, приятные рельефы мышц, низкий бархатный голос и леденящий цепкий взгляд. Лексус с удовольствием бы поиграл с Эльзой, если бы не знал Алую. — Ничем, — насмешливо отвечает Лексус, вешая мешочек на ремень. — Погода просто хорошая, грех не наказать зло в такой день, — скалится он, а Эльза лишь фыркает о том, что Лексус и есть зло и было бы неплохо, чтобы он сам себя извёл. Лексус ещё раз мельком смотрит на девушку и хочет что-то сказать, но закрывает рот и шагает дальше. Через неделю Эльза получает красивое алое кимоно и самурайский меч. Эльза влюбляется в Жерара быстро, но совсем не спонтанно: синий успокаивает, отвлекает от периодически ноющих ран и дарит покой. Покой отдаёт могильной прохладой и никак не помогает отогреть сердце и руки — глаза Эльзы всё также покрыты льдом. Лексус глядя со второго этажа восхищается тем, какая Эльза сильная. Нет, его не особо волнует, что она может одним взмахом раскидать дерущихся по разным углам или уложить на лопатки пять противников сразу, ведь с ним-то, Лексусом, она вряд ли справится. Она сильная внутри. Сломленная когда-то, она воссоздала себя с нуля, справилась со страхами и помогала, помогала, помогала бесчисленное количество раз! Она жертвовала собой, двигалась вперёд, закалялась. Порой Лексусу кажется, что её броня закалена не искусными мастерами, а её характером, силой воли, желанием жить, быть свободной. Удерживающие словно на цепи объятия Жерара ей не подходят. На свой день рождения Эльза получает гребень в виде алой орхидеи, и она видит и читает в нём столько скрытого смысла, что даже не хочет знать, кто сделал такой подарок. — Титания! — выкрикивает Лексус, и все удивлённо смотрят на него. — Эльза, я к тебя обращаюсь! — молодая женщина (двадцать три — это уже молодая женщина или ещё нет?) смотрит на него выжидающе. — Твоё новое звание, кличка, уровень мастерства — зови как хочешь, — взмахивает руками блондин и ухмыляется. Эльзе кажется, что это рок, ошибка судьбы, потому что все кардинальные изменения в её жизни происходят тогда, когда Лексус даёт ей новое имя. Рождает новую её. Это ненормально, и Эльза хотела бы избавиться от этого, но оно срослось с ней, стало родным и неотделимым, въелось. Эльза наверняка скоро умрёт, потому что тяжесть на плечах почти неподъёмная, она сплющивает, давит, уничтожает. Титания всё ещё гордо держит голову, а спина всё ещё аристократично прямая. В глазах — землетрясение, а в сердце — бездонная дыра. Эльза думает, что синий не для неё. Эльзе Алой — Титании! — уже давно больше, чем пятнадцать, двадцать и даже чем двадцать пять. Она устала, ей хочется спать. Хочется снять броню и открыться. Хоть кому-нибудь. Лексус, на удивление, оказывается «кем-нибудь». Она облачается в кимоно и берёт в руки самурайский меч, бьёт, не щадя никого — ни себя, ни его. Лексус терпит и слушает крики, мольбы, молитвы. Проклятия, стоны, всхлипы. Слова, шёпот, шелест. Дыхание и биение сердца. — Я не хочу быть Алой, Лексус... — Скажи, что жёлтый тебе нравится больше, чем синий. Потому что завораживающий, тёплый, нежный оранжевый мне нравится куда больше угнетающего, вязкого и холодного фиолетового. Эльза не далёкие жёлтые звёзды (а близкие, бумажные, потому что Лексус бережно хранит заветный мешочек), не звенящие и блестящие золотые монеты, не яркое ослепляющее солнце. Эльза — это алый закат, близкий и согревающий, это гранатовая орхидея в клубнично-рыжих волосах, говорящая куда лучше всяких слов, это багровеющие засосы-укусы на хрупких плечах и шее. Лексусу кажется, что если это не Эльза, то ему не нравится ничего.