Это мальчик

      — Поздравляю, Харли, это мальчик.       Джокер хихикает, держа младенца в своих бледных, татуированных руках. Рождение ребенка — это действительно отвратительное зрелище.       Вспотевшая Харли улыбается, тяжело дыша. Она наблюдает большими голубыми глазами, как отец ходит перед разрушенной кроватью и гладит по щеке ребенка.       — Подсчитаем пальцы его рук и ног, — блондинка счастливо вздыхает. — Еще лучше позволь мне подержать его.       Джокер усмехается на ее протянутые руки, когда ее счастливые глаза смотрят на ребенка, и это беспокоит его. Это заставляет его разозлиться, потому-что, кто этот парень, чтобы забрать ее привязанность и любовь себе.       Она даже не смотрит на него.       — Харли, — Джокер улыбается, той улыбкой, когда деловая встреча разлагается. — Харли, дорогая, ты меня любишь?       — Да, — она мгновенно отвечает, как обученная послушная собака.       — Кого ты любишь больше? — он ставит ее под сомнение, показывая пальцем на себя. — Меня… — тем же пальцем он показывает на младенца. -…Или его?       Харли бледнеет.       — Ответь на вопрос.       — Могу ли я подержать его Пудинг? — она протягивает руки к ребенку, явно нервничая. Ее лоб покрыл пот.       — Ты не ответила на мой вопрос, Харли.       — Я люблю вас одинаково, — она кусает губы, все еще не отойдя от родов.       «Неверный ответ» — Джокер думает с горечью. Ну что ж, он бы мог отдать ей ребенка и пусть она играет в домохозяйку несколько лет, но нет, нет, нет. Он не любит делиться своими игрушками, не так ли? И этот ребенок, хоть он и выглядит безвредным в его руках, представляет собой угрозу для бесконечной преданности.       Конечно она выбрала бы ребенка.       Но так не пойдет. Так совсем не пойдет.       — Харли, — он пытается сделать чрезмерно печальный, растягивая ее имя и смотря на замешательство, когда он начинает уходить от нее. — Харли, я знаю, что тебе нравится эта идея, эта идея, что мы можем быть нормальными, эта идея, что ты можешь быть хорошей матерью.       Шок, то гнев показываются на ее лице.       — Харли, что ты на самом деле ожидаешь? — он поворачивается спиной. — Мы не можем быть родителями, и я не совсем уверен, что я отец мальчика.       — Ты не смеешь! — Харли кричит позади него. Конечно он знает, что младенец — его. Слезы текут по ее щекам. — Пожалуйста Pudding, я хочу видеть его.       Она смотрит, как он разворачивается и идет вперед, но тогда он берет одно из полотенец.       — Харли, ты когда-нибудь задумывалась, почему младенцы так часто улыбаются? — он заворачивает в нем ребенка.       — Это потому что, — он держит нож, которым перерезал пуповину, и ребенка на руках. — Они еще не знают, насколько поганный этот мир.       — Нет, — Харли рыдает, пытаясь сесть и забрать своего сына. — Нет, пожалуйста, нет!       — Я не хочу, чтобы наш ребенок вырос и прекратил улыбаться, — он усмехнулся, при ее попытке передвинуться после двадцати трех часов. — Видишь? Я знал, что ты поймешь!       — Не смей трогать его! — кричит она, сквозь рыдания. — Нет, пожалуйста, не надо! — медленно говорит Харли, становясь бледнее.       Ребенок кричит, когда нож режет сторону его маленького полуоткрытого рта.       Харли тоже кричит. Наконец, у нее получилось встать с кровати в слепой ярости и падает на твердый пол. Он режет шею ребенка от уха до уха, смеясь.       — Разве он не прекрасен? — он вручает ребенка вниз к Харли и улыбается, когда она притягивает к себе безжизненный комок.       Мягкие светлые пучки волос на голове, бледная мягкая кожа, с незрячими глазами, которые являются такими же синими, как и ее. Она затрагивает его нос, напевая какую-то колыбельную.       — Я думаю, имя Кристофер было бы милым, но я не знаю, уместится ли оно на одном из этих крошечных детских надгробий.       Харли целует лоб своего ребенка дрожащими губами, укачивая его на руках под смех Джокера, который оставил в покое молодую мать и ребенка.