***
Скорпион боялся насекомых. До дрожи в коленках. До тихого, охрипшего голоса. Рыбы смеялся. Похихикивал, хоть и боялся. Он обхватывал себя руками и сгибался, нервно смеясь, скрывая подступающую дрожь тела. Он мог терпеть этих ползучих и не очень гадов, лишь бы снова и снова видеть ошарашенное лицо Скорпиона и хихикать. Во всю глотку. Громко. Непрекращающе. Истерически.***
Скорпион любил лёд. Но не любил кататься. Ему это не нравилось. Хотя всё проще: он просто не умел кататься на коньках, да и не хотел. А Рыбы умел. Слегка дрожа, медленно, но умел. И всякий раз, когда Скорпион смотрел на лёд, внутренне борясь с самим собой, он хихикал. И Скорпион на это возмущенно фыркал и демонстративно отворачивался в другую сторону. От всего: и от наглых Рыб, что постоянно потешались, и от столь заманчивого льда. А Рыбы улыбался. И Скорпион тоже.***
Скорпион не любил, когда Рыбы говорил: «Что же я делаю не так?! Живу? Дышу? Нет! Я делаю не так себя, ведь Я - ошибка! Ха, вот только не их. Я - сам себе ошибка». А Рыбы не любил, когда Скорпион говорил: «Ты — всего лишь косинус ста восьмидесяти градусов и перепиет неудач и истерик. Ты никому не нужен, Ты - никто». Рыбы хихикал, когда Скорпион его ругал. Ему нравилось видеть это раздражение вместо привычной маски печали и равнодушия. А Скорпион улыбался. Слабо. Закрыв глаза, стирая выступающие слёзы, но улыбался. Ему нравилась эта жизнь в Рыбах.***
Рыбы постоянно рвал и метал, когда узнавал, что Скорпион снова не ел. И Скорпион ел. Исправно. Четырежды. Под пристальным взглядом Рыб. И Рыбы успокаивался и журил его, а затем уходил обратно, прекрасно зная, что Скорпион прекратит есть и надеясь снова вернуться и журить его. И Скорпион снова забывал поесть, оправдывая надежды Рыб. И Рыбы возвращался, снова журя Скорпиона.