Там, где бьется сердце

*** – Закончилось, – отлипая от окна, проговорил Бэкхён. – Хуни, закончилось. – он повернулся к старшему брату, но тот и так всё знал. Там решилась его судьба. И это явно не то, чего бы хотелось ему самому. – Бэкки, отойди от окна, – визгливо прокричала мать, даже не заглянув в комнату Сехуна, стоя от неё на некотором расстоянии. – Сколько можно тебе повторять? Отец уже идёт, и лучше ему не видеть вас вместе. Выходи из его комнаты, немедленно! Сехуну взгрустнулось. Он никому не нужен в этом доме, с тех пор как потерял мать в пятилетнем возрасте. Женщина, которую он был вынужден называть матерью, была его тетей - младшей сестрой мамы. Мама скончалась, пытаясь дать жизнь второму сыну. В ту холодную ночь, сидя в доме деда, маленький Сехун потерял и мать, и совсем крошечного младшего братика. Его отец был уважаемым альфой в племени и ему нельзя было долго хранить верность покойной жене. Поэтому не долго погоревав, он женился на младшей сестре жены – как и было положено по их законам, и сразу заделал ребенка. Нет, Се очень любил младшего, сводного братишку – Бэкхёна. Одиннадцатилетний омега любил слушать его истории и засыпать с ним в одной постели. Сехун тоже любил время, когда они могли побыть вдвоем, ему хотелось поделиться с младшим теорией, что пусть они и живут в племени, вдали от цивилизации, они не обязаны делать только то, что разрешается "законами" оборотней. Он так хотел научить Бэкки свободе и праву выбора. Но теперь, вряд ли он это успеет. Да и сам, честно признаться - плохой пример. – Иди, иначе, она снова тебя наругает. – Се погладил брата по волосам, мягко улыбаясь. – Хунни, но раньше мы всегда вместе спали. Почему сейчас нам нельзя? – округляя слезящиеся глазки, спросил Бэкхён. – Так нужно, милый. Иди, тебе пора ложится. Помнится, завтра вы с Чанёлем идете в лес по ягоды. – Мы пойдём, но это утром, – при упоминании своего истинного альфы, щеки маленького омеги окрасились в розовый. Сехун прячет улыбку, чтобы не смущать младшего еще больше. – Сегодня я хочу поспать с тобой, Хунни, я так по тебе соскучился! – Сехун крепко обнял Бэкки и поцеловал в мягкую макушку. Он тоже по нему сильно соскучился, и он безумно хочет признаться в этом так же, как был откровенен с младшим всегда. Но завтра его Судьба навсегда изменится, и он не хочет, чтобы последним, что будет помнить о нем Бэкхён, это слова о том, как ему одиноко без него, и как хочется вместе проводить время. – Сейчас – не время для этого, но послушай меня, ладно? – он присел на корточки, чтобы сравнятся с Бэкхёном в росте. – Я желаю тебе только самого лучшего, и очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но ты должен это чувствовать, а не делать только то, что говорят родители или Чанёль, понимаешь меня? – Бэкки медленно кивает, конечно же, не совсем понимая слова брата. – Может быть, мы с тобой больше не сможем поговорить или провести вместе время, как раньше, но ты всё равно должен знать – я всегда с тобой, мысленно и сердцем. Ты же знаешь, что я тебя очень сильно люблю? – Хунни, ты будто прощаешься… – в голосе младшего омеги послышались слёзы, и Сехуну многого стоило сдержаться и не разревется самому. – Ну, что ты, мой хороший? Конечно, нет! Просто я хочу, чтобы ты помнил мои слова, малыш. Иди ко мне, – омеги обнялись, крепко прижимаясь друг к другу. – Я очень сильно люблю тебя, и хочу, чтобы ты был свободен в своем выборе, в любви и в правилах племени – делай только то, что приносит тебе счастье и радость. Хорошо? – Хорошо, – в глазах Бэкхёна решительность, и это радует Сехуна. Бэкхён уходит нехотя, и Сехун слышит, как мать утаскивает того в баню, наверняка, чтобы смыть вонючий запах Сехуна. Он усмехается, спроси его сейчас чем от него пахнет, он бы только пожал плечами. В свете последних событий, его природный рябиновый запах сменила смесь из страха, безысходности и тоски. Тоски, которая сжигала его, и потому омега понимает, что пора. Дождавшись прихода отца, и того, как в доме наступает сонная тишина, Сехун плотно запахивает шкуру на дверном проёме – после того, как их с Чонином поймали, отец сорвал дверь с петель, и дабы не светить полуобнаженным телом перед роднёй, омега завесил проём прошитой оленьей шкурой. Он проверяет, нет ли кого у дома и не шастает ли кто под окнами, и только потом, распахнув завесу, выпрыгивает из дому. Прикрыв завесу снаружи, он без оглядки, побежал в лес. Едва ступив на мягкую траву, омега скинул немногочисленную одежду: рубашку и свободные штаны, и опустившись уже на четыре лапы, понесся вглубь чащи. Там, почти на самом краю леса, рядом с дорогой к ближайшему людскому поселению, располагался караул их племени. Незаметно проскочив мимо зевающей охраны, волк побежал в единственный шатер. Там его уже давно ждали. – Ну, наконец-то! Я так боялся, что ты не сможешь придти!.. – облегченный вздох у самого уха. Омега едва успел обернутся человеком, как его обнимают со спины, вжимаясь горячим торсом. Сехун повернулся в кольце крепких рук и обхватил любимое лицо ладонями. – Я так скучал по тебе, как я мог не прийти? Любимый мой… – они набрасываются друг на друга, как голодные волки, хотя, по сути, они ими и являются – пусть наполовину и только при полной луне. Как только оба отстранились, чтобы вдохнуть спасительный кислород, альфа опустился губами на шею омеги. Сехун не сдерживал стонов, когда его ласкали, когда брали на шкуре, уронив на землю. Жаркий шепот уносил куда-то вдаль, туда, где у них нет проблем и недопонимания, есть только они двое. – Что бы завтра не произошло – не высовывайся. Это моя просьба, Се, слышишь? Чтобы не сказал и не сделал отец и старейшины, какое бы решение не приняли – не лезь, сиди и жди. Ты понял меня? – попросил омегу альфа. Омега кивает слишком быстро и отрывисто. И Чонин понял, что черта с два он его послушает. – Се, поклянись мне этой ночью, этим рассветом, прошу… Обещай мне, что тихо отсидишься! – Клянусь. *** Клятва Сехуна не стоила доверия, как альфа и думал. Вся резервация собралась у дома вождя, перед которым разожгли большой костёр. Языки пламени взлетали высоко–высоко и тонули в сумерках уходящей осени. Всем собравшимся не терпелось увидеть, как накажут будущего приемника вождя – его единственного сына-альфу, самого сильного из молодого поколения волков, Чонина. Его ждало наказание за непослушание. За то, что посмел грешить с чужим омегой, забыв о своих будущих мужьях. Молодые волки скалились больше из зависти, мало кто любил Чонина. Еще бы – ни один альфа не мог с ним справится в поединке, и даже вождь не мог заставить его делать то, что альфа не хочет. Почти все из пришедших были здесь, чтобы лицезреть наказание над Чонином, увидеть, как свершится оно под Последней осенней Луной, чем из–за самой ситуации. Сехун думает, что на самом деле всем наплевать на их с Чонином историю, лишь бы посмотреть на позор будущего вождя и непутёвого омеги. То, что ждало Сехуна было предопределенно ещё тогда, когда мальчику исполнилось семь. Парнишка–альфа тринадцати лет, что пришёл из Западных земель с отцом для союза двух племён, увидев Сехуна, попросил отца сосватать омегу. Когда Сехуна спросили (по их законам омега не должен вступать в брак до первой течки), мальчик заплакал и крича: "Не хочу! Не буду!", убежал в лес. Там-то его и находит Чонин. Альфа долго успокаивает омегу, гладит по спине и греет в своих объятиях, а потом приводит домой с темнотой. После этого отец не заговаривал с Сехуном более на тему сватовства. Но Се слышал о жестоких нравах того племени. Его, как выбранного в мужья омегу, всё равно заберут, уведут в чужие земли, а за позор он расплатиться своим телом – сделают подстилкой всех племенных альф. Альфа с Запада, его нареченный жених, уже здесь, чтобы увести в свои земли опозорившегося Сехуна. Сехун молчит, кивает на все нравоучения отца и мачехи, для себя же он всё решил ещё тогда, когда его затащили в общую баню для омег, где тёрли светлую кожу до крови, не смотрели на слёзы и тащили мокрым и нагим за волосы до самого дома. Это было после того, как их поймали за сладкими утехами в лесу, где бесстыдный Сехун распростерся под смуглым наследником вождя, и они двигались в одном ритме, жмуря глаза от удовольствия и делясь горячим воздухом через поцелуи. Никто, кроме Сехуна на Чонина повлиять не мог. И за это в резервации ещё больше ненавидели омегу. Слишком уж выделялся он своей худобой, бледностью и строптивым характером. Такой неправильно–простой, слишком откровенно говорящий, и сумевший заполучить сердце будущего вождя... Да, его ненавидел весь омежий молодняк, впрочем, как и их родители. Конечно, ведь каждой омеге хотелось стать третьим мужем Чонина, раз уж первыми двумя не успели. Сехун усмехнулся. Они с Чонином слишком другие, чтобы быть в хороших отношениях с соплеменниками. Так было всегда. Так оно и останется. Как только они такие уродились на Юге?.. Омега с болью в сердце смотрит как к костру выводят его альфу, держа под руки. Чонин как всегда невыносимо прекрасен, но вот под глазами пролегли круги усталости, а лицо помрачнело. Сегодняшняя ночь решит всё, и это понимают все. Красивые, правильные черты лица альфы – как ножом по сердцу омеги, он запомнит его таким: прекрасным, сильным, почти свободным... Глаза противно щиплет, стоит им встретится взглядами. Чонин мягко улыбается, а омега отворачивается в сторону, чтобы не упасть на землю раньше времени и не молить о прощении, лишь бы Чонина не наказали. Омега думал, что с того дня, как Чонин впервые ему признался в любви, он больше не заплачет. Что это навсегда останется в памяти тринадцатилетних подростков, что бегали по лесу, Сехун больше падал, чем бегал, но Чонин его не ругал, потому что альфе безумно нравилось поднимать омегу, прижимая к себе пусть и на короткий миг... – Мы все собрались здесь для того, чтобы свершить правильный суд над наследником вождя – Чонином. – начинает противным голосом один из советников, отец Кёнсу. – Чонин, признаешь ли ты свою вину в том, что смел вступить в добрачную связь с чужим омегой? – Чонин отрывисто кивает. – Я признаю свои вину во всём: что полюбил другого, что не могу смотреть на своего истинного омегу, и что не хочу связываться союзом ни с кем, кроме Сехуна. – он говорил ровно, спокойно, так, словно знал, что всё будет хорошо. У Сехуна такой уверенности не было. Он знал, что им не позволят быть вместе. Советники и семьи омег, которых собирались отдать Чонину в мужья, да и племя – никто не даст им свободы. Никогда. – Вождь, это всё эта шлюха – Сехун виноват! Молю, не наказывайте Чонина! – заплаканный Кёнсу бросился старику во главе Совета в ноги. Чонин поморщился – он ненавидел весь этот цирк. Альфа выплюнул: – Моя вина признана, но и для сквернословящего омеги должно быть достойное наказание! Забери свои слова обратно, Кёнсу, никто не смеет называть моего омегу грязным! – В том, что Сехун – шлюха, все убедились, как только поймали вас за блудом! – прокричал Минджун, тот, кого выбрали Чонину вторым мужем. По закону Южных земель вождю полагались три омеги в мужья. Сехун в эту тройку не попал: его кандидатуру даже не рассматривали. – И он – не твой омега, для тебя уже выбраны мужья, так почему ты выбрал именно его? Чем он лучше нас?.. – в голосе Минджуна горькая обида и не выплаканные слезы. – Клянусь, я вырву ваши языки и скормлю их воронам, если ещё раз посмеете назвать его подобным словом! Я разорву вас на куски!.. – рычит Чонин на омег, и ту невольно опускают свои головы очень низко. – Успокойтесь все! – призвал наместник вождя, отец Минджуна. – Раз ты, Чонин, признаёшь свою вину, у совета нет иного выбора, как наказать тебя должным образом. Решение будет оглашено немедленно! – горько вздохнул вождь. Вершить Судьбу собственного сына слишком тяжело даже для вождя, душа ноет, а сердце глухо бьётся в грудной клетке, напоминая о том, что он должен сделать. По законам их племени Чонину только две дороги: изгнание и вечный позор, или...смерть. – Вождь и Совет старейшин, прошу дать мне последнее слово! – все повернулись к вышедшему из под тени густых елей, Сехуну. Омеги угрожающе оскалились, но ему было плевать. У него сейчас есть задача поважнее. – Тебе недостаточно публичного унижения? – прорычал один из старейшин, но омега его не слушал. – Прошу вас, последнее слово... – Сехун умоляюще смотрит на вождя. Отец Чонина медлит, но всё же кивает. – Благодарю. – он вбирает в себя побольше воздуха и начинает говорить то, что заранее запланировал: – Издавна наши предки принимали подобные решения, которые влияют на судьбу всего племени. И они знали, что всегда должно быть несколько исходов любого положения. Именно поэтому я хочу напомнить, что если омега, пойманный за соитием с чужим альфой примет вину на себя, племя может наказать только его. – он ненадолго замолчал, слушая перешептывания соплеменников. Переждав, он продолжил: – Я, Сехун, признаю, что соблазнил Чонина – альфу, с которым не смел делить ложе, будучи сосватанным. И поэтому прошу наказать только меня. Ни один альфа не сдержится, если текущий омега будет откровенно себя предлагать. – Всё ещё будешь утверждать, что он – чист, а, Чонин? – скалится злой Кёнсу. Чонин предупреждающе рычит на него. – Сехун, я же говорил тебе не… – Поэтому, – перебивая Чонина, продолжает омега, – я прошу наказания только для меня одного. Ведь, если в случае жестокого наказания приёмника вождя настигнет смерть – другим молодым альфам придётся драть друг другу глотки в схватке... Для чего племени нужны бессмысленные жертвы, если можно попросить Богов и Луну принять только одну. – омега склонил голову, и ждал приговора пока Чонин пытался освободиться, чтобы броситься к нему. – Се, ну что ты делаешь, я же просил тебя… – глухо стонет Чонин. – Ну, что же, раз этот грязный омега, начитавшись легенд, решился на подобное, давайте дадим ему это! – усмехнулся отец Минджуна, а толпа соплеменников поддержала его криками. Сехун прикрыл глаза, он надеялся умереть на родной земле. Не там, где придётся бороться за смерть, где придётся провести ночи с чужими альфами, не там, где не дай бог он понесёт от кого-то из них... От кого–то кто не его Чонин... – О чём вы толкуете? Я пришёл не для того, чтобы увидеть смерть Сехуна, я пришёл чтобы забрать его с собой, в Западные земли. Он сосватан за меня вот уже восемь зим, если вы забыли об этом! – Сехун чувствует силу и опору от истинного альфы, чьё имя он не желал слышать, затыкая уши ладонями. Ему бы обрадоваться, что нет чувства злобы и ненависти, да только полюбить он его не может. Потому что у него есть девятнадцатилетний, самый сильный альфа их племени, тот, за кого он стерпит что угодно. А что он даст своему наречённому, кроме косых взглядов, пересудов и обиды? Даже сейчас он глаз на него поднять не смеет. Недостоин он его. Альфа с Западных земель оказался не таким, каким он его представлял прежде. Может быть, он такой же другой, как и они с Чонином?.. – Для чего он тебе? Ты же будешь мучить и обижать его, согласно вашим законам... – прямо спрашивает вождь. Сехун удивляется, не понимает. Неужели, отцу Чонина стало жаль его?.. – Не вам решать, как мне следует обходится со своим омегой! – голос спокойный, и Сехун чувствует силу, непоколебимость. – Я просил отдать мне омегу до решения над альфой, но вы не выполнили этого! Теперь же, я имею право увести Сехуна отсюда немедля! – он наклоняется, протягивает руку к Сехуну и лицо его становится чуть мягче. Он мужественный, старше, опытнее во всём и уже занимает место в Совете своего племени. Он даст Сехуну силу не бояться чужих правил и законов, защитит и убережёт, но он – не Чонин. Альфы похожи характером, но Чонин – он его, сехуновский. – Простите, что оказался недостойным вашего партнёра... Простите... – искренне просит Сехун, склоняет голову и опускает взгляд. – Прошу, позвольте оставить последний вздох на своей земле, там где я был рождён, и где вырос... – Что ж... Я не хочу быть не мил твоему сердцу, не хочу заставлять. Поступай как знаешь. Он говорит вождю Михёку, что на дружеские отношения двух племён этот случай никак не повлияет. Ещё недолго смотрит на Сехуна, а после уходит со своими провожатыми. – Вернёмся к твоим словам, мальчик мой... – Михёк оборачивается к Сехуну. – Раз ты, О Сехун желаешь оплатить ваш с Чонином позор и стыд собственной жизнью – так и будет! Ты будешь прикован в Малой пещере, а вход в неё будет закрыт камнями. – снова тяжело вздыхает. – Согласно твоему признанию и Старым легендам. Вождь знает как никто другой знает, как некоторым не нравится, когда кто–то хочет изменить древние устои, или быть не таким, как другие, жить и мыслить иначе. Ким Михёк знал, что его сын Чонин именно такой. И он видел, как отпрыск сопротивлялся навязанной судьбе, чужой для него роли. А после того как Чонин признался в своём плане, понял – его мальчик повзрослел и он готов уйти со своей земли, лишь бы жить по своим правилам... Он был уверен – сын принял верное решение. А он готов на всё, на что угодно, лишь бы Чонин остался в живых. Совсем как нескладный омега Сехун. Этот омега нравился ему и он странно, но подходил его сыну. Они были похожи с Чонином, пусть и не были истинными. – Ты будешь погребён заживо и смерть тебе покажется раем, О Сехун! – кричит советник До, довольно поглядывая на своего сына. Даже ненавидя некогда близкого друга, Кёнсу не смог остаться равнодушным. Сехун услышал всхлипы и увидел, как тот сел на землю, содрогаясь в рыданиях. Все ведь думали избавиться от Се и не видеть воочию как он будет страдать в руках другого племени. А теперь получается, от созерцания его мучительной смерти им никуда не скрыться. – Нет! Не смейте даже касаться его, слышите? – кричит раненным зверем Чонин. – Сехун, ты что творишь? Как ты не поймёшь, что мне нет жизни без тебя! – голос срывается, и Сехун умоляет себя и Чонина мысленно не расплакаться, они не должны показывать этой толпе свои истинные чувства. – Хочешь наказать меня, отец? Я прошу, накажи меня изгнанием и вечным позором, сотри моё имя из истории и памяти племени, но отпусти нас с Сехуном. Я не смогу жить, зная, что он мучительно умирает холодной и голодной смертью! Не смогу!.. – Вам не выжить одним, – это Чанёль, единственный с кем Чонин был дружен. Альфы были одного возраста. – Важно не это, а то, что мы не можем отпустить виновных! – вскакивает с места отец Кёнсу. Совет его поддерживает, и вождь сдается: – Привести приговор в исполнение! Чонин рычит, когда к его Сехуну прикасаются двое альф, чтобы увести. Он скидывает со своих плеч руки держащего его молодняка, и бежит к омеге. Раскидывает на ходу всех, кто попадается на пути, как игрушечных солдатиков, и вырывает возлюбленного из чужих рук. Все замирают, а он кричит, взывая к Небу: – Будьте вы все прокляты! Вы слышите, боги? Я проклинаю Южную резервацию! Покарайте их, Небеса и Луна! Альфа крепче обхватывает руку омеги, и Сехун его сразу понимает. Они бегут в лес, не оборачиваясь волками – так будет легче их найти. Когда пара скрывается, альфы племени подскакивают со своих мест, чтобы броситься в погоню. Но вождь машет рукой, Совет недовольно рычит, но он прерывает их коротким: – Северное племя разорвёт их уже к рассвету. Нет смысла идти за их телами, они сами выбрали этот путь! – Он слышит возбуждённое перешептывание. – Моим приемником становится Чанёль, из семьи Пак. Выйди сюда, альфа. Удивленный молодой альфа выходит в центр, и преклоняет перед вождём голову. – Клянешься ли ты, Чанёль, стать силой и опорой своему племени? – Клянусь, – уверенно проговаривает девятнадцатилетний альфа. – Да будет так! *** Пара прячется в густых зарослях, укрываются лесной чащей, дрожа от наступающей зимы, и питается одними замерзшими корнеплодами и ягодами. Они не бояться быть пойманным, но до некоего уговоренного места, добираются крадучись. Чонин не рассказывает, куда же они идут. Но по правде говоря, Сехуну наплевать, они вместе и это сейчас главное. Они не хотят снова жить чужой для них жизнью. – Почему ты не верил мне? – спрашивает альфа, когда они уверены, что погони не будет, и поэтому идут к пруду. Чонин зашёл слишком далёко, но Сехун ступает за ним шаг в шаг. Холод пробирает до костей, но он становится позади альфы и обнимает. Нежно проводит ладонями по груди Чонина, и извиняюще целует за ухом. – Я боялся за тебя… боялся, что потеряю тебя, а всё из–за нашей неосторожности. – Я ведь говорил тебе, чтобы ты не высовывался, ты что, не веришь мне? Я бы ни за что не дал западному альфе увести тебя и сделал бы для этого что угодно. – он разворачивается, и крепко обнимает омегу, прижимая к своему разгоряченному телу. – Ты мне не веришь? – снова спрашивает он и Сехун быстро-быстро мотает головой. – Нет–нет, только тебе и верю! Но ты должен меня понять – ты дороже всего для меня, неужели ты думал, что я буду отсиживаться, пока Совет с вождем принимают решение, пока над тобой вершится так называемое «правосудие»? – омега обхватывает любимое лицо тонкими ладонями. – Я бы не протянул без тебя и мгновения… – альфа немного наклоняется, чтобы оставить поцелуй на губах возлюбленного. – Я люблю тебя, Чонин! – И я тебя безумно люблю!.. Но отныне слушайся меня и верь! Я никогда не сделаю тебе плохо. Они нежатся в объятиях ещё немного и решают выходить, когда рядом с водой слышится шорох, и пара встречается взглядами с другими волками, их было около десяти. – Выходите скорее – холодает. Сехун непонимающе смотрит на своего альфу, Чонин же уверенным шагом ведёт его на берег, и омега цепляется в его ладонь покрепче. На берегу альфа закрывает собой омегу, пока тот спешно натягивает сорочку и штаны. Затем Сехун набрасывает на смуглые плечи Чонина его рубаху. Альфа быстро надевает штаны и выпрямляется. – Поприветствуйте вашего нового вождя, влюбленные глупцы, – Сехун оглядывает одежду чужаков, но не замечает атрибутики знакомых ему племён. Тогда о чём они толкуют? Кто они такие? – Быстро же ты освоился, – хмыкает Чонин. Сехун цепляется в его плечо, словно придерживая. От чужаков не исходит агрессия, но ему всё равно страшно. Его альфа силён, но сможет ли он одолеть десятерых? – Выйди для начала, ты пугаешь моего омегу. Из–за тени стоявших воинов появляется высокий альфа. После нескольких мгновений зрительного противостояния, Чонин аккуратно убирает руку омеги со своего плеча, нежно улыбается ему, и подходит к тому альфе. – Рад, что вы быстро добрались, – улыбается звериным оскалом тот. Чонин улыбается ему и они крепко обнимаются. – Спасибо, что принял нас. – Оставим обмен любезностями на потом, лучше пойдём. Надо согреть твоего омегу крепким вином. – предлагает альфа. Чонин согласно кивает и возвращается к Сехуну. – Не бойся, любимый. Неужели ты думал, что я просил бы отца об изгнании просто так? Я всё продумал. Обещаю, что теперь мы будем свободны в своём выборе. – он прижимает к себе Сехуна за плечи, и ведёт за тем альфой. *** Признаться честно, Сехун ещё не всё понял, точнее – не понял ничего. Почему их так хорошо приняли в Северном племени, а многие здороваются с Чонином, называя «Каем». Альфа – вожак племени оказывается старше его альфы всего на пару лет, но выглядит солиднее и куда серьезнее, и зовут его Фань. Им наливает вино самый прекрасный омега из всех, что доводилось видеть Сехуну. Они встречаются взглядами, и тот почему–то краснеет, из–за чего чужой сладкий запах становится ярче. – Ну, что ты, милый? Я ведь рассказывал тебе о Кае и его омеге, – его со спины обнимает Фань. – Это мой Цзытао. Наша свадьба пройдёт на рассвете. Вы пришли вовремя, ты же помнишь, что пообещал быть моим свидетелем?! – Конечно, помню. Рад увидеть, наконец, того, кто смог покорить твоё ледяное сердце, – смеётся Чонин. – Кто бы говорил, «каменное сердце», – улыбается Фань. – Мы знакомы с раннего детства, но я не видел, чтобы ты говорил о ком–то теплее чем о Сехуне. Фань подмигивает Сехуну, и тот прячет пунцовые щеки на плече любимого. – Ну–ну, тут нечего стесняться. Уже решили, когда состоится свадьба? – китаец снова обращается к другу. – Как только освоимся, и он даст своё согласие. – Вы преодолели леса, ушли с родной земли, чтобы быть вместе, а ты его ещё не спросил? – Чонин взглядом просит друга помолчать, и берёт Сехуна за руку. – Ладно, всему своё время. А сейчас выпьем за наше объединение, друг! – Фань поднимает кубок и Чонин с Сехуном повторяют за ним. Им отводят небольшую, но чистую хижину, практически на краю селения. Она не обжитая, но Сехуну нравится. – Чонин, объясни мне всё, прошу. Что всё это было? – омега садится на новый по виду топчан, и тянет к альфе руку. Тот цепляется за неё, и опускается рядом. Он обнимает омегу за плечи и Се укладывает голову ему на плечо, ища тепла и ласки. – Я думал об этом очень давно. Наверное, с тех пор, как тебе минуло тринадцать, когда я почувствовал в тебе омегу. Признавшись тебе в любви я мечтал, что однажды назову тебя мужем и отцом наших детей. Но мой отец, словно чувствуя, тогда же и рассказал, что двух старших мужей мне уже выбрали, осталось дело за младшим омегой-мужем. Я сразу назвал твое имя, но отец отказал. – Всё из–за него, да? Альфы с Запада? – Да, из–за межплеменных отношений. Тот альфа приходился близким родственником Западному вождю, и отцу не хотелось бы портить с другим племенем отношения. И если тогда я не задумывался о чём–то серьёзно, то понял всё доходчиво после рассказа сестры. Мало кто помнит, что наша мать попалась на глаза отцу после того, как он с нашим дедом осматривал добычу после войны с северянами. Она должна была прислуживать в чьём-то доме, а стала заменой умершему младшему мужу нашего отца. Она просила отпустить её домой на Север, и отец пообещал ей это, но взамен попросил родить альфу, ведь от мужей–омег все альфы гибли в раннем детстве или ещё не родившись. Бежать мама не пыталась, знала, что будет жестоко наказана, и поэтому согласилась. И пусть первыми были три дочери, она понимала, что уже не сможет уйти, а когда родила меня – больше и не думала о родных местах. Она осталась из–за нас. Сестра рассказала мне, что мать часто рассказывала о своём детстве, семье, о родных местах. Тогда, получив отказ отца в нашем с тобой союзе, я обернулся и побежал на Север. Так мне стало интересно, правда ли всё, что мама говорила. А тут наткнулся на трёх волков постарше, ну мы и сцепились. Долго дрался с ними, пока над нами не поднялся рассвет и мы не стали людьми. Раненные друг другом, уставшие и вымотанные, мы упали на свежую траву. Кто засмеялся первым – уже не помню, но мы хохотали как ненормальные, при этом пытаясь отдышаться. Успокоившись, Фань спросил у меня, что я – южанин, забыл в их землях. Рассказав им то, что мне поведала сестра Наён, я увидел понимание в их взглядах. Они рассказали мне, что на их землях не принято насильно уводить омег, держать взаперти и использовать только для продолжения рода. Предложили пойти к ним и увидеть всё самому. И я увидел, Се, увидел, как равны у них омеги с альфами, как омега имеет право отказать кому–то в сватовстве, разорвать помолвку с женихом ради любимого (кстати, у Фаня с Цзытао так и было, но об этом чуть позже), и я подумал – вот бы и у нас так было! Представь себе: мы с сестрами могли бы прибегать сюда, на Родину матери, проводить время и с северянами. Мы могли знать и помнить традиции и обычаи обоих племён. Годы шли, и я всё чётче представлял себе, как мы с тобой свободно, не таясь, идём по улочкам, держимся за руки и я запросто могу опуститься на колени перед твоим животом, чтобы послушать нашего малыша... Та ночь, когда мы с тобой были впервые близки, открыла мне глаза на многие вещи... Я окончательно понял, что нам не дадут спокойно жить на Юге... Не помню, как прибежал сюда и отыскал Фаня... Мы долго говорили, и решили, что мы с тобой сможем остаться здесь после того, как покинем свои земли... – Почему ничего мне не сказал? – омега обижено дует губы. Чонин мягко улыбается и целует его в лоб. – Когда и где бы я мог это сделать? Ты был заперт в доме, а я сослан охранять границы... Да и потом – нельзя было кому-то довериться, я боялся, что Совет или мои женишки прознают о моих планах и тогда наше будущее было бы погребено заживо!.. – Прости, прости, что ослушался тебя... – Сехун тянется к любимым губам и страстно просит прощения за все свои глупости сразу. Действительно, как он мог ослушаться Чонина? Вот глупец!.. – Не извиняйся, уверен, что поменяйся мы с тобой местами – я поступил бы точно так же... А теперь... Давай попробуем зажить здесь? – Всё, что угодно, лишь бы с тобой... А расскажи историю Фаня и Цзытао? – Хорошо. Цзытао перебрался к своим родственникам сюда, чтобы в скором времени соединиться союзом со своим истинным альфой. Тогда–то он Фаня и увидел. Альфа только занял место вождя после смерти своего брата, и собирался взять в мужья омегу из приближенной семьи. Но переезд омеги все изменил, Фань попросил разрешения на союз у родителей и истинного альфы Цзытао. Тот, конечно, уступать не хотел, но к нему пришёл сам омега и попросил его отпустить. – И что он сделал? Ну, истинный Цзытао? – заинтересованный омега даже не сразу заметил как шустро Чонин расстелил им постель и лег сам, уложив при этом и самого Се рядышком. – А что ему делать, если его не любят? Вон, твой западный ушел же. – Он не мой! Подожди... Значит, есть истории похожие на нашу? – А то! Разве не ты у нас легенды почитываешь? – Хм. Значит, бывает всё–всё. – омега задумчиво пожевал губу. – Как думаешь, у нас есть шанс попробовать устроиться здесь? – с надеждой спрашивает альфа. – Мне хорошо везде, где мы можем быть вместе не таясь! Сехун тепло улыбнулся и поцеловал теперь уже точно своего Чонина в щеку. – Ты – самое дорогое в моей жизни!.. Сехун–а, я люблю тебя! *** Сехун с интересом наблюдал за свадебной церемонией Фаня и Цзытао. У северян не принято было резать запястья друг другу, тут повязывали красную ленту на безымянные пальцы правых рук альфы и омеги, как знак связанности. Здесь не пели завывающих песен, на рассвете был слышен только ветер в листве. Сехун впервые за долгое время почувствовал себя дома, спокойно рядом со своим любимым, а сердце билось только от любви и новых ощущений, а не от страха. Раз их не настигла погоня – наверное, мысленно их предали земле и забыли. – Быстрее бы твоя течка, – пробурчал Чонин, когда вернулся к Сехуну. Как свидетель жениха он простоял рядом с новобрачными всю церемонию, и подошёл к омеге только когда все пошли к накрытым праздничным столам. Сехун удивился: – А что не так? – Всё так, только тут, на Севере есть одно правило – брачный союз совершается только при омежьей течке. – А ты говорил никаких законов и правил, – улыбается Сехун. – Что-то же должно быть. Иначе только хаос будет. – А ты сплетешь мне венок, как тогда? – робко поинтересовался Се, когда они вернулись к себе. Альфа согласно кивает. – Что, правда? – Почему бы и нет? Я ещё помню как это делается, да и вижу твой обнаженный образ каждый раз рядом с липовыми деревьями. – Не смущай меня, – краснеет Сехун. Чонин нежно ему улыбается, коротко целует в губы и обещает: – У тебя будет самый красивый свадебный венок! *** Брачными узами они сочетаются под ночной тенью липы, как и хотел Сехун. – И все же, почему ночью? – спросил Инджу, жених одного из советников. Сам вождь с советниками проводили церемонию принятия Чонина в свои ряды. – Ну...если быть честным, первая течка застала меня в пятнадцать. И той же ночью, забыв про запреты, я пошёл за любимым запахом в самую глубь нашего леса. А там сидел задумчивый Чонин, и мы... Впервые стали близки как альфа и омега. – он кусает губы, чтобы не застонать, вспоминая, как нежен был с ним альфа и что они вытворяли на травяном ковре. – Ох, хватит говорить об этом! – в комнату вошел Цзытао. Все знали, что он понёс после первой же ночи с мужем. – Вот, это от твоего Чонина, – он аккуратно надел на голову Се венок из душистых желто-белых липовых цветочков. – Красиво, – почти хором говорят омеги. Сехун ещё недолго готовится, пока две омеги помогают ему собраться: одевают его в светлое длинное, полупрозрачное платье до пят, причесывают и заплетают длинные черные волосы в свободную косу, а потом ведут к месту брачной церемонии. Там Инджу сдаёт Сехуна в руки Чонина и становится рядом со своим женихом – они сегодня в роли свидетелей. Чонин смотрит на Сехуна ласково-ласково, получая то же в ответ. – Я люблю тебя. Эти три слова дают обоим надежду и уверенность в счастливом совместном будущем. Сехун берёт руку уже мужа, с красной лентой на пальце и прикладывает к своей груди: – Ты здесь, где бьётся мое сердце. ...