Сборник драбблов

Он стоит перед зеркалом, пытаясь понять, чего не хватает для завершения образа. Ощущение пристального взгляда неотрывно следящего за ним с кровати мужчины заводит, заставляет в нетерпении кусать губы, вспоминая о только что нанесённой с таким трудом помаде. Это была его идея, очередное безумие, зародившееся в лихой голове, в силу молодости почти неспособной соображать и контролировать не желающее униматься в погоне за новыми способами получить удовольствие тело. Неугомонный, он вскочил с постели ни свет, ни заря, когда любовник ещё спал, и больше уснуть уже не мог, всё глядел на собственное отражение. *** Он стягивает пижаму и медленно проводит руками по белым бедрам, осторожно вдвигает ладони между ног, пробегается пальцами по дорожке светлых волос в паху, поднимает взгляд выше, изучая, разглядывая себя. – Твой нарциссизм перешёл на следующую стадию? Секса перед зеркалом теперь недостаточно? – Заткнись. – Он молод, красив и любит своё тело, он имеет на это полное право. Разве это хоть где-то запрещено законом? Чулки гладкие и скользкие, восхитительно ощущаются на тщательно выбритых ногах, он даже задумывается, почему никогда не пробовал их примерять, а вот туфли на каблуках доставляют одни неприятности, в них даже стоять-то неудобно, как девушки умудряются ещё и ходить в этих колодках? Вечер, потраченный на скрупулёзное исследование методов нанесения макияжа, не проходит бесследно, он действительно не похож на вульгарного трансвестита из тех, что танцуют по ночам в баре на углу, выглядит вполне себе ничего так. Впрочем, там и косметики-то всего-ничего – капелька туши на ресницы, выравнять тон кожи, немного пудры, провести помадой по губам, излишки смахнуть салфеткой – вот и всё, в общем-то. Куда сложнее с причёской – парик сидит криво, смотрится глупо и как-то колется, что ли. Он тяжело вздыхает – придётся укладывать. Несмотря на всё, чем он сейчас занимается, он – стопроцентный мужчина, и управляться с такими исключительно женскими штучками, как лак и плойка, не умеет. Накручивать локоны кажется ему адским мучением, это долго, с первого раза по-нормальному не получается, и он уже злится, что вообще это затеял, когда наблюдающий за его бессильными попытками с постели человек встаёт и не спеша направляется к нему. – Сядь. – Чего? – Сядь, говорю, и не дёргайся, обожжёшься. Он ловко и быстро орудует плойкой, и вскоре довольно улыбается, кивая на зеркало, мол: «полюбуйся». Оттуда на них смотрит юная миловидная девушка, разве что, со слегка грубоватыми чертами лица. Он медленно выпрямляется и уже тянется поцеловать любовника, но тот уворачивается, смеясь. – Ты, кажется, хотел полного перевоплощения. Он не успевает даже спросить, что же тот имеет в виду, когда его чуть ли не носом тыкают в распахнутую дверцу платяного шкафа. Выуженная оттуда шёлковая сорочка на тонких бретельках выглядит уж очень короткой для него, судя по её длине, она еле прикроет пах, всё же они оба внушительного роста, но именно это и возбуждает ещё сильнее. Он послушно поднимает руки и ныряет головой в вырез. Помогающий ему одеться мужчина одёргивает на нём сорочку и восхищённо присвистывает. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга, а потом его берут за руку и тянут в сторону кровати. – Иди ко мне. Последней его разумной мыслью становится сожаление, что с постели их не будет видно в зеркало. Впрочем, это вряд ли можно назвать разумной мыслью.