Нули

В маленькой квартирке на последнем этаже какой-то потрепанной многоэтажки, примостившейся на окраине города, пахло дешевым пивом, потом и чем-то еще, о чем Кларк предпочитала не думать. Едкий запах сигарет до сих пор висел в застоявшемся воздухе, и она уныло посмотрела на заляпанное окно. Не было никакого желания ни прикасаться к нему, ни задерживаться в этой дыре даже на несколько секунд. Бросив последний взгляд на смятую кровать, на которой кто-то до сих пор храпел, она тихо выскользнула из комнаты, впуская в помещение немного свежего воздуха из коридора. На улице пустынно и холодно, и Кларк запоздало понимает, что деньги, отложенные вечером на такси, тем же вечером ушли на два подозрительного вида косяка, а первый общественный транспорт пойдет минимум часа через два. Можно, конечно, вернуться в квартиру, но ей совершенно не хочется снова дышать перегаром. Так же, как не хочется неловко здороваться со своим ночным ухажером — ну, хотя бы потому, что Кларк не помнила с кем провела сегодняшнюю ночь. Кажется, ее звали не то Ния, не то Мари. Да и какая к черту разница? Главное — у нее было пиво и место, где можно переночевать, получив при этом порцию сомнительного удовольствия. Большего ей не требовалось. Возвращаться же на ночь домой она принципиально не собиралась. Часы на ее руке неприятно громко тикали, постоянно привлекая внимание. Кажется, со временем громкости в них только прибавилось. Кларк ненавидела их, но ничего не могла с этим поделать. «Живая татуировка». Черные линии, глубоко впившиеся в кожу, каждый раз неприятно жгли руку, когда маленькие капли краски перестраивались в новый узор — цифры, отсчитывающие минуты, секунды и часы до ее предполагаемого «счастья».  — Когда ты встретишь его, ты поймешь, какой глупой была раньше, — говорила ее мама, отбирая у Кларк телефон, думая, что пресекает любые попытки дочери пообщаться с ее новой подружкой. Хах. Сказать, что Эббигейл Гриффин была ярым гомофобом, значит тупо промолчать. И Кларк иногда казалось, что вся ее жизнь в этом доме чья-нибудь дерьмовая шутка, и вот сейчас кто-нибудь выпрыгнет из шкафа и все засмеются. Но из шкафа вылезла только она, и, блять, никто не засмеялся. Поэтому Кларк уже давно подозревала, что выйти сухой из воды у нее не получится. На часах осталось чуть больше получаса. А надежды на то, что спрятавшись в лесу, в какой-нибудь пещере, ей посчастливится обмануть вселенную, не было вовсе. Бывали случаи, что нужных людей и с неба в руки родственных душ кидали. Вселенная казалась отменной сволочью. Подошел первый автобус, и Кларк понуро села в самый конец. Сиденье под ней прогнулось и протяжно застонало, и будь здесь сейчас Октавия, она уж точно пошутила бы про последний лишний пончик. Но Кларк едет одна, и ей остается только молиться, чтобы ее соулмейтом не оказался потрепанного вида водитель. Обошлось. Но легче не стало. На главной площади города, не смотря на ранний час, довольно многолюдно. Сегодня среда, и если бы Кларк не поссорилась с мамой, она бы до сих пор ходила в универ, возможно шла бы сейчас по этой самой площади, неся в руках дипломный проект. Но она предпочитает девушек, поэтому художником ей не быть. Пятнадцать минут. На другой стороне улицы показался фургончик с мороженым — «в таких только маньякам и ездить», — думается Кларк — на маленькой машине приторно-розового цвета установлен громкоговоритель, из которого доносятся хриплые голоса каких-то провинциальных певцов. Пять минут. Часы на здании мэрии пробили 8 раз. Местные голуби, громко возмущаясь, поднялись с насиженных мест, и целой стаей взвились в воздух, по пути «пообещав счастья» какому-то прохожему. Тот почему-то не обрадовался. Две минуты. Кларк нервно озирается, напоминая себе легкоатлета на старте. В любой момент она готова дать деру. Тридцать секунд. На горизонте появляется подозрительная особа, но Кларк может поклясться, что видела ее раньше — отбой. Десять секунд. Она вскидывает руку вверх, пытаясь поправить мешающую прядь уже довольно длинных волос. — Блять! — слышится сзади, и Кларк чувствует, как по ее руке расползается что-то холодное. И, ох, лучше бы это были голуби. Она переводит взгляд на запястье, и, ну конечно, чертовы часы остановились, упорно показывая ей нули. Она не хочет поворачиваться, но чувствует, как чья-то теплая ладонь, крепко обхватывает ее предплечье и тянет назад. — Только попробуй свалить с моим мороженым, — ворчит девушка сзади, и ее голос заставляет Кларк беспричинно задрожать. Медленно повернувшись, она встречается взглядом с высокой шатенкой, которая уже хмуро разглядывает сладкие пятна на ее футболке. Прекрасные зеленые глаза, однако, выдают ее с потрохами, и девушка вскоре мягко улыбается. — Я Кларк, — только и может выдавить из себя Кларк, чувствуя, как губы непроизвольно расплываются в глупой улыбке. — Лекса, — коротко, по-деловому кивает та, и, как бы невзначай, приподнимает рукав кофты, оголяя тонкое запястье. Нули. — Ты должна мне мороженое, Кларк.