Страдания и паста

Глубоко в бездонных карих глазах засела какая-то непреодолимая тоска, а завитушка на ветру трепыхалась особенно грустно. Венециано печально смотрел на морское побережье. Все эти радостные туристы, яркий свет солнца и крики чаек были ему противны. Волны заманчиво разбивались о камни, приглашая Италию искупаться. Но он был равнодушен ко всему. Ничто сегодня не могло выдернуть его из пучины безнадёжности и отчаяния. Но вдруг, за спиной Северного Италии засиял свет. Солнце поблекло на его фоне, а туристы побежали в солярий выравнивать загар. Что, что же это затмевает солнце на итальянском курорте? Это зачёс Германии, обильно политый гелем для укладки, в который упало пару страз с нового костюма Филипа Киркорова. Италия зажмурился, иначе бы это сияние выловило его из моря уныния. Наконец, солнце скрылось за облаком, и из-за световой завесы показалась накачанная фигура Крауца с запахом свежей картошки. Людвиг явился, так как был обеспокоен состоянием своего друга. Италия не появлялся в доме Германии уже день, что было выходящим из ряда вон событием. Германия скучал по его бесполезности, неумению завязывать шнурки, вечной пасте и трепыханию завитушки на лёгком летнем ветерке. Внук Римской империи безучастно посмотрел на Крауца, и, отвернувшись, вздохнул. -Эй, Италия! Что случилось?! Что с тобой? Ты меня слышишь? Италия! – Германия пытался докричаться до Венециано. Италия молча посмотрел на Людвига большими глазами, в которых тонули девушки и недоваренная паста. Весь этот серый мир отразился в его глазах и проник глубоко в немецкую душу. Как же Германия раньше не замечал, что девушек чисто арийской нации почти и не осталось, и вюрст уже не вюрст, а так, обычная свиная сосиска. Блеск зачёса Крауца потух, а сам зачёс растрепался, образовав идеальную чёлку, закрывающую оба глаза. Собрав остатки гостеприимности, Северный Италия пригласил Людвига к себе домой. Обычный человек был бы шокирован происходящим там, но нашим героям было уже всё равно. Где-то со второго этажа радио крутило печальную песню группы Tokio Hotel о любви. Стены были исписаны ругательствами, а рисункам на ней мог позавидовать любой уролог. Дополняя атмосферу падика в хрущёвке, в углу кто-то справил нужду, а на подоконнике валялись пустые бутылки из-под блейзера. -Что будешь пить? – спросил Италия. -Кофе. – Германия ответил первое что пришло в голову, так как был слишком занят невесёлыми раздумьями о брате-раздолбае, долгах, и что пиво уже не такое, как в былые времена, а картошка какая-то мелкая и невкусная. Никто не в силах понять немецкие страдания. Но больше чем всё это Германию огорчал только факт, что он существует в этом бренном мире, и не лучше ль умереть, чем мириться с такой несправедливостью, как кубики пресса и ярко-голубые глаза… -Добавить что-нибудь в кофе? – спросил Венециано, не забывая страдать. -А что есть? -Посмотрим… - внук Римской империи открыл холодильник. – У нас есть вишнёвый блейзер, клубничный блейзер, апельсиновый блейзер… -Давай вишнёвый, - вздохнул Людвиг. Италия вылил блейзер в кофе, и на кухне повисло тягостное молчание. -Уже конец Июня… - Италия мешал напиток чашкой. Германия ничего не ответил. Да и что было отвечать, когда и так понятно, что вся жизнь потрачена впустую, даже если сейчас будет Июнь, или Июль, или догорающий Сентябрь. Италия сел напротив Германии и протянул ему чашку с кофе (хотя сложно было догадаться, что эта жижа – кофе). После дегустации сего напитка богов, у Германии и Северного Италии проступили слёзы. Возможно, дело было в отвратительном вкусе, а возможно и в том, что никто не понимал страданий этой парочки. *Спустя какое-то время* В комнате, обвешанной плакатами с новыми аниме, и стоящей на столе лунной призмой, было неспокойно. Япония нахмурился, поедая сашими и перечитывая последнее сообщение Германии. Несколько недель назад Крауц отправил СМС, что едет навестить Венециано, а с тех пор от него ни слуху, ни дугу. Кику почесал за ухом кота и положил ему тунца, размышляя о том, что странно всё это. Его друзья с запада, с их-то ненормальными обычаями, могли учудить что угодно, но Хонда уже начинал о них волноваться. Отложив просмотр очередного тайтла и упаковку мочи (о чём Япония сожалел больше всего), азиат направился в гости к Италии. Тем временем в доме Венециано царили разврат и уныние. К старым ругательствам на исписанных стенах добавилось несколько немецких, из дома эти двое выходили разве что за блейзером, ударяясь в какой-то эмо-запой. С каждым днём на их лицах появлялось всё больше пирсинга, чёлка отрастала всё длиннее, а в одежде преобладали розовые и чёрные оттенки. Больше чем окружающий мир Людвига и Венециано огорчал лишь факт их существования, и если бы воплощения стран были не бессмертны, этот бренный мир не досчитался бы двух страдальцев. Внезапно, дверь распахнулась, и в логово темноты и уныния попытались пробраться несколько солнечных лучей, но их свету было не пробить заслон рыданий, доносившихся изнутри. Япония прищурился. Как настоящий самурай, он не дал печальной атмосфере этого дома совратить его душу, хотя случайно прочитав пару надписей на стене, японец получил такое же количество микроинфарктов. Коридор уныло тянулся вдаль, а из дальней комнаты доносились звук вздохов и песен жанра Эмо-кор. Кику нервно сглотнул. Возможно, хорошей идеей было бы оставить этот притон на произвол судьбы, а самому вернуться к цивилизованному обществу. Но пути назад не было. -Я вхожу, - сказал Япония и переступил порог комнаты. Увиденное потрясло азиата до всей глубины его души. Недвижный, как Ленин в мавзолее, Германия лежал на диване и смотрел в потолок. Скупые мужские слёзы текли по его лицу, а губу неслышно шептали: «Почему… почему я родился, за что мне такие муки? Я ненавижу себя… Никому никогда не понять моих страданий…». Возле дивана, не осиливший таких физических нагрузок как поход от кухни до дивана, словно мешок картошки валялся Италия. Завитушка издавала редкие вздохи, а сам Италия шмыгал носом и растирал и так растёкшуюся подводку. -И-италия-кун… Германия-сан… Да что здесь творится? – Япония возвёл взгляд к небу, вопрошая всех известных ему богов, но они были бессильны над этим чахлым местом. В попытках привести друзей в чувство, Кику стал трясти их за плечи, но ответом ему было лишь невнятное бормотание и слёзы. -Что же произошло? В чём причина этого безобразия? – не выдержав культурного шока, завопил Япония. Италия издал какой-то звук, отдалённо напоминающий человеческую речь. Япония тут же подошёл к нему. -Италия-кун? Что ты говоришь? Скажи ещё раз, пожалуйста! – отчаявшийся Хонда стал трясти Венециано. -Вё пха… -Что? Италия-кун, что ты говоришь? -Всё плохо… - Северный Италия поднял заплаканные глаза и посмотрел на Японию. И в этих глазах Кику увидел все свои потаённые печали и страхи. Грусть от того, что сюжет аниме и манги уже заезжены и однообразны, страдания от того, что еда дорожает, и вообще, не лучше ли сделать харакири, чем выносить эти адские муки? Япония апатично упал на колени. Его карие глаза были пусты, как вакуум, а в сердце въелась тоска. Отросшая чёлка подавила последние счастливые азиатские порывы, и он обессилено упал у дивана, заливаясь рыданиями и мыслями о суициде. Сентябрь догорал, а на дворе был 2007-й год.