Жертва

Вот и все, дверь закрылась, скребя по полу, пропуская малый порыв свежего воздуха в это сырое, пропахшее кровью место. Голые серые стены, сильно потрескавшиеся от старости и криков, что ещё никто не мог сдержать, голый бетонный, как и стены, пол невероятно холодный и сырой, — вся комната нагоняла тоску и страх.Во всем помещении стоял металлический запах крови, от которого сперва появляется рвотный рефлекс, но со временем можно к этому привыкнуть. Сыро… Даже слишком, чтобы находиться тут целыми днями, и она ушла бы, вот только ноги и руки сильно привязаны к стулу, железному и холодному, как и все здесь. Тёмно, но она привыкла, уже слишком давно она не видела белого света, и не хочет видеть. Её засосало, это место действует сначала тошнотворно, но после оно становится магнитом, заполняя все мысли, не позволяя думать, заставляя забыть о разуме напрочь. Любой звук, что был произнесен здесь, остаётся в серых стенах, словно кто-то нанизал его на тонкую ниточку, как бусинку, в надежде создать идеальное ужасное ожерелье. Эти стены никогда не видели нежности, сострадания, милости. Только боль, только кровь и стоны, только мольбы о пощаде или о скорейшей смерти. Она показала серым стенам ещё кое-что, что, казалось бы, никто никогда не сможет показать в таких обстоятельствах. Любовь… Да, именно любовь заставляет сидеть здесь и улыбаться ему, целовать его ноги и руки, унижать себя, возвышать этого мучителя. Она бы давно плюнула ему в лицо и умерла бы в муках, но она не хочет этого. Единственное чего она желает — это её господин. Его зелёные глаза, медные волосы, томный, сладкий голос и ощущение ледяной кожи на своём теле. Ради этого она готова вытерпеть все муки, потерять всю кровь, сорвать голос в душераздирающих криках, она готова. Сбрасывать эту ношу она не хочет, умирать пока что тоже, но, если он захочет, она станет его мёртвой женой. Она упадёт своему повелителю в ноги, попросит сжечь себя, если ему холодно и будет лежать рядом с ним вечно кучкой серого пепла, но душа её все равно будет любить его. Того, кто ядом проник в ее тело, чьи очи, что всегда смотрят с отвращением и усмешкой, вызывают удивительное тёплое чувство внутри, чьи прикосновения стали наркотиком, который так быстро и мучительно убивает. Он стал ее смертью и спасением одновременно, но все равно он будет лучше всех, желаннее, возвышеннее, он всегда будет её Великим. Единственное, о чем она просит его, так это быть с ней жестоким, не жалеть её, ведь она никогда не боялась смерти, даже когда жила обычной жизнью. Как она сюда попала уже не помнит даже он, почему она его любит, она не знает. Просто любит, как дворовая собака, сильно и самоотверженно, как никто любить не умеет. Конечно, её любовь — это болезнь, которая так крепко сидит внутри и даёт сил жить дальше, что лучше и не лечиться вовсе. Вот она сидит на этом стуле, тяжело дышит и истекает кровью, как обычно. На теле её нет уже живого места. Синяки, ссадины, царапины — это ещё легко зацепил. На левом бедре у неё, начиная от выпирающей косточки таза и до обратной стороны колена, красуется длинный и глубокий порез, что надо было бы и зашить, но Великий не хочет залечивать её раны. Этот порез сопровождается укусами с двух сторон и засосами, вампир славно пометил свою игрушку. Правое же бедро все усеяно лишь укусами, потому что там находится бедренная артерия, мучитель не хочет раньше времени потерять свою собачонку. Выпирающие холмики груди изрезаны вдоль и поперёк, но не глубоко, хотя, и так очень больно. Под тяжестью груди среднего размера, раны растягиваются от каждого движения, каждого вдоха и выдоха. Больно. На спине, некогда прекрасной, усеянной маленькими родинками, красуется иероглиф: «事», что означает «вещь». А вокруг маленькие дырочки, но не от клыков, а от плетки с иголками, ужасная штука. Тонкие руки её, готовые обнимать его, синие от ударов и его ног, сильно связаны пропитанной кровью веревкой, а кисть на правой руке и вовсе раздроблена. На левой же нежной ручке не хватает двух ногтей, он вырвал их в порыве злости, когда старший брат вновь читал нотации и запрещал несколько дней заходить в подвал. Эти несколько дней были адом не столько для него, сколько для неё, ведь не видеть своего Великого так долго она не может. Даже дышать больно, очень. В целом, жить здесь вообще не как в божьей благодати, но её устраивает. Жалость? Нет, к ней никто никогда не проявлял жалости, всю жизнь. Она хорошо помнит это, как её предавали, бросали ножи в спину, как хотелось умереть, но что-то останавливало. Теперь ей хорошо. Великий сломает ей кости, изрежет тело, заставит кровь биться фонтаном, а голос дрожать при попытке снова крикнуть, но он никогда не обманет её, не предаст и не бросит нож в спину. Мучитель смотрит ей в глаза или шепчет что-то на ухо, когда делает больно, предупреждает об этом заранее и никогда не доставляет ей душевной боли. Только боль тоски по любимому, но она быстро проходит с его появлением. Ровно как и агония, в которой утопает беспомощное, измученное тело. Сухие губы, некогда алые и мягкие, немного раскрыты, и ясные глаза смотрят на дверь, куда он ушёл. О чем думает наша жертва? «Мой Великий… И вновь ты оставил меня здесь одну, но я буду ждать. Буду ждать, когда ты снова схватишь меня за горло, это так приятно, сладкое ощущение твоих касаний снова пробуждает во мне любовь. Только никогда не жалей меня, прошу, будь со мной жесток. Я не боюсь этого, я не боюсь смерти, ведь тогда я стану твоей мёртвой нареченной, только твоей, навсегда. Прошу, приди скорее, сломай мою руку или разрежь пополам. Медленно, как ты любишь, пожалуйста. Когда же ты вернешься? Мне так одиноко, но не холодно, нет. Я знаю, ты никогда обо мне не волновался, но я всё равно люблю тебя. Я буду предана тебе до конца…» Глупая, какая же она глупая. Но ей ведь можно позавидовать, она испытывает то высокое чувство, то, что люди зовут любовью, а ангелы небесной отрадой. Но её страстная любовь — адская мука. Жила же она как-то и без неё… «Приди, умоляю, скорее. Я не буду сопротивляться, кричать и брыкаться. Пожалуйста, я не смогу без тебя. Моё желание — целовать твои ноги вечность, пока ты не засунешь мне нож под хрупкие, почти все переломанные ребра. Или зажжешь моё платье, чтобы согреть меня и себя. Ты можешь делать все, что захочешь, абсолютно все…» Психика сломана напрочь этим мрачным местом, наверное, в аду лучше, чем здесь. Её душа и сердце целы, чего не скажешь о теле. Немногие могут этим похвастать. Клетки восстанавливаются, конечно, останутся шрамы, но внутренний её мир, немного не такой, как раньше, цел. Внутри у неё все цветёт, поёт и благоухает. Ей плевать на физическую боль, которую он заставляет её испытывать каждый день, она благодарна за то душевное спокойствие, что он ей дарит. На что люди только не идут ради любви, и их жертвы оказываются напрасны, сердце разбито о скалы реальности, и душа замерзает в ледниках плохих мыслей, а тут только честность, только взаимность, тут друг друга никто никогда не предаст. Избитое тело теряет все больше и больше крови, жизнь постепенно покидает его, сопровождая свой уход болью. Каждый вдох даётся с огромным усилием. Нет, она не может умереть здесь, вот так, сидя на этом стуле, уже согретом её теплом и алой кровью, смотря затуманенными, словно плёнкой покрытыми глазами, так и не увидев его. Нет, нельзя. У любой другой давно бы появилось желание покинуть этот мир, но наша героиня должна жить, просто чтобы видеть его. Получать от него новую порцию боли. Она должна жить, чтобы страдать для него, видеть эту улыбку, что появлялась от криков и мольбе сделать еще больнее, без сожаления отдавать ему свою кровь, так полюбившуюся Великому, она должна жить…

***

Та же самая тяжёлая дверь снова открылась, жутко скрепя петлями, впустив в комнату свежий воздух, которого здесь всегда не хватает, и луч яркого света от большой, красивой люстры, но вскоре быстро закрылась. Он уже был здесь. Стоял ровно и твёрдо, вдыхая запах её крови, от которого жажда скребла острыми когтями по горлу. День вновь не задался и единственное что могло его исправить — это её боль, которую, он знал, она предоставит своему мучителю на блюдечке с голубой каемочкой. Их взгляды встретились. С сухих губ слабо скатилось тихое приветствие: « Мой Великий, я ждала…» Голова, налитая свинцом, опустилась на самую грудь, сил держать её больше не было. Вампир подошёл к своей жертве и разорвал веревки. Подняв тело, он начал трясти его, но это не помогало. Смерть своей костлявой рукой сдавила горло этой собачонке, душа её покинула бренное, измученное тело, все кончено… *** Наверное, никогда он не был так нежен с девушкой, тем более уже мёртвой. Раны её были обработаны, пусть теперь они никогда не заживут, кожа, бледная и мертвая, была чиста и не пахла трупом, он даже побрызгал на неё духами, она была бы благодарна. Некогда эта девушка светилась добротой, искренностью, была удивительно красивой, а глаза её, теперь закрытые навсегда, сверкали, словно звезды в темную ночь. Теперь же она лежит в гробу, в белом платье и не двигается. Лицо, не задетое железной рукой вурдалака, было открыто, оно и сейчас прекрасно. На похоронах красавицы был только один юноша с лопатой и грустными глазами. Теперь он одинок, абсолютно один в этом ужасном мире, таком жестоком и неправильном. Великий Он сейчас стоит перед небольшим холмиком и понимает насколько он теперь жалок. В этот вечер он не тронул бы свою сильную девочку, не взял бы плетку и не укусил бы. Он хотел вывести её из этого подвала и увезти, хотел загладить вину перед той, что так сильно его любила, но не успел. Он сам убил единственный свой шанс на спасение, луч света, что вывел бы его в более хорошую жизнь, но этому не суждено было сбыться. Некогда ясное небо затянули серые тучи, опустившиеся на город. Маленькие, холодные капли быстро падали на землю, превращая неприятную морось в непроглядную стену дождя. Вода спускалась по волосам, по бледной, холодной коже, даруя ужасное ощущение сырости, но он стоял. Он стоял ровно и твёрдо, как в тот вечер, когда впервые её увидел, как в день её смерти. Ледяная рука сжалась в кулак, лопата уже лежала недалеко от парня, а сам он упал на колени, сил стоять больше не было, по щекам потекли слезы, такие же мёртвые, как и он сам, отличные от дождя только горечью чувств, неприятным осадком прожигающих остаток души, а она так хотела коснуться его, сказать что всегда будет рядом, сказать о том, как сильно любит его, но уже не могла…