Le Bonheur De Malheur

J'ai incendié mes romans, Assassiné mes princes charmants. J'ai effacé les empreintes et les regrets Amers des amours blessés.* — Констанция, — я слышу, как меня зовет мама, но не прекращаю наигрывать какую-то бессмысленную мелодию и подпевать ей все такую же бессмыслицу, — Констанция! Вот же… Она ведь не оставит меня в покое, пока я хотя бы не перестану играть. Закрываю крышку клависина и поднимаю голову. Мама вздыхает то ли печально, то ли раздраженно — я так и не поняла этого за те месяцы, что я прожила здесь после возвращения домой. — Когда же ты уже перестанешь страдать по своему драгоценному Моцарту? – ах, мама, вы не поймете… — Бери пример с Алоизии! Разбил ей сердце твой муженек, но она ведь не страдала столько, сколько ты! Что-то кольнуло сердце. Да как вы можете, мама? .. Наверное, она все еще не простила мне того, что я сорвала её план. Не простила того, что я не дала ограбить семью Моцарта. Конечно, я же не такая хорошая дочь, как Алоизия. С неё нужно брать пример всем — умница-талант и удачливая в жизни, звезда оперы и жена знатного человека. А я что? Вдова «маэстро-неудачника», оставшаяся в этой жизни лишь с разбитым сердцем. По крайней мере, я действительно его любила, а не обманывала ради музыки, как ваша драгоценная Алоизия! Ах, как же вы не понимаете, что любовь — это истинное сокровище? Оно дороже всех ваших бриллиантов и золотых монет! — Какая уж разница теперь? Я овдовела и снова здесь. Можете найти мне жениха познатнее да побогаче, как господин О’Ланж, если моих милых сестер вам мало, мама. Не давая ей времени ответить, я снова возвращаюсь к музыке. К тому, что было смыслом его жизни, и что стало ему знамением о конце. Я была счастлива рядом с ним и, Бог свидетель, прожила бы с ним рядом целую вечность! Но Смерть-разлучница решила все за нас. Ах, как долго еще Костлявая будет забирать таких людей в самом расцвете сил? Вольфганг, любовь моя, почему же ты не дал мне помочь? Не дал позвать врача? Почему последним, с кем обменялся ты словами, был именно Сальери, а не я лет через пятьдесят, когда в один день мы отошли бы в мир иной? «А хотел бы он, чтобы ты винила себя до конца своих дней?» Винила, виню, и буду винить, наверное, до конца своей жизни. Не надо было мне тебя слушать, надо было помочь, бороться до конца! Я навсегда запомню то чувство внутри, когда сердце разбивается на тысячи мельчайших осколков, когда ужасный заказ l’inconnu** прокручивается в голове, и когда понимаешь, что уже не можешь ничего исправить… Я до сих пор прихожу на твою могилу каждый день. Многими забытый и многими отвергнутый, ты, любовь моя, навсегда останешься в моей памяти, как человек, изменивший мою жизнь. Цветы здесь никогда не завянут, как не угаснет моя любовь. Надгробие не покроется паутиной и пылью, как всегда будут ярки и прекрасны мои воспоминания. Я, Констанция Моцарт, вдова покойного Вольфганга Амадея Моцарта, клянусь, что не сломает меня то, что когда-то сделало меня счастливой, ведь я верю, что откуда-то сверху, мой супруг хранит меня и желает мне всех благ.