***
Во вторую их встречу Харли набрала в рот воды из стакана и незамедлительно выплюнула ее в лицо психиатру. На ее выходку он ответил лишь мягкой улыбкой. Доктору Уайту действительно показалось это забавным. Почти детской шалостью. Он попытался вызвать ее на откровенность, расспрашивая о ее жизни до заключения в лечебницу, но потерпел полную неудачу. Она совершенно не хотела вести с ним доверительную беседу, отвечая, что не помнит ничего из «той» жизни. Конечно же, лжет. Он подумал о том, что было бы неплохо видеться с ней чаще, чем раз в неделю. Этого было недостаточно. Для кого именно недостаточно, он ответить не мог.***
В третью и последующие встречи Джек пытался ее разговорить, и Харли охотно говорила с ним на любые темы, кроме своего прошлого. Он наконец понял, что она получила тяжелую психологическую травму, с которой и началось ее психическое расстройство. Так же выяснилось, что у них одна и та же любимая книга.* Теперь их беседы были два-три раза в неделю.***
В их десятую («юбилейную») встречу психиатр заметил, что стены комнаты-камеры, в которой они вели свои беседы, будто бы окрасились в более темный цвет. «Цвет мрака», — подумал он, но не придал этому ни малейшего значения. В эту встречу Джек закончил попытки ее разговорить и предпринял первую попытку с ней сблизиться.***
Теперь их встречи были уже каждый день и вышли за рамки отношений «врач-пациент». Джек уже жалел, что не встретил — такую сумасшедшую — Харли раньше. Он бы очень хотел, чтобы их первая встреча была не в психушке. Впрочем, какое это имеет значение?.. В одну из таких бесед Харли поделилась с ним, как однажды на спор выпила стакан кислоты (правда, разбавленной) и все равно оказалась на больничной койке. Врачи сочли это попыткой самоубийства, несмотря на то, что она упорно доказывала, что это не оно, и поставили ее на учет к психиатру. В голове доктора в этот момент оформилась какая-то смутная идея, понять которую он пока сам был не в состоянии.***
В их двадцатую встречу он спросил у нее, что ей принести из вещей, на что Харлин так бойко огласила свой список, словно он давно был у нее написан, и она только ждала подходящего момента, чтобы перечислить давно выученные наизусть строчки. Хотя кто знает… — Я хочу плюшевого котенка, блестящий спортивный костюм, много леденцов, красный и синий лаки для ногтей, помаду непременно кроваво-красного цвета и… биту! — деловито перечисляла она, накручивая на палец прядь спутанных волос. — Это можно устроить, док? — Вообще-то нет, но я постараюсь, — подмигнул и как-то странно улыбнулся ей Уайт. — Хорошо, — прищурив глаза, довольно засмеялась Харли. На следующий день он принес ей игрушку котика, коробку леденцов и лаки, пообещав достать все остальное из списка чуть позже.***
Перед их тридцатой встречей кто-то сильно ее разозлил, поэтому, оказавшись у него на приеме, она была сильно не в духе. Тут-то ему и пригодился электрошокер, вручаемый всем докторам для особо буйных больных. Никогда не используя его ранее, психиатр подумал, что сейчас настал как раз подходящий случай. Он достал его из кармана халата и, когда Харли сидела с опущенной головой и положив руки на стол, перевернул правую руку и дал разряд в кисть. Несильно вздрогнув, Квинзель подняла голову и пробормотала: «Еще!». Можно было увидеть, как расширились ее зрачки. Следующий удар током пришелся в шею. — Еще, еще, еще! — потребовала она. — Неужели тебе не больно? — поинтересовался Джек. — Ничуть, — глядя прямо ему в глаза, с вызовом ответила Квинн. — Лучше посмотри, что я тебе принес, — произнес врач и, достав из другого кармана тюбик красной помады, подал его ей. — Ва-а-ау, спасибо, док! Харли тут же нанесла ее на губы, но без зеркала это получилось не очень — когда она красила нижнюю губу, тюбик сорвался вправо и стержень помады прошелся по щеке. Рукой она еще сильнее размазала помаду по лицу. Джек сел обратно на свое место и, перегибаясь через стол, потянулся к ее губам. Она ответила на поцелуй, оставив кровавый отпечаток на его губах. В тот момент им было очень хорошо. Взрыв — и черная краска осела на них обоих.***
Психическое состояние доктора Уайта у остального персонала лечебницы стало вызывать опасения, когда он со следами помады прошел по коридору больницы в туалет и минут десять рассматривал свое отражение в грязном зеркале, попеременно то хмурясь, то широко улыбаясь. Так как в комнатах для свиданий не было предусмотрено камер (что было большой ошибкой), никто не знал, о чем говорит доктор Уайт со своей пациенткой Харли Квинн. Было решено наблюдать за ними обоими и пока не забирать у психиатра его подопечную.***
В тридцать первую встречу Харли пожаловалась ему, что ее стали мучить кошмары. Доктор Уайт поднялся со стула и стал ходить по комнате, о чем-то сосредоточенно размышляя. Вдруг он остановился возле нее и, наклонившись к ее уху, прошептал: — Кошмары — это прекрасно, ведь по ним можно путешествовать вместе. Это свобода в самом широком смысле этого слова, ты понимаешь?***
В их тридцать вторую встречу он все-таки смог пронести на их свидание костюм, состоящий из блестящих коротких шортиков и бело-красной майки с нелепой надписью, а так же деревянную биту. Радости Харли не было предела и она повисла у него на шее, сказав: — Давай ты будешь Безумным Шляпником, а я твоей Алисой? Нет, нет! Лучше ты станешь Джокером, а я… я буду Арлекином. Да! — и безумный смех в который раз заполнил все пространство маленькой комнаты. В этот момент дверь камеры распахнулась и туда вошли три санитара. Они отцепили Харли от психиатра, у которого уже давно тоже съехала крыша, и, заломив руки обоих им за спины, повели куда-то по коридору. — Что происходит? Куда вы меня ведете, уроды?! — закричала Харлин, яростно сопротивляясь, но ответа так и не дождалась. — Что такое? — голосом, полным недоумения, поинтересовался у работников лечебницы Джек, но ответа также не получил. — Я вытащу тебя отсюда, верь мне! Я обещаю! — успел прокричать доктор Харли, прежде чем их рассадили по разным камерам.