Противоестественное

Мой конец начался с начала. Намного позднее, чем явилось Слово, но намного раньше, чем забрезжил рассвет. Тогда еще правила ночь. Это мое время. Колыбель моя находилась в объятиях холодных звезд, пылающих всюду и далеко за пределами даже моего взора - настолько велика Вселенная, и всю ее я считал своей колыбелью. Я относился бережно к каждому творению космоса, хотя в них и не было той жизни, что известна мне теперь. Они горели, передвигались, угасали или вовсе стояли на месте. Серые монолиты метеоритных поясов, крутящихся вокруг идеальных сфер и по соседству с искрящимся светом малых и больших звезд. Я брал все это тусклое великолепие в свои руки и комбинируя разные небесные тела, я рисовал на бесконечном холсте безжизненного мрака, изображая на нем то, что в последствии напоминало людям предметы их быта, древних героев, зверей и чудовищ, вселявших им ужас. Сильно увлеченный подобным занятием, я иногда замечал за собой, что пытаюсь из света сотворить тот кошмар тени, что порой преследовал меня для неизвестной цели. Лишь смутно я догадывался, что бывает с тем, что пожирает это чудовище. Это вселяло в меня искренний страх. Да, мне не чуждо чувство, когда этот древний ужас - одно из первых творений - оскалившись смотрел на меня, медленно приближаясь. Я бежал от этого всепожирающего зла как можно дальше, но порой я останавливался, раздразнивая его страшный голод. Оно было похоже на бесформенную гротескную массу, поглощающую и свет, и тьму на своем пути. Я не знал этому причин и иногда, притаившись, наблюдал, как огромное порождение самых мрачных мыслей своего Создателя заглатывает в себя очередной исполинский монолит, как тонут в этом ожившем мраке чистые холодные сферы и потускневшие от неизбежного конца звезды. Когда я не убегал от древнего ужаса, я старался облететь всю Вселенную, стремясь измерить ее длину, узнать границы. Бесполезное занятие, но я прилагал к этому такое упорство, что будь в мироздании хотя бы одна грань - я бы точно нашел ее. Неизмеримая, непостижимая для меня Вселенная, бесконечная и бесконечно прекрасная, как мне казалось. Все эти своего рода детские игры: насколько близко я подпущу голодное зло, как далеко смогу ускользнуть от него, насколько велика Вселенная, что еще я смогу нарисовать во мраке, - это занимало все течение моего времени. Прежде чем я встретил того, кто навсегда остался со мной. Незримо он был рядом, сопровождая любое мое вмешательство в жизнь (если, конечно, я сам не был его вмешательством). Он был тем неизведанным, чье значение мне открылось лишь благодаря людям. Они назвали его Смерть. Что или кто он такое в начале времен мне было неизвестно. Но он смотрел на меня с безмолвным спокойствием внушавшим мне еще больший страх, чем то чудовище, но при этом тот же благоговейный трепет, что я испытывал наблюдая своего Создателя. Смерть следовал за мной какое-то время, наблюдая за причудами моих отношений со всепожирающей злобной тварью. Он казался мне таким же непостижимым, как все, что было старше меня. Я не видел в нем абсолютно ничего, словно он и был персонификацией этого великого Ничего. Он, вероятно, с наслаждением наблюдал как чудовище часто нагоняло меня или как я намеренно, с бесстрашной глупостью, сам совался к нему в пасть. Чем дальше шло время, тем азартнее становилась наша игра. Лишь одна деталь никогда не менялась. На какие бы безумства я не шел, как бы дерзко не вел себя против древнего голодного зла, Смерть всегда был рядом и все так же безмолвно наблюдал за мной. У меня возникало желание связаться с ним. Да, именно связаться, ибо я не знал таких вещей как речь и язык. Я стал преследовать его в надежде, что он проявит ко мне свое отношение. Я надеялся на его благосклонность и опасался гнева. Почти тоже самое я чувствовал и к Создателю. Порой наша встреча обращала нас обоих в два темных пятна на фоне необъятного мрака, разукрашенного моими букетами звезд. Я не мог пошевелиться, глядя на Смерть, я чувствовал целую гамму чувств и не чувствовал ничего одновременно, пораженный отсутствием в неизведанном жизни и движения. Я мог бы наблюдать эту пустоту вечно с тем же бесстрашием и безрассудством, с коим заглядывал в пасть древнего голодного ужаса. Однако вскоре я познакомился с новой сущностью, чье значение для меня оказалось более простым, но цели - непостижимы. С явлением этой сущности я стал понимать то безумное порождение мрака, что преследовало меня, и те бессмысленные поиски краев Вселенной, что никогда не венчались успехом. С осознанием этого я начал активно изучать окружающий меня полупустой мир. Я набрался смелости, чтобы обратить на себя внимание как Создателя, так и еще двух тайных сущностей, что были со Смертью и Голодом. Война раззадоривал меня преследовать древних чудовищ, мешать им, заставлять их охотится на меня с большей яростью. Этот сладкий вкус победы воодушевлял меня каждый раз, и я охотно следовал зову Войны. Я следовал за своими страстными порывами к битве, влекомый похожим голодом, что и у темного зверя. Я помню, как я хмуро отворачивался от Болезни, наивно тогда полагая, что у него нет власти надо мной. Я даже и представить тогда не мог, насколько сильно, по сравнению с другими сущностями, мной овладеет Болезнь. Чем больше я узнавал этот мир, тем больше ощущал неподдельный ужас от всех кошмаров, родившихся из темных мыслей Создателя. Тогда я начал испытывать к нему привязанность и сострадание, в последствии переросшие в самую искреннюю любовь. Создатель стал для меня Отцом. Я клялся, что не допущу, чтобы Он вновь приумножал бездушных порождений мрака, вечно терзаемых детей Его собственных опасений и тревожных мыслей. Я витал вокруг Отца, надеясь чем-то увлечь Его или проникнуть в тайну того, что же он пытается создать так долго. Увы, Отец редко отвечал мне, будучи слишком занят "своей лучшей работой". Он не желал, чтобы я видел ее незавершенной, и я продолжал скитаться по бескрайнему космосу, возобновляя все свои опасные игры с древнейшими. Прячась среди серых глыб камня, укрываясь тонкой искрящейся пеленой звезд, я тихо ожидал явления того прекрасного чуда, над которым столь усердно трудился всеобщий Создатель. Мне более не хотелось играть с древними ужасами, не хотелось изобретать новые комбинации небесных тел. Я и вся Вселенная вместе со мной замерли в ожидании.