***
К тому времени, как Уилл зовет к себе Алану, как целует её — он знает, что делает это из-за того, что она этого хочет. Когда она рядом, он может почувствовать, как это обволакивает его внутренности, пронизывая теплом его тело — её тело — поэтому он знает, как она себя чувствует, от теплоты снизу живота и осторожных вздохов до щекочущего ощущения в пальцах. Она хочет его, и Уилл знает это, как знает то, что Гаррет Джейкоб Хоббс любил свою дочь. Он понял это так же внезапно, как к нему снизошла мысль о каннибализме. Однажды Алана зашла к нему, пока студенты всё ещё покидали свои места, и она осторожно избегала оставаться с ним наедине. Она вежливо наклонила голову и улыбнулась ему, но её глаза отражали свет, словно кошачьи, и он знал, что она хочет его. Это не так уж и плохо. Это даже хорошо. Она хочет его правильно и так, как нужно, и это причиняет Уиллу боль. Он уверен, что всегда хотел, чтобы его желали так просто. Это осторожное и вежливое чувство, но так же сильное, будто волна, и, боже, у Уилла кружится голова, когда Алана смотрит на него с особым блеском в глазах. Отношения с ней пошли бы ему на пользу. Это было бы приятней, чем те люди на одну ночь из его юности или те обреченные отношения с людьми, которые видели его только неуклюжим и очаровательно странным, или милым полицейским со значком, или грубоватым симпатичным затворником со стаей собак. Это вело только к разочарованиям. Алана же видела его так четко, что Уиллу было больно приходить к осознанию того, что Алана осведомлена о его ментальной нестабильности. И она до сих пор хотела его. И это идеально, верно? Видишь? Видишь? Она видела его, знала его, заботилась, и всё равно хотела. Уилл трепетал от своего отчаянного желания быть для неё хорошим, потому что она единственная, у которой могло бы получиться спасти его. Когда он потянулся к ней, сквозь тепло, сквозь желание, через её еле оформившуюся возможность заботиться об этом раненом животном, сквозь её любовь к его мягким глазам и темным ресницам… Она отвергла его, и Уилл удивился.***
— Я поцеловал Алану Блум, — объявляет Уилл, вламываясь в дом Ганнибала, и он не знает, чего ему следует ожидать. Перед ним ставят десерт. Он не уверен, как это интерпретировать.***
Кажется, что когда у вас есть общая знакомая женщина, то вы много о ней говорите. — Она очень красивая, — сказал Уилл. — Действительно, — согласился Ганнибал, — Но не только красивая. В ней гораздо больше. Для меня. Для тебя. — Для всех, — добавил Уилл. — И это беспокоит тебя? — продолжил Ганнибал ровным тоном. — Нет, — ответил Уилл, теребя ремешки на его сумке, которую он аккуратно устраивает рядом с собой с тех пор, как споткнулся об неё в свой первый визит. Ганнибал терпеливо выжидал. — Да, — с нажимом ответил Уилл, — Это любого бы беспокоило, разве нет? — Работа вместе с красивой и умной женщиной? — спросил Ганнибал. — Вы знаете, о чем я! — срывается Уилл, потому что он уверен, что Ганнибал знает. — Если не красота, — говорит Ганнибал, — то что именно тебя в ней беспокоит? — Нет! — говорит Уилл, — Хватит пытаться говорить за меня, вы знаете, что… Дело не в ней. — Тогда скажи в чем, Уилл, — говорит Ганнибал вежливым мурчащим тоном. — Во мне, — тихо говорит Уилл с рукой у рта, пока теребит зубами большой палец, — Я. Проблема во мне. Вы знаете это. Она знает это, — вслух это прозвучало таким глупым. Таким глупым, почти нормальным, будто у него проблемы с алкоголем, с верностью жене или с чем-то более бытовым. — Почему проблема в тебе? — спрашивает Ганнибал невозмутимым, как горное озеро в безветренный день, тоном. — Ваше терпение невероятно, доктор Лектер, — ворчит Уилл, прижимая ладони к закрытым глазам. Поза, выдающая надлом в его голосе, — Вы знаете. Вы подозревали об этом. Вы намекали. Скажите мне. Почти незаметно взгляд Ганнибала опускается к часам. Их час почти вышел, а ещё о многом нужно поговорить. — Ты боишься недостатка сексуального влечения, — говорит Ганнибал, — Ты стыдишься отсутствия возбуждения по отношению к Алане. Твоя эмпатия настолько хороша, что ты чувствуешь её желания как эхо внутри себя. В прошлом этого было достаточно для тебя. Это может поддержать тебя лишь на короткое время. Ты не можешь понять, хочешь ли ты Алану, или хочешь переживать её желание к тебе. Уилл вздыхает и смотрит в стену за головой Ганнибала. — Неплохо, доктор. Но вы можете лучше. Ганнибал аккуратно складывает какие-то бумаги. Уилл полностью уверен, что этот жест бесполезен, и Ганнибал не нервничает и не нуждается в уборке бумаг. — Я бы предпочел не делиться своими домыслами, — просто отвечает он. — На данный момент это уже не домыслы, — бормочет Уилл, — Это выводы. — Мне кажется, что ты не был полностью честен со мной о содержании своих ночных кошмаров, — добавляет Ганнибал, — Не раскрыл истинных масштабов и глубины. — Бинго, — отчаянно и не мигая говорит Уилл. — В твоих снах присутствуют сцены убийств и сексуальный подтекст? — спрашивает Ганнибал. Уилл пожимает плечами. Ганнибал закрывает блокнот на своем столе в гнетущей тишине. — На сегодня всё, — говорит Ганнибал, — Наш час вышел. Увидимся на следующей неделе, Уилл.***
Три ночи подряд Уиллу снится красота микологии, как она повторяет нейронную структуру и как восхитительно она соединяется, как волшебно льнет друг к другу…. Уилл просыпается с наполовину вставшим членом и он почти благодарен тому, что это был Стаммет, а не кто-то похуже.***
Может, какая-то дверь открывается, или что-то ломается внутри Уилла, но следующей ночью он — Тобиас Бадж, и он так взволнован перед созданием человеческой виолончели. После того, как прелюдия из вырезания плоти, заглушающихся криков и обработки струн закончена — он проводит смычком по ним, и удовольствие танцует, выстраивается… И разбивается, как только музыка начинает играть. Оргазм, кажется, длился вечно, и, может быть, так и есть, ведь это сон. Он создал… Нет, даже лучше! Он возвысился. Он взял грубые базовые материалы и он, лишь он сам, взрастил невероятную красоту. Садистское удовольствие пускания крови сливается в одно целое с восторгом, и этот коктейль помогает ему чувствовать себя полноправным королем созидания. Трепет от погони и опасности нарастает, его триумф — это серенада. Идея об истинном партнерстве так сильна, что посылает дрожь по его телу… Уилл просыпается с задушенными всхлипами, покрытый потом и спермой. В холодном душе в уголках его глаз собираются горячие слезы.***
Он ужасно неуклюж, когда Алана видит его. Ему стыдно обижать её. Если бы только он принадлежал ей, если бы только она позволила себе любить Уилла, то всё было бы хорошо. Может быть тогда он бы не стал видеть сны о психопатах-серийных убийцах. Может быть. А может быть и нет. Может быть и нет, и она знает это.***
Уилл решает отступить в офис Ганнибала. — Теперь это не только раскрытые дела, — говорит Уилл, — Уже нет. — Кто же это сейчас, Уилл? — спрашивает Ганнибал, не двигаясь. Нерушимый. Грациозный, как и всегда. Уилл сглатывает. — Потрошитель. Ганнибал встает на ноги и наливает им по бокалу вина. Уилл не возражает. Черт, да он даже не хочет говорить об этом на трезвую голову. Неважно, насколько невозмутимым выглядит Ганнибал, Уиллу кажется, что слушать о секретной сексуальной жизни серийных убийц необычно даже для него. Напротив безукоризненно чистого стола Ганнибал делает глубокий вдох, наслаждаясь запахом вина. Уилл пытается сделать то же самое, утыкается носом в бокал, пожимает плечами и выпивает все в один глоток. «Как неэлегантно» — бормочет про себя Уилл. Голос, говорящий эту фразу, его собственный, несмотря на то, что так чувствует себя Ганнибал. Ганнибал отпивает из своего бокала. — Убийства Потрошителя никогда не носили в себе сексуального компонента, — наконец говорит он, — Это не сошлось бы с его профилем. — Это и не сходится с его профилем, — раздраженно говорит Уилл, — И я никогда не ощущал ничего подобного. Просто… Я не знаю. Мне кажется, дело в моих чувствах к Алане, или скорее в том, как я чувствую себя насчет её чувств - спасибо за этот легкий кивок, доктор - я будто себя теряю. И всё это… Это… — Желание, — дополняет Ганнибал, — Сексуальное влечение. — Что бы это ни было, — говорит Уилл, — Я будто заразился этим и не могу вылечиться, я не могу сделать с ним ничего здорового... — Существуют публикации, которые могут помочь с этой проблемой, — говорит Ганнибал между глотками, — Как я слышал. — Я понимаю, когда вы шутите, доктор Лектер, — говорит Уилл, — Даже если никто больше не понимает. Ганнибал встает, чтобы снова наполнить бокал Уилла. — Я не могу сделать ничего здорового ни с чем, — приглушенно говорит Уилл, — Так что это начинает… — Сублимировать, — подсказывает Ганнибал, возвращаясь на свое место. — Это сублимировано в мою работу, — говорит Уилл, — Хорошее замечание. Вся моя… — он морщится, — Я умею только одну вещь, и мне не стоит жаловаться, что её сложно выполнять. Так что… Всё справедливо. — Вряд ли ты умеешь лишь одну вещь. — Сейчас я чувствую себя так, будто умею меньше, чем одну, — говорит Уилл, и понимает, что его бокал снова пуст, поэтому он протягивает его Ганнибалу, — Эта… Эта вещь… — Влечение, — подсказывает Ганнибал, берет у Уилла бокал и не возвращает его. — Сексуальное влечение, — раздраженно бросает Уилл, ожидая, что слова причинят боль или удивят доктора, — Просачивается в дела, где его не должно быть. — Возможно, в делах этих убийц ты пропустил сексуальную составляющую ранее? — Да, конечно, я и целая команда Джека Кроуфорда просто пропустила огромный кусок портрета Потрошителя, — едко говорит Уилл, — Нет, — может быть, всё дело в вине, и ему правда хочется так думать, но скорее всего, хмыкнуть его заставляет профессиональная гордость, — И не убийц. Пока нет. Ганнибал заканчивает пить вино и ставит на стол свой бокал. — Нет? — переспрашивает он. — Убийца. В единственном числе. Пока только Потрошитель. Ганнибал проводит пальцем по стеклу бокала. Ещё раз. — Ты думаешь, что убийства Потрошителя связаны с сексом? — Нет! — агрессивно отвечает Уилл, — Его жертвы — свиньи для него! Они не заслуживают своих органов, даже не заслуживают дышать! Он бы никогда не наградил их своей… Признательностью. Глаза Ганнибала потемнели, взгляд оценивающе пробежался по Уиллу. Уилл понимает, что Ганнибалу сейчас любопытны все его психологические дефекты, так что таким взглядом его наградил бы любой доктор. — Если Потрошитель сексуально активен, то он подарил бы это лишь тому, кого считает равным, — пытается объяснить Уилл. — Значит ты говоришь, что твоя эмпатия ошибается, — говорит Ганнибал, — Когда она добавляет сексуальные тона к его убийствам. — Я почти сломлен, — говорит Уилл, — Вы были правы, когда говорили, что меня пугает отсутствие сексуального влечения. Я никогда не был особо сексуально активным человеком. Но теперь это… Просачивается куда угодно. Но это не ощущается… Моим. Это хуже всего. Ганнибал приподнимается. Уилл думает, что его час уже почти истек, и его скоро проводят к выходу. — Куда угодно? — переспрашивает Ганнибал. — Куда угодно, — повторяет Уилл, — Боже, — его голос дрожит, и он закрывает глаза, — Даже эти сеансы начали иметь какой-то сексуальный подтекст… Уилл раскрывает глаза. Ганнибал нависает над ним, и его глаза темные, невероятно темные, будто зрачок занимает все пространство. — Оу, — говорит Уилл, затем продолжает, — Это вы. Ганнибал продолжает смотреть на него. На секунду время остановилось. Уилл портит момент тем, что тяжело сглатывает. — Я чувствую это от вас, — говорит Уилл, — Сексуальное напряжение… На этих сеансах. Ганнибал слегка сдвигается, и теперь его тело не под идеальным углом для того, чтобы впечатать Уилла головой в угол стола. — Прошу прощения, что так плохо прятал свои эмоции. Это непрофессионально, — говорит Ганнибал, — Нет-нет, всё в порядке, хорошо? Я просто удивлен, — Уилл приподнимает брови, — Я обычно быстро чувствую такие вещи. Я говорю с вами про убийства, и я вам нравлюсь, так что я чувствую это и… И это смешивается. Влечение в воздухе, пока мы говорим о серийных убийцах, — неожиданно Уилл тяжело выдыхает, — Боже, в этом гораздо больше смысла, чем в том, что у Потрошителя встает на своих жертв. Ганнибал ничего не говорит. — Всё связано, — говорит Уилл, его плечи расслабляются от облегчения, — Всё дело в ассоциациях, — он закрывает глаза, — И никак не связано с Потрошителем. Ганнибал сидит в кресле напротив, на этот раз между ними нет стола. Терпение. — А остальные убийцы? — спрашивает он как хороший психиатр. — Остальные — это неудивительно. Там была сексуальная составляющая. Я чувствовал… Чувствовал её, но не так ярко, — он хрипло и мрачно рассмеялся, — Может, моя эмпатия всё-таки работает. — Она причиняет неудобства, — говорит Ганнибал, — Вызывает кошмары. Уилл пожимает плечами. — Если у вас нет никаких предложений, доктор Лектер, то я бы предпочел больше не говорить об этом. — У меня есть предложение, — говорит Ганнибал. Делает паузу, — Оно немного нетрадиционное. Уилл недоверчиво смотрит на него. Ганнибал смотрит в ответ. — Оу, — наконец-то говорит Уилл, — Правда? Ганнибал пожимает плечами. — Сексуальные суррогаты — довольно приемлемая, но недооцененная форма терапии, — говорит он, — Пациент может разобраться со своими проблемами в спокойной обстановке, свободной от осуждения. По сути своей — это как любое другое психологическое лечение. Терапевтические цели идентичны. — Сомневаюсь, что вы учились на эту специальность, — туманно говорит Уилл. Это вообще происходит? Каким образом? И сейчас, в этот момент, после того, как он назвал источник проблем своих кошмаров, Уилл может ощутить, как напряжение между ними натянулось, словно струны. Внутренне Уилл морщится. Может быть, ему стоило придумать более безопасную метафору, не про струны, а про узлы и лодки. — Обычно во время сеанса присутствует еще один надзирающий психиатр, — продолжает Ганнибал. — Вы планируете выписать мне направление? — скептически спрашивает Уилл. — А у тебя есть другие психиатры на примете? — возвращает колкость Ганнибал. — Наша общая знакомая, — рыкнул Уилл, — Я знаю. Не напоминайте. И нет. — Уилл… — Я знаю, что это была шутка. Знаю. Но всё же. — Это просто предложение, Уилл, — говорит Ганнибал, и ужас в том, что он звучит абсолютно искренне, — Твоё лечение не включает в себя терапию сексуальных проблем, и лечить их могу не только я. Я могу выписать тебе настоящее направление… — Нет! — говорит Уилл, внезапно вставая, — Мне не нужны такие пункты в своей страховке, для начала. И я не думаю, что смогу… Не думаю, что хочу разговаривать с Джеком по этому поводу. — Если тебе неприятна сама идея… — Нет, нет, я просто думаю… — Уилл небрежно вздыхает, — Меня всегда беспокоило, что я не… Не всегда использую это влечение. Или что у меня его нет. Сексуального влечения. Неважно. Так что может, если я испытываю его сейчас, я могу научиться… Сохранять его, — он был осведомлен про асексуальность, но предпочел бы не иметь её. Возможно то, как он отражает желания и может использовать их — достаточно для того, чтобы не чувствовать себя пустым. Может быть. Он пытался и хочет попытаться снова в любом случае. — Значит это нечто, в чем ты заинтересован, — говорит Ганнибал. — … да, — говорит Уилл, и волна жара проносится по его телу. Его сердцебиение учащается, и он не знает, чье это воодушевление — его или Ганнибала, но ему это нравится. — Ты заинтересован в проведении подобной терапии, — уточняет Ганнибал, — Со мной. — Да. Только если вам комфортно с, эм… — пытается начать Уилл. Неуверенность — однозначно его чувство. Его ладони немного начинают потеть. — Мне комфортно, — спокойно говорит Ганнибал. — Я даже не думал, что вы… — сбивчиво говорит Уилл, — Я видел, что вы хорошо одеваетесь, и вы из Европы, но я не хотел предполагать, что… Ганнибал улыбается и позволяет Уиллу утонуть в своих сомнениях. Уилл сдается. — Когда мы начнем? — хрипло спрашивает Уилл. — Когда ты посчитаешь нужным, — успокаивает Ганнибал, — Ты мой последний клиент. — Что? — спрашивает Уилл, озираясь вокруг, — Здесь? — он не может представить в этом офисе ничего подобного. Господи, а если они запачкают этот голубой диван? Ганнибал ведь только недавно все сменил. Ганнибал незаметно меняет выражение лица. Он выглядит позабавленным, с блеском в его глазах. — Есть определенные плюсы в том, чтобы иметь офис дома, — спокойно говорит он, и предлагает Уиллу руку, — Пойдем.***
Спальня Ганнибала еще более пугающая, чем его офис. Все выполнено в глубоких синих тонах с вкраплениями золота, и Уилл уверен, что кто-то более образованный назвал бы стиль, в котором выполнена вся спальня. Конечно, тут имелись горы книг на прикроватных тумбочках, но, казалось, что они лишь создают ощущение беспорядка, как в мебельных магазинах. В футболке Уилла есть дыры, и манжеты его клетчатой рубашки потерты, как и на всех его рубашках. Он неловко переступает с ноги на ногу. Почему он может чувствовать исходящее сексуальное напряжение от Ганнибала сейчас, когда раньше он не чувствовал практически ничего? Как он мог быть настолько профессионалом? Как кто-то может прятать желание так глубоко, глубже, чем Уилл мог бы почувствовать? Ганнибал подходит ближе, и у Уилла захватывает дыхание. Все раздумья тут же прерваны. Ганнибал кладет ладонь ему на щеку, притягивая к себе. Взлохмаченные кудри Уилла обрамляют длинные сильные пальцы Ганнибала. Все раздумья прекращены и похоронены. Ганнибал наклоняется и целует его. Все раздумья прекращены, похоронены, и вообще никогда не существовали. Желание проходит сквозь них, горячее и электрическое, отскакивая от них, как свет от зеркал — отражаясь, преломляясь. Ганнибал очень нежен, но его тело жилистое, твердое и кажется сильным. Уилл издает тихий всхлип, погубленный этой неожиданной мягкостью. Ганнибал кладет вторую руку Уиллу на затылок, интимно, властно, и осторожно погружая пальцы в его запутавшиеся волосы. Прошла вечность с того момента, как у Уилла был секс, и еще больше с его последнего поцелуя, и Уилла никогда раньше не целовали с такой дразнящей настойчивостью. В одну секунду Ганнибал вежливо исследует его рот, а в другую целует Уилла глубоко, забирая его дыхание и выводя своим языком узоры на языке Уилла, и... Боже, зубы Ганнибала повсюду, даже несмотря на то, что он не кусает его. Происходит столько всего, что Уилл забывает, что у них двоих есть члены. Невзирая на то, что происходит с их губами, Уилл чувствует, что его член поднимается, и он постыдно начинает тереться им о бедро Ганнибала. Движение его бедер еле заметное, даже несмотря на отчаяние и настойчивость, и Уилл издает полузадушенные звуки, которые, слава богу, не слышны, и проглатываются Ганнибалом сразу же после того, как Уилл открывает рот. Но Ганнибал не помогает ему, не кладет руки на бедра, чтобы скорректировать движения или поменять позу. Ощущения, переполняющие тело Уилла — ошеломляющие и чужие, и Ганнибал продолжает целовать его, пока у них не кончается воздух в легких. Голова Уилла кружится. — Кровать, — отчаянно выдыхает он, — Доктор Лектер… — Кажется, что мы уже отбросили вежливость, — довольно говорит Ганнибал, но его тон темный и текучий, как идеальный кофе, который он делает. — Я думал, что это терапия, — дерзит Уилл в ответ, но слишком задыхается, чтобы добавить достаточно язвительности в голос. Ганнибал издает приглушенный звук около шеи Уилла, возможно, это смех, но теперь он проводит языком от ключицы до уха, и Уилл не верит, что эти звуки исходят от него. — Думаю, что ты можешь быть прав, — мурлычет Ганнибал, и когда он отстраняется, то волосы спадают ему на лоб, и он выглядит моложе, но его глаза сверкающие, темные и дикие. Ночь, что в них сияет, видела смерть звёзд. — Я… Да. Что? — задыхаясь, говорит Уилл. — Если у этого должна быть терапевтическая ценность, — шепчет Ганнибал, его сухая теплая рука с невероятной нежностью охватывает затылок Уилла, — нам следует сделать все правильно, — шепот звучит опасно, но только потому что обещает чувственное удовольствие. Да. Именно. Несмотря на это, Уилл дрожит. — Я думаю, вы справляетесь неплохо, — говорит он дрожащим голосом, — С, эм. Проблемой недостатка влечения, — он делает неопределенный жест в сторону своих брюк, не совсем желая смотреть на очертания своего вставшего члена под одеждой, — Сексуального влечения, — отчаянно пытается он прояснить. Рука Ганнибала остается на затылке Уилла, и он пожирает его своим взглядом. — В твоих снах, — начинает говорить он таким глубоким и наставляющим голосом, что все звуки льнут друг к другу, будто жемчужины на ожерелье, — Ты всегда в роли убийцы. Верно? — Да, — отвечает Уилл, содрогаясь снова. Ганнибал знает это. Ганнибал знает, что Уилл знает, что Ганнибал знает. Рука на затылке Уилла не давит сильнее, но каким-то образом кажется более… Тяжелой. — И никогда в роли жертвы? — спрашивает Ганнибал. Уилл вздрагивает в третий раз. — Никогда, — говорит он, и его голос кажется ему полуобморочным. Затем, внезапно, у него вырывается вопрос, — Хотите, чтобы я попробовал? — Уилл в ужасе от того, насколько легко это слетело с его губ. — Какой нетерпеливый пациент, — плавно говорит Ганнибал, — А ты хочешь попробовать? Уилл не знает. Его сердце бьется быстро, пульс отдается у него в ушах, и его член настолько сильно и непривычно стоит, что Уилл уверен, что с него немного капает. Кто-то в этой комнате хочет что-то, и Уилл не может определить, от кого это исходит, он чувствует себя, словно зеркало в комнате смеха. Ганнибал наклоняется, позволяет их губам соприкоснуться, и внезапно Уилл ощущает всю его твердость и длину. — Да, — выдыхает Уилл. Ганнибал неожиданно ведет его вперед, поддерживая в то время, когда Уилл готов упасть. Уилл все равно оказывается согнутым перед тумбочкой в ванной, и Ганнибал запускает руку в его волосы, вынуждая посмотреть в зеркало. Уилл поднимает взгляд, затем снова, после чего закрывает глаза. Ганнибал выжидает. В конце концов смотреть некуда, только вперед. Он не уверен, что когда-либо чувствовал себя настолько открытым в своей жизни. Ганнибал нависает над ним, словно тень, но Уилл смотрит в свои беспомощные глаза. Ганнибал склоняется к нему, животом прижимаясь к спине Уилла. — Кто твой убийца? — шепчет Ганнибал. Уилл прикрывает глаза и тяжело сглатывает. — Потрошитель. — Смелый выбор для первого раза, — говорит Ганнибал. Его бедра держат Уилла прикованным к тумбочке, но его пальцы нежно ласкают ухо Уилла, — Может быть, сначала должен быть кто-то другой, — его голос звучит довольно, наверное, потому что Уилл редко соглашается сотрудничать для терапевтических целей, — Мы рассмотрим эту идею на следующем сеансе. — Прелюдия? — хмыкает Уилл, пытаясь успокоить дыхание. У него не выходит, — Плакеминский Душитель. — Старое дело, — говорит Ганнибал. — Тогда я был лишь обычным полицейским, — соглашается Уилл. Пытаться успокоиться бессмысленно, Уилл снова тяжело дышит — Ганнибал отодвигает его воротник и оставляет настойчивые влажные поцелуи на уязвимой и открытой части его шеи, — Он, эм. Душил своих жертв, — у Уилла захватывает дыхание. Его гримаса почти похожа на улыбку, — Очевидно. — Ты рассказываешь мне про убийцу, не про жертв, — говорит Ганнибал. Его руки блуждают по телу Уилла, незаметные, расстегивающие ремень. — Я перехожу к этому, — говорит Уилл, глотая воздух, — Эм. Он заходил в квартиры своих жертв. Они все впускали его. — Психопаты могут быть очаровательными, — говорит Ганнибал, — И ты это знаешь, — он бросает ремень Уилла на пол и начинает расстегивать пуговицы. Уилл стонет, морщась от громкого звона пряжки о плитку. Внезапно он открывает глаза и снова видит свое отражение. — Да. Жертвы были разной внешности и этнической принадлежности. Мужчины и женщины. — Необычно, — комментирует Ганнибал. Штаны Уилла спадают на пол. — Именно, — соглашается Уилл, до сих пор тяжело дыша, чувствуя неудобство от своей наготы, — Они все были молоды, и все впустили его… Он пытался спрятать свой профиль, но не смог. Они никогда не могут. Не сдерживаются. Ганнибал медленно начинает расстегивать рубашку Уилла, прижимая его к тумбочке. — Нетерпеливые, — соглашается он. — Ненасытные, — говорит Уилл. — Расскажи мне о жертве, Уилл. Уилл закрывает глаза, пытаясь сбежать от своего отражения. Перед его глазами пейзаж Луизианы, он идет по улице, общественного транспорта на Батон Руж всегда недостаточно, и… — Меня подвозит незнакомец, — выдыхает он, но сейчас он не просто Уилл, а еще и Джошуа Шоур, 21 года, из Плакемина, Луизиана, — Я видел его прежде, и он кажется дружелюбным. Я пригласил его к себе. Он бьет меня по затылку… Ганнибал уткнулся носом в место за ухом Уилла, глубоко вдыхая. — … лампой. Ему уже не терпится, поэтому его руки немедленно оказываются на моей шее, — Ганнибал целует Уилла за ухом и начинает вылизывать его шею, — Он держит меня крепко, чтобы я не мог кричать, но пока не убивает меня. Ганнибал настолько запутал Уилла в его полуснятой одежде, что Уилл не может двигаться без угрозы падения. Бедра Ганнибала до сих пор прижимают Уилла к тумбочке. Ему немного больно, он пытается подвинуться, но не достигает особых успехов в этом. — Он связывает мне руки за спиной, чтобы я не сопротивлялся, когда придет время… — Ганнибал отстраняется от Уилла настолько, чтобы снять с него рубашку. Запястья Уилла остаются в ней, и Ганнибал сжимает ткань сильнее, дразня и фиксируя руки Уилла в неподвижности. — Он ждет, пока я проснусь, и затем приступает. Рука Ганнибала возвращается к шее Уилла, не сжимая, но надавливая, без боли, но с явной угрозой, и Уилл может только подумать: «Я не единственное зеркало в этой комнате» — Это его замысел, — говорит ему Ганнибал, снова прижимаясь к спине Уилла. Одна рука на груди Уилла, чтобы Ганнибалу было удобно обхватывать его шею, и вторая поглаживает бедро Уилла. Ганнибал скользит рукой к члену Уилла, сжимая его в дешевых хлопковых боксерах. Уилл издает потерянный стон. Ганнибал протягивает руку и медленно, почти лениво, проводит ладонью по члену Уилла. Выражение лица — боль, а не удовольствие, несмотря на то, что физически это приятно. Уилл вздыхает, его колени подкашиваются, он давно не испытывал ничего подобного, и помимо того, насколько это все странно, вдобавок ему невероятно стыдно за то, что он кончит невероятно быстро на элегантные длинные пальцы Ганнибала, если тот не остановится. Уилл принимается изучать детали несомненно дорогой тумбочки Ганнибала, надеясь, что это поможет. Рука Ганнибала немного сдавливает шею, и как бы жутко это не выглядело, Уилл чувствует уверенность. Затем Ганнибал убирает руку, и обхватывает волосы на затылке Уилла, поднимая его голову вверх. Взгляд Уилла обращен туда же. Хватка Ганнибала сильна, и ему больно, боже, как ему больно, но слезы в уголках его глаз собираются далеко не поэтому. — Посмотри на себя, Уилл, — приказывает Ганнибал, — Смотри. Уилл, задыхаясь, закрывает глаза. Хватка Ганнибала на волосах усиливается, но ритм руки на члене остается неизменным. — Мне не нравится смотреть себе в глаза, — говорит Уилл, — Больше, чем не нравится смотреть в чужие, я… — Смотри, — говорит Ганнибал, но всё, что Уилл слышит, это непрошеное «видишь?» Он смотрит. Его глаза голубые и стеклянные от слез, мешки под глазами переходят в скулы, его тонкие губы искривлены в гримасе, он наклоняется над тумбочкой, с его члена стекает смазка, и ему дрочит его психотерапевт, который до сих пор полностью одет, вплоть до самого галстука. Не более унизительно, чем вся его жизнь, если честно. И не настолько пронизано убийствами. — Ты не жертва, Уилл, — говорит Ганнибал тем же тоном, который использует на сеансах, — Ты гораздо больше, — Ганнибал отпускает шею Уилла, чтобы его голова откинулась назад, — И ты всё ещё можешь стать гораздо большим. Уилл слышит нечто в последних словах, что-то, что можно легко назвать теплом, но скорее… нечто иное. Ганнибал целует бицепс Уилла и затем кусает. Это неожиданно, обычно, это не его эрогенная зона, и он это знает. Ему немного больно. Уилл громко стонет и содрогается, путаясь в своей одежде и падая в объятия Ганнибала. — Это первый терапевтический урок? — спрашивает Уилл, пока его оттаскивают к кровати. Ганнибал что, занимается спортом? Когда он вообще ходит в спортзал? Он бросает Уилла на кровать легко, без усилий, — Я не жертва? — Как тебе угодно, — говорит Ганнибал, без комментариев избавляя Уилла от дырявой футболки, затем переходя к носкам, — Но мне кажется, это был второй. — А какой был… Оу, — говорит Уилл, и затем еще раз, — Оу, — потому что Ганнибал наклонился и взял его напряженный член в рот. Рука Уилла все еще болит от укуса, и все, о чем он может думать, это «зубы зубы зубы», но рот Ганнибала теплый, мягкий и влажный, и Уилл снова начинает издавать жаждущие потерянные стоны. Он чувствует, как его бедра начинают подрагивать, напрягаться, и скоро он будет готов… — Блядь, — выдавливает из себя Уилл, когда Ганнибал останавливается, — Серьезно? — Первым уроком было возбуждение, — говорит Ганнибал. — Вижу, — выдыхает Уилл. Он потеет и чувствует себя липким по всему телу, и до сих пор может ощущать отголосок Душителя у себя на языке. Уилл до сих пор видит, как расцветают синяки на нежном мясе его шеи и представляет лопнувшие сосуды, характерные для жертв асфиксии. Это совершенно не успокаивает его эрекцию, которая хочет вернуться в рот к Ганнибалу. Уилл чувствует себя отрешенным от реальности, но чувствует, что его тело будто поёт. Ганнибал просовывает палец под галстук и быстро его снимает. Разумеется, он не снимает галстук через голову и не швыряет его на пол связанным, он развязывает его таким же образом, как и завязал, затем аккуратно складывает и кладет на тумбочку. Всё это время сердце безумно стучит у него в груди, его кожа раскраснелась абсолютно везде, и Уилл, не самый большой фанат своего тела, сейчас чувствует себя особенно неуверенно под внимательным взглядом Ганнибала. Но Ганнибал смотрит на него и смакует каждый момент, каждый cтон, медленно расстегивая свою рубашку. Уилл прячет взгляд, но не пытается прикрыть свой живот или член руками. Даже несмотря на то, что ему неудобно, он остается полностью обнаженным. — О каком убийце, — спокойно начинает Ганнибал, — эротические сны беспокоят тебя больше всего? — он стоит перед ним без рубашки, запонки аккуратно покоятся на тумбочке возле галстука, рубашка сложена, пуговицы на белье расстегнуты с тем же методичным спокойствием. — Потрошитель, — немедленно отвечает Уилл. — Кажется, Плакеминского Душителя было недостаточно, — говорит Ганнибал. — Никто не убивает так, как Потрошитель. Ноздри Ганнибала расширяются при вдохе, он аккуратно кладет сложенные брюки на тумбочку. Он смотрит на Уилла, и снимает свои носки прежде чем снова заговорить. — Твое увлечение Потрошителем, — говорит Ганнибал, — действительно твоё? Или оно принадлежит Джеку Кроуфорду? Уилл пожимает плечами. Его эрекция спадает, и он чувствует себя спокойнее, даже при мысли, что это может задеть чувства Ганнибала. Уилл уверен, что это точно обидело бы кого-то, но может это действительно просто терапевтический сеанс. Ганнибал собран, как никогда. В своеобразной мужественной манере Ганнибал довольно привлекателен. Уилл не может в полной мере этого оценить, но он видит, что могут остальные. Высокие острые скулы, изгиб красивых губ, карие глаза — всё выглядит эстетически привлекательно. В лице Ганнибала прослеживается уверенность, исходящая от его рода занятий и одежды, но не строгость. Уилл теряет себя в этих раздумьях и чувствует, как его сердцебиение успокаивается. Когда он снова говорит, его голос похож на тот, который он использует на лекциях. — Чесапикский Потрошитель — исключительный убийца с интригующим профайлом, его действия сложно поддаются аналитическим терминам, — Уилл останавливается, и на его лице невольно расцветает насмешливая улыбка, — Ты узнаешь его только когда увидишь. Когда посмотришь на место убийства или хотя бы на его фотографии, ты почувствуешь Потрошителя. Это как с картинами, когда ты понимаешь, какая плохая, а какая хороша. — И как ты это понимаешь, Уилл? — Посмотри на миллион картин, и ты никогда не ошибешься, — говорит Уилл, поражаясь абсурдности ситуации, где неотесанный профессор рассказывает Ганнибалу об искусстве. Ганнибал Лектер, наверное, мог отличить хорошую картину от плохой даже в утробе. — Потрошитель не убивал миллион людей, — говорит Ганнибал, стоя на краю кровати, осторожно наблюдая за Уиллом. Уилл откидывается на кровать, ложится поудобнее. — Он бы убил, — с уверенностью говорит Уилл, — если бы мог. И внезапно поджарое тело Ганнибала оказывается на нём, он прижимает его к кровати, и его руки будто везде — трогают, хватают, надавливают, царапают, и его зубы, боже, господи… Уилл издает удушливые стоны, и его член снова встал. Его тело бунтует, и они борются за позицию сверху, но в конце концов они просто задыхаясь трутся друг о друга. Уилл внизу, его запястья над его головой, и он бесстыдно выгибается навстречу телу Ганнибала — бедра к бедрам, член к члену. — Ох, Докт… Ганнибал. — Наконец-то мы отбросили вежливость, — замечает Ганнибал, переводя взгляд на лицо Уилла. — Я почти уверен, что это не терапевтический сеанс, — выдыхает Уилл, — Это слишком даже для сексуального суррогата. — Я предупреждал, что это неортодоксальное предложение, — напоминает ему Ганнибал, — И кроме того, кажется, ты не против, — говорит Ганнибал, соскальзывая с него. — Не против, — повторяет Уилл, — Именно… Это что, смазка? Ганнибал держит в руках пластмассовый тюбик. — О боже мой, это как в тот раз, когда я был шокирован тем, что ты положил яичницу в обычный судок, хоть и керамический, — изумляется Уилл, — А не… Я не знаю… В золотую шкатулку. — Я всего лишь человек, Уилл, — легко говорит Ганнибал, непринужденно вставая на колени на кровати и закидывая ногу Уилла себе на плечо, прежде чем скользнуть в него пальцами. — Я не занимался этим годами, — говорит Уилл, глядя в потолок, — Эм. Именно этой частью. Остальное я не… Множество партнеров не стали бы… — Говорить с тобой про убийц, — изящно вставляет Ганнибал, дразня вход Уилла, — А ты просил? Уилл нервничает так, что почти икает. — Нет, — говорит он, — Ты можешь… Можешь поторопиться. Ганнибал не улыбается, но кажется, что он близок к этому. Он вводит один палец, и Уилл вздыхает от неожиданности и глубины, устраиваясь поудобнее. — Хорошо, — говорит он, и Уиллу довольно комфортно, будто они доктор и пациент, и некоторое ужасное напряжение между ними рассеялось. Может быть, Ганнибал будет нежно и размеренно трахать его на подушках, и, может быть, то желание защитить, которое чувствуют к нему психотерапевты, просочится, и это будет спокойно и мило. Может быть. Ганнибал добавляет второй палец и другой рукой начинает успокаивающе поглаживать внутреннюю сторону бедра Уилла. — Ох, это… Это для решения проблемы с сексуальным влечением? — бормочет Уилл, — Это… Хорошо. Я чувствую себя… — Уилл выдыхает, — Комфортно. Это ложь всего лишь наполовину. Ганнибал сгибает свои пальцы, голова Уилла немедленно откидывается на кровать, он чувствует головокружение и задается вопросом, может ли потерять ощущение времени в постели. — Ты хорош, — шепчет Уилл, потерянный в шикарных подушках Ганнибала и скользких простынях. — Я доктор, — напоминает ему Ганнибал, — Это всего лишь анатомия. — Это всего лишь мясо, — выдыхает Уилл, неуверенный, откуда это взялось. Взгляд Ганнибала перемещается на лицо Уилла, пока он продолжает размеренно двигать пальцами. — Возможно, — говорит он. — Ты вообще позволишь мне… — Уилл стонет, — Давай же. — Мы ещё не закончили, — говорит Ганнибал. — Что ещё осталось? — спрашивает Уилл, тяжело дыша, — У тебя здесь монах, который придерживался целибата, умоляет об оргазме. Ты утвердил моё самоощущение, убеждая меня в том, что я не жертва, провел через место преступления и… Ганнибал убирает пальцы и отпускает ногу Уилла. Затем, он переворачивает Уилла на живот так легко, будто это совершенно не стоило ему усилий. Через пару секунд Ганнибал наваливается на него сверху, кусая Уилла за жесткие мышцы плеч. Уилл вскрикивает, пытаясь отделаться от внезапно переполняющего его ощущения опасности, но руки Ганнибала обхватывают его железной хваткой. Уилл паникует, но в конце концов его страх утихает. Ганнибал пристраивается ко входу Уилла, и некоторое время в комнате слышно лишь тяжелое дыхание. В тот момент, когда напряжение между ними нарастает и становится удушающим, Ганнибал наклоняется и медленно входит в него, всего на пару дюймов. Теперь Уилл дышит еще глубже, его сердце стучит молотком в груди, будто пытается сломать грудную клетку, и возбуждение пронизывает его с ног до головы, как и страх. Ганнибал снова вдавливает Уилла в кровать, наклоняется и говорит ему на ухо: — Расскажи мне о Потрошителе. Уилл всхлипывает, когда Ганнибал входит в него полностью. Вся нежная забота исчезает, когда Ганнибал начинает вбиваться в него. Уилл знает, что от него ожидается, когда темп замедляется. — Потрошитель, — выдыхает Уилл, — Потрошитель — любитель напыщенных картин со смыслом, — Уилл делает глубокий вдох, — Он точен, но мелодраматичен… Ганнибал вжимает свои бедра в бедра Уилла, и член Уилла прижимается к кровати. Это создает достаточно давления, чтобы свести его с ума, но недостаточно для того, чтобы кончить, и Уилл чувствует как отчаянное желание просачивается в его голос. — Потрошитель никогда не делает ошибочный надрез. Его знания о человеческом теле непогрешимы, — Ганнибал продолжает толкаться в него, — Он хирург или… Ганнибал снова припадает ртом к плечу Уилла, и Уилл морщится, ожидая боли, хотя его член дергается в предвкушении. Уиллу требуется время, чтобы продолжить говорить с места, где он остановился. Или рядом с ним. — Он, ах, любит старые медицинские иллюстрации… — Откуда ты знаешь? — выдыхает Ганнибал. — Схемы ран, — выговаривает Уилл, — на некоторых жертвах. Но этого недостаточно, чтобы узнать его. Многим людям нравятся такие вещи, есть целые музеи об этом… — Мммм, — уклончиво говорит Ганнибал, замедляя темп. — Он уверен в себе, он не… Не экспериментирует с телами, которые мы находили, — тяжело выдыхает Уилл, — Он знает, чего хочет. Уилл точно знает, чего хочет он — кончить. — Он выставляет тела, словно шутки, но не… — у Уилла кончается воздух, — Не грубые. Это изысканная комедия. — Ты выставляешь его очень поэтичным, — замечает Ганнибал. — Так и есть, — настойчиво выдыхает Уилл, постанывая в подушку, — Я об этом и говорю, он… Он художник. Ганнибал облизывает бьющийся пульс Уилла, за ухом. Уилл хочет, чтобы он ускорился и дрожит от желания, но боится попросить. Боится отказа. — Почему Потрошитель убивает? — задает вопрос Ганнибал. — Потому что его жертвы не заслуживают жизни, — отвечает Уилл, — Они отравляют воздух вокруг. Они… Не вписываются в его концепцию мира. — Как он убивает? — Продуманно, — стонет Уилл, — Сдержанное насилие в этом… Черт! Ганнибал снова начинает ускоряться, и Уилл может только цепляться за простыни и хватать ртом воздух. Он хочет перевернуться и дотронуться до себя, но не знает, как попросить. — Они истекают кровью, и ему это нравится, — бормочет Уилл, — Я думаю, ему нравится видеть кровь, и… Органы. Держать их в руках. Трогать скользкую и влажную поверхность, красную и темную… Сила этого… Ганнибал, пожалуйста, — всхлипывает Уилл, его стон заглушен подушкой, — Я не могу… — Ты можешь, — безжалостно говорит Ганнибал. — Он забирает их языки или органы, — продолжает Уилл, — Он собирает хирургические трофеи. Он делает жгуты там, где не хочет видеть кровь. Время смерти показывает, что он делает все быстро, опять же, как хир… В этот раз Ганнибал кусает его за нежное место, где шея переходит в спину. Уилл чувствует отпечаток каждого зуба. Все мысли вылетели у него из головы, когда боль расцвела и рассеялась по телу, разлилась, как вода, вино или кровь. — Ганнибал… — всхлипывает Уилл. Ответа он не получает, лишь чувствует, как сжимаются зубы и ускоряется темп. Уилл знает, что делать. — Он умен, и они никогда не поймают его, — Уилл глотает воздух, — Не без меня. Уилл истекает кровью? Кажется, что так. — И пока я не поймаю его, он продолжит убивать снова и снова, оставляя трупы как скульптуры, как постановки… Теперь Ганнибал трахает его яростнее, вбивая в матрас, будто хочет, чтобы Уилл прошел сквозь него. Уилл здесь и не здесь одновременно, он с Потрошителем в своих фантазиях, но у него никогда не было возможности Потрошителя. Сейчас рядом с ним мертвый и улыбающийся Гаррет Джейкоб Хоббс, который шепчет «видишь?». Уилл взвывает, словно раненая собака, и сейчас задыхается даже Ганнибал. — Трофеи, — выпаливает Уилл, — Он… Я думаю, он их… Ганнибал отпускает его шею и поднимается, сменяя угол вхождения, и Уилл всхипывает с облегчением. Все мысли улетучились из его головы, Ганнибал нежно поглаживает его затылок, а затем хватает его бедра и вбивается в него, издавая нечленораздельный стон. Уилл кончает и разбивается на кусочки, пачкая шелковые простыни, которые задерживают всю жидкость между матрасом и его животом. Сперма выплескивается длинными, горячими и беспорядочными толчками, и он стонет от осознания того, насколько непристойно это выглядит в идеальной спальне Ганнибала. Но он чувствует себя так хорошо впервые за долгое время. Уилл никогда не ощущал ничего подобного — настолько переполняющего, все остальные чувства были ничем, в сравнении с тем, как его тело сейчас кричит. Ганнибал глубоко вдыхает его запах, и почти рычит, кончая внутрь Уилла. Бедра Ганнибала плавно двигаются, сдерживая свою настойчивость. Затем он позволяет себе установить тягучий медленный ритм, пока не останется полностью удовлетворенным. Ганнибал нежно держит руку на бедре Уилла, выскальзывая из него. Он оставляет осторожный поцелуй на ране Уилла, но тот слишком выжат, чтобы хотя бы поморщиться. — Твой запах совершенен, — шепчет Ганнибал. Затем Ганнибал удаляется из комнаты в неизвестные Уиллу места… И Уилл просто отключается, будто сломанный телевизор. Освещение в комнате кажется голубым, или может ему только кажется, потому что его глаза голубые… Кто знает. Уилл не знает. Его мысли ускользают, возможно, он теряет счет времени, и может быть это нормально. Он не знает. Он не двигается, остается в такой же позиции, и когда Уилл начинает что-то чувствовать, то он ощущает себя липким, мокрым и совершенно неэлегантным. Когда Ганнибал возвращается, он напевает себе под нос нечто, что кажется классическим и знакомым Уиллу, а в руках у него теплые влажные полотенца. Они плотные и роскошные. Он тщательно обтирает Уилла, сначала в его нынешней позиции, затем слегка переворачивая его на спину. Пока Ганнибал старательно этим занимается, Уилл чувствует себя странно, будто питомец, вознагражденный за хорошее поведение. Какой умный маленький пони. Какой трюк он исполнил? Он чувствует себя пустым и оцепеневшим. Без мыслей в голове. Он моргает, и внезапно Ганнибал уже одет. Не в его полное облачение, естественно, а немного более удобную одежду. Уилл делает дрожащий вдох и понимает, что теряет счет времени даже сейчас, но он старается себя не выдавать. — Простыни, — говорит Ганнибал, — Не мог бы ты встать на секунду, Уилл? Уилл кашляет и соскальзывает с кровати. — Я, — говорит он. Прочищает горло, — Эм, ты очень чистоплотный. Как… Как хищник, который держит свое логово в чистоте. Ганнибал, держа в руке простыни, поднимает на него взгляд. — Боже, прости, — бормочет Уилл, прикрывая глаза, — Я просто… Всё перепуталось и… Я не знаю. Извини. Это было грубо. Ганнибал относит простыни в корзину, затем трезво смотрит на Уилла. — Если ты чувствуешь, что я где-то превысил свои полномочия, я бы хотел поговорить об этом. — Нет, — говорит Уилл, — Это было, эм. Прекрасно, вроде как. Никогда не чувствовал себя так прежде, — он морщится, дотрагиваясь до раны на своей шее с прокушенной кожей. Ганнибал уже смыл с него кровь? Скорее всего, — Хотя вот это было слишком. — Ты очень красив, — говорит Ганнибал, — Я не смог сдержаться. Уилл хмыкает. — Но ведь это только терапия, — говорит Уилл. Ганнибал улыбается, и Уилл видит, как его глаза тоже улыбаются. — Возможно, не только терапия, — осторожно говорит Ганнибал. Уилл снова хмыкает. — В конце концов, я всего лишь человек, Уилл, — Ганнибал наклоняет голову, наблюдая за Уиллом, — Как я и говорил. — Наверное, это может быть и тем, и тем, — говорит Уилл. — У тебя дар к рационализации, — говорит Ганнибал, и затем отвлекается на смену новых простыней. — Я доверяю тебе, — произносит Уилл. — Я знаю, — отвечает Ганнибал, заправляя простынь под матрас. Затем он выпрямляется и жестом указывает на кровать, — А ты хочешь?.. — Пообниматься? Ты просишь меня пообниматься с тобой? — Я собирался сказать «остаться на ночь», — говорит Ганнибал. Уилл колеблется. Его тело сейчас не хочет подниматься. Сказать по правде, несмотря на то, как восхитительно себя чувствует его тело, разум Уилла желает чего-то успокаивающего и нормального, прикосновений. Но он не должен… Есть что-то… Что ему нужно сделать. Ему нужно пойти домой, сделать какую-то работу. Ему нужно… Это что-то важное, оно рядом, и он почти… Ганнибал раскрывает руки для объятий, и Уилл с легкостью в них проскальзывает. Он вздыхает, когда Ганнибал обнимает его, сильно и крепко, не совсем нежно, но успокаивающе. — Ты обнимаешься лучше всех, — приглушенно говорит Уилл возле плеча Ганнибала, — Даже Эбигейл так считает. — Меня учили этому в университете. — Нет, не учили. — Но могли бы, — говорит Ганнибал, устраиваясь на кровати поудобнее, — Немного сна, и затем ужин. — И затем остаться на ночь? — сонно спрашивает Уилл. — Да.***
Ужин более обыденный, чем обычно, и они едят за кухонной стойкой, чтобы Уиллу было удобнее. Ганнибал теплый и улыбающийся, и Уилл не запоминает имя блюда, но это какое-то мясо, как и всегда. Ганнибал целует его, и поцелуй на вкус как вино. Уилл позволяет себе почувствовать это от языка до пальцев. Может быть, Ганнибал хочет его так, как нужно. Может быть. Ганнибал хочет Уилла настолько, что лишь эхо его желания приводит Уилла к оргазму, а это хороший знак.***
Когда Уилл ложится рядом с Ганнибалом в заимствованной пижаме, кровать снова безупречна. Они обмениваются поцелуями на ночь, и Уилл с подозрительной легкостью проваливается в сон. Он умоляет его быть хорошим. Ночью он просыпается не из-за кошмара. Ганнибал облизывает его поврежденную кожу, посасывая укус. Полностью бодрствующий. Его глаза темнее, чем ночное небо, и Уилл не уверен, не спит ли он. Только его плечо болит. Ганнибал останавливается, облизывая губы. Усталость, жар и замешательство одолевают Уилла, и он решает снова заснуть, пока может. Наверное, это еще один сон. Уилл засыпает, и в его кошмары приходит Потрошитель.