Как пожелаете, мой господин

— Почему нет, Гарри? Ты же обещал, что сделаешь для меня всё! Разве я о многом прошу? Всего лишь стать моим дворецким на время! Сделаем фотографии для конкурса — вновь превратимся обратно в обычных студентов... — в глазах Луи начинают плескаться волны, призывающие окунуться в глубины подводного мира. Радужка из-за сужения зрачка начинает светлеть, приобретая витиеватые линии узоров. Взгляд полон непоколебимой раздражённой решимости, которую уже ничто не сумеет устранить с линии старта. — Или ли ты из тех экземпляров, кто бросается словами, будто играет в дартс? — Томлинсон резко выхватывает пару книг из моих рук так, что со стороны это выглядит совершенно не похожим на помощь, — скорее напоминает желание быстрее расправиться с чертовски-нудной работой. Ох, уж эти частые перепады в его настроении... — Не имею никакого желания наносить макияж, переодеваться и всё прочее в таком же духе, ведь я не девушка! — кажется, речь моя пронзает острым ножом слуховые каналы проходящих мимо нас обитателей учебного заведения, ибо многие молодые люди незамедлительно спешат развернуть свои головы прямиком в нашу сторону. Недоумение, злость, гнев — я ожидаю не самую лучшую реакцию Томмо после сказанных слов, но это превосходит все мои прокрутки возможных вариантов: — Ну, пожа-а-алуйста, Хаз, — черты лица делаются более ласковыми и мягкими, а блеск вливается новыми каплями в просторы океана. Знаю я это выражение, когда в его фантазию прокралась настойчивая идея, не собирающаяся сменить свой маршрут путешествия по сознаниям. Что ж, придётся согласиться... — Ладно, — уголки его губ в сей же миг плывут кверху, раскрывая белоснежные ряды зубов. Цель практически выполнена — остаётся только угодить моему мишке и тогда, полагаю, я смогу получить свою награду. — Я знал, что ты не откажешься, — мы выходим из здания университета, пока Луи в мельчайших подробностях описывает план наших дальнейших действий по приготовлению к фотосессии. Меня усердно обходит стороной мысль о том, как же нелепо и странно я буду выглядеть в костюме девятнадцатого столетия и в прочих атрибутах той эпохи. А самое главное — мне не избежать принудительной муки в виде добровольного согласия на рисование мультяшного персонажа на холсте моего лица. И кто это придумал делать из себя подобие, сошедшее с вещающих различные фильмы экранов? Неужели обществу больше не нужны человеческие облики — публика становится всё более требовательной и хочет видеть иллюзию во избежание вселенной реальности? Что если и мой Бу стал жертвой навязчиво-безумных мнений, восхваляющих прекрасно-таинственную фальшь, прикрывающую шёлковой тканью естественные недостатки? Луи, не надо. Не становись таким же прогнившим внутри, но зато безупречно-бриллиантовым снаружи. Ведь я люблю тебя именно за все твои неидеальности... мой Томмо. — Лу, какие же действия ты предпримешь в качестве благодарности за моё согласие на эту... непростую должность? — юноша крепко сжимает мою ладонь, отчего на душе делается так тепло, словно сидишь в уютной гостиной и греешься возле большого камина. Мы ловим такси. Я в роли джентльмена — открываю дверь для... моего возлюбленного. Видимо, Томлинсону такие манипуляции неожиданного порыва вежливости пришлись не по нраву: он хмурит брови и глядит на меня с некой долей укора, когда мы присаживаемся на кресла автомобиля. Луи не любит афишировать наши отношения на публике. В отличие от меня. Парень приподнимает ворот моей рубашки и языками огненного пламени так отчаянно-горячо касается губами ушной раковины: — А ты ещё не сыграл свою роль до конца и не выполнил и части моих замыслов, — и вот капризно-придирчивое настроение юноши тут же сменяется на откровенно-страстное, полное жажды показать всему миру ураганные намерения, не скрыв ни единой детали подробностей грядущего цунами амбиций. Мне всегда симпатизировала эта его черта: складывается впечатление, как будто я наконец-то нашёл оригинал среди огромного количества подделок. Однако он таит в себе настолько быстро-сменяющие друг друга цвета радуги, что порой сложно поверить в целостность редкого природного явления. Слишком уж разным бывает Томлинсон, и слишком уж часто в последнее время юноша терпит подобные перемены душевного состояния. Отчего же это зависит? Луи, пытаешься ли ты стать кем-то другим? Если да, то ради чего? Таким образом ты защищаешься? Впрочем, какой толк задаваться о тебе вопросами: мне никогда не разломать этот замок неизвестности твоей галактики... — Остановитесь здесь, пожалуйста, — мы покидаем транспорт на сей раз без всяких происшествий. Кстати, если Луи дал мне роль дворецкого, то почему же он так смутился моими действиями? Ведь хороший дворецкий всегда должен ухаживать за своим господином, не так ли? Лишь пару минут спустя наконец возвращаюсь в окружающую действительность и замечаю, что высадили нас не нашей улице, а в центре города. Продолжаю следовать за Томмо в неизвестном мне направлении — юноша убыстряет шаг, точно пытается удрать от меня, но через несколько мгновений останавливается в немом пребывании восторга. Что? Магазин для косплейщиков? Только не это... — Луи, нельзя ли всё необходимое приобрести по интернет-магазину, а не таскаться здесь в поисках тряпок, веками пылящихся на полках? — день был длинным и весьма утомительным: подготовка к итоговым экзаменам достаточно выматывает мои нервы. Я предполагал, он отвезёт меня домой и вручит мне мою заслуженную (уже) награду... Что может быть лучше приза в виде обнажённого, просящего взять его поскорее Луи? Как он извивается, стонет подо мной, прося ускорить темп, впиваясь ногтями в мою кожу и слегка царапая её... Чёрт, каким ветром нас сюда занесло?! — Конечно же, мы купим отдельные элементы образов и в интернете, но мы просто обязаны отыскать необходимое здесь, в лучшем косплей-магазине! К тому же нам точно никак не обойтись без грима и цветных линз — я смогу прикупить недостающие предметы, — в общем Лу уже оказывается внутри помещения и в этот же миг находит взглядом чёрный парик с прямыми короткими прядями гладких волос. Не испытывайте моё терпение, юный господин... Понадобилось довольно мало времени для частичного заполнения тележки важными составляющими перевоплощения (барахлом, короче говоря) — теперь Томлинсон лихорадочно, без разбору хватает буквально первые попавшиеся костюмы персонажей данного аниме (как их там зовут-то?) и ныряет в примерочную. "Это велико, — молодой человек кидает мне весьма приятного и качественного материала плащ с брюками и жилеткой, — а это мало! Господи, им так сложно было пришить бирки с соответствующими определённым параметрам размерами, а не лепить подряд буквы алфавита?!" — Хаз, ну-ка иди сюда, — Томлинсон хватает меня за рукав пиджака и уводит за собой в маленькую комнатку. — Ну, что ещё... — слова не успевают долететь целой репликой до собеседника — Лу молниеносно почти что срывает с меня одежду, бросая без разбору предметы гардероба на мягкий пуфик. А вот, кажется, и мой обещанный приз... Томмо глазами исследует мой силуэт так, как робот сканирует незнакомый объект, и нацепляет на меня странные для современного человека вещи. — Пока что ты просто похож на прислугу, но скоро станешь настоящим демоном-дворецким, — ещё и демоном... что ж, поиграем в ангелов и... — Гарри, ты и представить себе не можешь, насколько ты великолепен в этом виде! Я бы хотел себе иметь такого дворецкого... — Томлинсон приближается ко мне и на какие-то доли секунды останавливается, затем внезапно берётся за вороты пальто и притягивает меня к себе, уничтожая былую короткую дистанцию между нами. — Позвольте мне стать вашим дворецким, господин, — от неожиданного прилива инициативы возлюбленного голос слегка дрожит. Его руки покоятся на моих плечах, я поднимаю юношу, он обхватывает меня ногами, расстёгивая пуговицы на рубашке и оставляя на освободившемся от ткани пространстве тёмно-фиолетовые метки, кричащие о принадлежности моей личности ему. Пальцы Лу хороводом непонятных узоров царапают ногтями шею — наши языки сплетаются в страстном танго ярко-пламенной любви. Парень кусает мою нижнюю губу — я издаю полёт глухого стона от такой некстати потребности в кислороде, которого особенно сейчас недостаёт в невозможности контролировать грязное желание. Дворецкий-демон — я, но как же тогда, чёрт возьми, могло получится так, что в конечном счёте обыкновенный мальчишка завладел моей душой и плотью, если это должен был сделать я? Достаточно облегчает внутренние терзания тот наглядный факт, что будущий господин находится в лишь одном нижнем белье. Я, развивающийся знаменем предвкушения порочного удовольствия, непроизвольно тянусь к мешающей материи с целью устранить преграду, но рука Луи тут же останавливает меня: — Не надо, милый, ты же помнишь, где мы находимся, — Томмо слезает с меня и продолжает избавляться от предметов образа дворецкого. Только с отсутствием порывов моего стремления объединиться в одно целое. Он аккуратно, но довольно проворно вытаскивает пуговицы из плена петель и стягивает с меня рубашку. Аналогичные действия парень проделывает и с брюками. А далее без посторонней помощи одевается в свои повседневные вещи, складывает все части костюма стопкой, берёт в руки и покидает пространство примерочной. — Одевайся.

***

Я закатываю глаза кверху в то время, как Томлинсон придерживает моё правое нижнее веко и пытается надеть большую красную линзу с будто бы вовсе не человеческим диаметром. Процедура сопровождается двумя не лучшими спутниками в виде болезненно-непривычных ощущений инородного тела и слезливости. Последние усилия — оба глаза выглядят по-мультяшному устрашающе. Кажется, я даже и без грима теперь похож на самого настоящего обитателя подземного царства. — Сперва я накрашу тебя, — вот Луи с радостно-вдохновлённым настроением достаёт с полок шкафчика "наборы для творчества" — иначе, всевозможные крема, тени, помады, кисти и прочие далёкие для моего не слишком креативного сознания понятия для создания красоты. После "преображения" произойдут ли со мной изменения не только внешние? — Может, ты будешь первым, раз тебе сей процесс доставляет столько сладкого нектара удовольствия? — но юноша уже начинает наносить мне на кожу непонятное белое вещество кремовой консистенции, мазками распределяя массу по участкам лица. — Было бы неудобно тебя гримировать, если бы я сперва накрасил себя, — железное испытание терпения и спокойствия пришло незваным гостем. Лу открывает небольшую по-девчачьи миленькую коробочку, содержимое которой, видимо, хранит в себе рассыпчатую белоснежную пудру. Разве Томмо упоминал что-либо о мертвецах? Мёртвый демон-дворецкий и не менее мёртвый господин? К чему такая неестественная бледность? — Зачем из меня делать... — Гарри, не разговаривай! — кисточка резкими, но всё же приятными движениями щекочет лоб, нос, щёки и подбородок, не задерживаясь долго на одном месте, постоянно меняя направление пути. Я крепко жмурюсь — Лу грациозно-быстрой кошкой оказывается возле коробки с ножницами, карандашами, ручками и прочими элементами повседневной рутины художника. И тут он вытаскивает из запутанной паутины творческих принадлежностей неожиданный для нашего перевоплощения... КЛЕЙ! Какого... — Бу, позволь спросить, для чего тебе, кхм, клей? — молодой человек избавляет предмет от крышки и приближается ко мне со своим орудием пыток. Боже, что же он собирается делать..? Даже передачу фантазии включить страшно... — Ну, понимаешь ли, я совершенно забыл про этот важный момент, — Томлинсон толстой линией проводит клеем-карандашом по правой брови, вторым слоем покрывая волоски белым кремом, и точно так же поступает и с левой. Мы на такое не договаривались! Он достаёт из своей "коллекции" чёрный карандаш и рисует им очень тонкие, точно девичьи, брови поверх прежних. Складывается ощущение, будто эта пытка длится по меньшей мере вечность, однако мы только-только начали. — Я уже стал намного красивее? — пытаюсь раздвинуть лицевые мышцы в подобии счастливой эмоции — всё выходит не так эффектно, как обычно. Юноша недовольно хмурит брови и нос, что выглядит очень мило. — Помолчи, — в ход вступает чёрная жидкая подводка, пока Лу выводит стрелку на моём правом верхнем веке. Мелкие штрихи продолжают создавать иной разрез глаз, никак не схожий с реальными пропорциями. Рука рисует возле верхнего уголка несколько ресниц и ещё немного на "новом" нижнем веке. Томмо ступает пару шагов назад и одаряет меня солнечными лучами своей улыбки. Похоже, ему понравилась проделанная работа. Главное — больше не надоедать любимому бесполезными фразами и дать ему возможность насладиться моей покорностью. Ведь такое явление вряд ли повторится вновь. Я опять прикрываю веки, чтобы юноша смог сделать точно таким же и левый глаз. — Ты сидишь слишком высоко, — Лу никак не удаётся найти удобный угол расположения собственной руки для повторения цепочки предыдущих действий. — Нет, это невозможно... — отсутствующий взгляд свидетельствует о включении активной мозговой деятельности. Парень набирает ещё немного чёрного геля на кисть и варварски-наглым образом в то же мгновение оказывается на моих коленях. — А так гораздо удобнее. Нет, только не это... Мало мне косметических пыток, так ещё и... — Малыш, постарайся не шевелиться, — он придвигается ещё ближе, полностью возвышаясь надо мной и дразня неожиданно-низким тембром голоса. Ох, Луи, что же ты вытворяешь со мной..? Рука придерживает левый висок и создаёт новые, чёткие, ровные линии — тёплое дыхание лесным пожаром заводит меня в тупик юношеского плена. Щёточка туши прокрашивает каждую ресницу — его тело будто набрасывает на меня сеть, лишая подобным способом ветрено-прохладной свободы. Скошенная пушистая кисть с помощью серых теней контурирует лицо, сужая переносицу, уменьшая ноздри и выделяя остроту скул, — его близость опьяняет, заставляя гореть безумно-дурманящим желанием. Консилер на губах — Томлинсон на мне. Чёрный карандаш удлиняет уголки губ — Лу укорачивает расстояние между нами. Я дворецкий — он мой господин. Я исполняю любой его каприз — он взамен отдаёт мне всего себя. Луи надевает на меня парик — теперь я Себастьян Михаэлис, а не Гарри Стайлс. — Вы уже закончили? — Найл с явным восхищением, выражающимся восторженным "вау", профессионально-оценивающе рассматривает каждую деталь произведения искусства на моём будто вовсе не реальном лице. Томмо уже успел слезть с меня, однако, видимо, до сих пор думая о нашей недавней близости, вспыхивает красноватым румянцем смущения. Точно он польщён реакцией блондина на его старания... — Найл, не накрасишь ли меня? А то я порядком устал, — из небольшого угла гримёрной меня буквально выталкивают за ширму, небрежно бросая напоследок костюм дворецкого. — Только сначала мне нужно надеть линзы.

***

Все приготовления к предстоящему событию завершаются с выставлением на места необходимого реквизита. Роскошное кровавого цвета кресло с позолоченными закрученными в спирали ручками в стиле подходящей для фотосессии эпохи располагается подле Сиэля, вращающего в руках свою трость. И как же из обыкновенной посторонней мысли ему всегда удаётся воплотить её в идеально-задуманную действительность? Всё ради простого конкурса. Всего лишь задумался на мгновение — его фантазии становятся осязаемыми. Конечно, ведь дворецкий обязан исполнять любое "а вдруг..." и потакать мотивам господина. Щелчок пальцев — я здесь. Я готов к абсолютно любому приказу. Когда мы успели пересечь белую полосу безумия? — Ребята, начинаем, — Лиам в приятно-волнующем нетерпении берёт в руки камеру, опускаясь на одно колено, и с трепетом ждёт нас. Сиэль вальяжно усаживается в предмет мебели, скрещивая ноги и прикасаясь пальцами к подбородку, как бы придавая выражению лица некой дерзости, смешанной с холодным безразличием английского аристократа. Второй же рукой держит трость, разворачивая тело немного в профиль, а лицо оставляя в анфас. В глазах больше нет моего родного океана. Будто таинственно-неземной туман линз поглотил их, сделав взгляд чуждым и прозрачно-ледяным, несмотря на яркий синий оттенок. Это не напоминает небо в тёмное время суток. Больше похоже на тьму, которая однажды полностью поглотит его душу, не оставив ни единого просвета доброты. Мне нравятся наши роли. Но только страшно представить, что же случится, если Сиэль не совершит обратное превращение в моего Лу. Он отберёт у него способность чувствовать. Я встаю позади кресла, одной рукой касаясь спинки, другой же держа поднос с белоснежным лоскутом ткани, символизирующим мою принадлежность к должности прислуги. — Отлично! — звучит радостный голос фотографа, когда мы погружаемся в образ. Я продолжаю игру притворства, но Сиэль, похоже, не намерен всего лишь играть. Сейчас он самое настоящее воплощение великолепия, не испачканного никакими пятнами актёрского мастерства. Отсутсвие во взгляде чего-либо отталкивающего — глаза мощным магнитом притягивают к себе, вежливо и ненавязчиво предлагая открыть занавес секрета их владельца. Всё это обман... Когда-нибудь, в один пасмурно-прекрасный мрачный день, я завладею вашей душой и вашим телом, юный господин... *** Не успеваю я переступить порог "поместья", как Сиэль тут же манит меня к себе приказным жестом: — Себастьян, ты знаешь, чего я сейчас хочу, — знакомый, но в то же время прибывший издалека тон солнечным июньским днём ласкает слух, заставляя избавиться от всяких сомнений. Безусловно, это мой Луи. Просто он не хочет выходить из образа. Что ж, мне станет только в удовольствие подыграть напарнику по спектаклю. — Да, мой господин, — коварным существом адского подземелья соблазняю хозяина, опуская его на кровать в позиции "снизу", нависая над его фигурой. Отдаёте приказы вы, но а я овладеваю вами. Так легко избавляюсь от странной одежды — осуществляю долгожданные проявления страсти в качестве ласок гладко-юношеской белоснежной кожи аристократа и рисования демонического знака ало-вельветового следа властного прикосновения губ. Наслаждаюсь каждым миллиметром совершенного: покрываю поцелуями все места, горящие искрой каприза. Сопротивления нет — податливость берёт вверх над всеми принципами. — Себастьян... — стон слетает с приоткрытых уст, сладко-фруктовым соком заполняя сознание. Мой юный господин явно хочет большего. Как хороший дворецкий, я без всяких замедлений в сею же секунду спешу исполнить приказ господина. Его плоть уже горит от нетерпения — мышцы ануса делаются менее тугими. Выдвигаю ящик прикроватной тумбочки — достаю любимую игрушку Сиэля. Каким бы жёстким и серьёзным вы не казались, я всё равно знаю замкнутое вращение карусели грязных мыслей вашего воображения, граф Фантомхайф. Даже не пытайтесь скрыть малейшую частицу от меня. Я начинаю понемногу вводить предмет в чуть расширенное отверстие — юноша с непредсказуемо-огромной силой впивается в мою спину ногтями, до крови царапая кожу, оставляя на ней хаотичные линии напоминания о соревновании эгоистического удовольствия жаркой ночью. Толкаю инородное тело глубже и беру в рот верхнюю часть возбуждённой плоти господина, посасывая и облизывая её, как леденцовую конфету. Кольцом указательного и большого пальцев обхватываю низ основания, погружающими в плавание похоти движениями вверх-вниз водя им по всему члену. И как же приятно слышать очередное проявление слабости любовника — мелодия хриплого крика вновь проигрывается хозяином. Вынимаю игрушку из круга мышц — слышу повторение музыкальной композиции. Но на этот раз от резкости разочарования, а не от медлительности наслаждения. Я включаю кнопку и целиком погружаю предмет в Сиэля, чувствуя вибрацию и задевая комок нервов. — Ах, Гарри, чёрт возьми, как же приятно, — Луи кусает до появления красной жидкости губы, комкая простынь в руке. Наконец он просто забыл, что должен играть. И всё-таки вот она самая лучшая награда на целом свете. Томлинсон (а не этот мальчишка-граф) снова и снова дарит мне свою музыку стонов, бьётся в экстазе оргазма подо мной и выкрикивает моё имя. Прислуживать тебе было весьма приятно, однако я до невозможного соскучился по своему Луи. Стоило мне на несколько минут забыться — игрушка уже лежит рядом с ним. — Хоть я больше и не граф Фантомхайв, я по-прежнему являюсь твоим хозяином, — он толкает меня и теперь оказывается в доминирующей позиции. — Я хочу быть главным, — проворной птицей шёпот долетает до ушей. Томлинсон слишком резко и болезненно входит в меня до конца и, двигаясь в быстром темпе, находит определённый угол, чтобы коснуться заветной точки. Физически неприятные ощущения проходят через несколько толчков: боль становится частью кровавого удовлетворения. Только сейчас я осознаю, что на самом деле никогда не властвовал над своим возлюбленным. Он всегда играл мной, точно марионеткой, дёргая за нужные ему верёвки. Я проиграл? Ну, уж нет. Я так просто не сдамся — покорно приму правила игры, а затем нанесу в самый неподходящий для него момент удар по наиболее уязвимому месту. — Я хочу всегда быть главным, — колким лезвием он пронзает моё самолюбие насквозь. Но я не подаю вида. Лу начинает управлять мной, оставляя ноющие временным смирением синяки. — Как прикажете, мой господин...