Living In A World Without You

Тимощук посмотрел на спящего, совсем спокойного Лодыгина, и едва удержался от того, чтобы не поцеловать того в висок, в лоб, хоть куда-нибудь. Это навязчивое желание сверлило мозг так давно, и с такой силой, что он иногда не знал, как себя сдерживать. Спасало разве только понимание, что Юра ему дорог. Куда дороже собственной похоти. -Тимо, — Лодыгин приоткрыл один глаз, видимо, полагая, что так продлит сон, — мне кажется, или ты меня уже минут пять взглядом прожигаешь? Скучно? — Лодыга моргнул и резко, насколько позволяло кресло, повернулся к Толе, — я что-то так хорошо заснул, будто и не самолет вовсе. Тимощук на это только пожал плечами. Лодыгин всегда так говорил, хотя отрубался легче легкого, независимо от места. А Тимощук, как последний идиот, охранял его сон, смотрел, наблюдал, вслушивался в едва слышное сопение. Не иначе, дебил. -Вот когда на базе будем, я хочу одну штуку попробовать, поможешь? — Юру, загоревшегося новой идеей, переспорить было невозможно, а потому Тимо улыбнулся: -Ребенок, обещаю, все будет, только дашь мне часок поспать, не все могут отрубаться в полете. -Окей, -Юра просунул руку между рукой и телом Тима и, обняв ее, как подушку, снова отключился. Тимощука пугало собственное к этому отношение все больше, но удержаться от того, чтобы не взъерошить свободной рукой уложенные волосы Юры, не смог. Остается надеяться, что никому сейчас до него нет дела. -Есть, -Лодыгин, после третьей попытки все же попал в ворота с мертвого угла и кинулся к Тимощуку обниматься, Тимо был рад за Юру, но отставать не собирался, а потому, увернувшись от крепких вратарских обнимашек, дико хохоча, кинулся к мячу. Безграничное счастье, вперемешку с игровым азартом, обеспечивало выброс в кровь такого количества адреналина, что удар получился на славу, и мяч улетел куда дальше ворот. Лодыгин только расхохотался и все же настиг полузащитника: Тимо свалился на траву, безуспешно пытаясь увернуться от щекотки. В конце концов Лодыга окончательно распластался на нем, а Толя осознал, что еще немного — и станет стыдно. Он хмыкнул и попытался сбросить с себя вратаря. -Э нет, Тима, давай, — Лодыга все улыбался, — что у тебя стряслось, ты в последнее время дико задумчивый. Тимощук попытался отвести взгляд, или хотя бы моргнуть, но Юра будто бы его примагнитил. В голове тут же зашумело, и, осознав всю абсурдность ситуации, Тимощук закрыл глаза рукой и расхохотался. Усилием он скинул с себя Лодыгина и, быстро поднявшись, пнул вратаря ногой. -Давай, пойдем, — он протянул ладонь, и Юра, все еще картинно охая и вздыхая, за нее уцепился, — ужин скоро. -Блин, Тим, ты какую-то фигню слушаешь, — Лодыгин минут пять пытался разобраться в смысле тягучих стонов Сплина, или кто это были. Тимощук на это только пожал плечами и отобрал наушник: -Не нравится — не слушай. Не дорос еще. Юре музыка действительно не нравилась, но, по крайней мере, так он мог обосновать свое сидение рядом с Тимой, прижавшись к тому едва ли не вплотную. Он попытался отобрать наушник обратно, но Тимощук завалился на спинку, и завел руку за себя. -Забери, если сможешь. Лодыгин, аки игривый кошак, набросился на Тимощука, и тот взвыл — вратарь попал ему коленом в едва ли не самое болезненное место. Юра поморщился, но отступать не стал- схватил наушники, и, отобрав их вместе с телефоном, скатился с охающего от боли Тимощука. -Извини, — он покрутил перед лицом Толи наушниками, — я победил. -Ух… ты меня чуть.- Тимощук уселся поудобнее, — не лишил. Юре было дико неловко, и он рассмеялся, что бы хоть немного отвлечь Тимо. -Слушай, я все же хотел бы знать, что у тебя стряслось. В последнее время ты слишком озабочен чем-то. Тимощук довольно долго сверлил его взглядом, но Юра не собирался сдаваться. Неужели что-то такое, что даже ему не мог рассказать? Тимощук, наконец, вздохнул: -Это… очень, нет, не очень хорошие новости, Юр. Я бы вообще не хотел тебе ничего говорить, но, похоже, что летом я сваливаю от вас. -М, — стало как-то жарко, — контракт, да? В любом случае, Тимощуку было тяжелее, чем ему, и Юра старался казаться не очень-то опечаленным. Да и он понимал, что у Тимощука такой возраст… вряд ли Зенит станет его тут держать. А для завершения карьеры Тимо слишком любил саму игру. -Да, — Толя кивнул, будто бы разрешая Лодыгину подойти, и Юра тут же уселся рядом, положив руку Тимощуку на плечи. Тот как-то сжался, и Юра даже подумал, что сделал что-то не то, но Толя продолжил говорить, — я хочу дальше играть. Мой агент уже договорился с Кайратом. Казахстан. Слова звучали почти как приговор, и Юре многого стоило, что бы не подать виду- было жутко больно и обидно, хотя он прекрасно понимал и сам, что Тимо здесь ничего, кроме футбола, не держит. -Я думал, что хотя бы не так далеко. -Тоже об этом думал? — Тимощук как-то печально улыбнулся и потрепал его по волосам, — ну да, ребенок у меня не глупый. Спасибо… Пауза затянулась, и Юра понял, что если не уточнит, так и не услышит ответа. -Спасибо за что? -Ну не тупи, — Тима, кажется, развеселила его реакция, — за то, что принял. Я думал, ты обидишься, что так долго не говорил. Лодыгин смотрел на Анатолия и не знал, что делать. Хотелось как-то утешить, хоть как-то показать, что он все понимает. И что не зря Тимощук на него столько времени своего тратил. Юра сам не понял, как оказался совсем рядом с Тимой. Поцелуй, быстрый, в угол губ, вместо поддержки. Перетекает в рваные объятия и сбитое дыхание. Лодыгин чувствует, как напрягается Тимощук, как крепко хватается пальцами за его руки. Безумие захватывает их, и Лодыгин уже не думает, почему так хорошо, ни о чем не думает. Тимощук резко отодвинулся, а Юра, едва пришедший в себя, с ужасом смотрел на него. Что они сейчас?.. Ни один не знал, что сказать, было дико неловко и адски горячо. Юра думал о том, что не бьет — уже хорошо. А Тимощук — что только что перешел ту грань, которую никак переходить было нельзя. -Тим, прости, — голос звучал Юры хрипло, но в глаза Лодыгина Тимощуку смотреть не хотелось совершенно не поэтому. Он прекрасно знал, что уйти — не выход, но ничего другого просто не приходило в голову. Он поднялся и, не глядя на парня, вышел в коридор, держа путь прямиком в ванную. Тимощук толком даже не понимал, как это произошло, кто начал первым, кто сорвался, в любом случае, теперь точно конец. Всему. В дверь тихонечко постучали, Тимощуку не нужно было спрашивать, чтобы понять, кто это был. Конечно же, Юра. Парень был храбрее него, а может, дело просто в том, что он младше и не понимает еще в полной мере возможных последствий. И именно поэтому Тимо просто не имел права его бросить одного с произошедшим. Он сполоснул лицо водой и, несколько раз глубоко вдохнув, вышел. Лодыгин стоял перед дверью, и все своим сгорбленным видом походил на провинившегося щенка-переростка. Только увидев Тимощука, он попытался что-то сказать, скорее всего, снова извинения, но Тимо его опередил. Он положил ладонь на плечо Юре и крепко сжал, порой, такие движения говорили лучше слов, но сейчас ему необходимо было все озвучить. -Лодыга, я не прошу тебя забыть, и извиняться ты тем более не должен, это я… -Нет! — так отчаянно, что у Тимо едва не остановилось сердце. И вот как с ним говорить, если вечно довольное лицо сейчас, хорошо, если не посерело? — я случайно, но это… я не жалею, Тимо, реально не жалею. -Юр, послушай, — говорить было с каждой секундой все труднее, — я тоже не жалею. Но не стоит… это все бесполезно, ты же не дурак, ты ведь понимаешь? Лодыгин прекрасно понимал, но даже кивнуть в ответ не было сил. Он стряхнул с себя руку Тимо и, бросив последний взгляд, ни слова не говоря, ушел. До самого отъезда Тимощука они почти не общались, хотя, наверное, оба понимали, какую глупость совершали. Тимощук не выдержал первым. Ни на что толком не надеясь, отправил Лодыгину смс с просьбой прийти проводить. В конце концов, это едва ли не последняя возможность его увидеть. А Лодыгин все это время чуть ли не умиравший от мук совести, но вынужденный хоть немного держать марку, выдохнул с облегчением. Если бы не эта смс- он бы не пришел. Ни за что, и никогда, наплевав на рвущуюся к Тиме душу, на простое желание его увидеть. Но несколько слов меняли все. -Тим, — хотелось сказать много, так много, только бы он показал хоть что-то, хоть одним движением. -Юра, - кивок и улыбка, Юра таял от этой улыбки, но сейчас сердце сжалось еще большей печалью. Кругом сновали люди, и конечно, он не единственный его провожал. Но вот скажи Тимо хоть слово, жест, да что угодно, Юре было бы уже плевать. Но Тимо просто стоял, смотрел только на него и улыбался, нежно, тепло, так, что от глаз шли лучики морщинок. Почему так далеко? Почему без единого шанса что-то изменить? Рука сама потянулась вперед, и он даже не понял, как был притянут к Тимохе. Тимощук обнимал его крепко, так, как кажется, никогда до этого. Лодыгин чувствовал, как родные руки сжимают куртку, как голова опускается на его плечи, и Юре кажется, что он сейчас заплачет. По-детски, полностью оправдывая свое звание ребенка. С губ срывается тихое, но от этого не менее отчаянное «Тимо». Тимощук его слышит, конечно, слышит, а иначе, откуда это легкое, дрожащее поглаживание по спине? -Юр, — и Лодыгин понимает по интонации, как Тиму тяжело даются эти слова: по дрожи, сиплости в голосе. Руки сами едва не вгрызаются в спину, ему хочется просто раствориться в Толе, не отпускать, никуда не отпускать, или поехать с ним. Но он не может, не может уехать, а Тимо не оставляют выбора. Выбора остаться или уйти. Сейчас он понимает это как никогда ясно, злость, если и была, лопается с оглушительным звуком: они же всегда были повязаны футболом. Где еще он сможет играть и обеспечивать семью? Конечно, он должен уехать. -Юра, малыш, — шепот, родной, едва различимый, заставляющий всего Лодыгина содрогаться, где-то внутри все сжимается, Лодыгин прекрасно понимает, что вот, что все, но никак не может смириться. Качает головой, а может, ему кажется, может, он стоит неподвижно, но Тимо все прекрасно понимает, его Тимо знает Юру как облупленного. И этот извиняющийся тон режет уши и что-то еще внутри, но Юре плевать, лишь бы еще немного оттянуть момент расставания. Руки, так крепко прижимающие к себе, опускаются, но вместо должной свободы Тимощук чувствует только пустоту, Лодыгин стоит, не шевелясь, даже не моргает, будто бы боится, что заплачет. Хочется броситься назад и извиняться, тысячу раз целовать эти глаза и щеки, но он не может, как бы ни хотел. Как всегда не хватает одного шага, с любой стороны. Но этот шаг для них невозможен так же, как невозможно человеку взлететь, а птице жить без крыльев. У Тимо хватает храбрости улыбнуться и сказать, что он будет по «всем» дико скучать, и что он будет писать и звонить… и приезжать. Все тут же принялись уверять, что, конечно, тоже, будто бы и не было их с Лодыгиным пятиминутного «отруба» от их всех, будто бы они не понимали, кому вопрос, будто бы он сам не понимал… А Юра молчал, прекрасно зная, как впрочем и сам Тимощук, что эти слова сейчас- данность. Не будут они приезжать, и звонить не будут. Каждый будет переживать по своему, и, в конце концов, забудет, потому что так должно быть. Потому что иначе -неизбежная боль и непонимание. Будто бы нынешней мало. Юра так и не сказал. Как всегда, отличная черта, неумение врать. Хорошо, что не видел, какая улыбка оказалась на лице, потому что было бы стыдно перед Юрой и перед собой. Эта улыбка предназначалась только ему, но именно он не должен был ее увидеть. Давай же, Юр, хотя бы что-то, любая реакция. Тимо уже сам не знал, чего хочет. Хотя… уезжать не хотел. Но все было решено. Осознав, что больше затягивать момент расставания не имеет смысла, Тимощук кивнул и, кинув последний взгляд на Лодыгина, развернулся. Тимо уходил стремительно, так неправильно, так… от него. Лодыгин смотрел на это и пытался улыбаться. Осознания, что все, его здесь больше не будет, не было, и Юра думал, что так и уйдет из аэропорта, думая, что происходящее — плохая шутка. Но стоило увидеть, как он разворачивается, как пытается что-то сказать, но молчит, как рука вскидывается в прощальном жесте, и Лодыгин едва не сорвался за Тимой. Сейчас было плевать на все то, что сдерживало его все это время. Почему всегда так поздно? Уже ведь не докричишься, да он и не мог, голос его точно оставил. Руки сжались в кулаки, он попытался, против воли, против самого себя сказать хоть что-то, но не выдал ни звука, только губы вытянулись в безмолвном «не уходи». Вот и все. Тимощук глядел в иллюминатор, самолет еще не взлетел, но начало новой жизни уже чувствовалось. Стюардесса проводила инструктаж, он слушал ее вполуха, пребывая где-то далеко. Вибрация телефона прошлась дрожью по всем телу. Сердце стучало с невероятной частотой — это ведь Юра, точно Юра. Трясущимися руками он открыл сообщение. Буря внутри вмиг успокоилась, текст на экране собирался всего в два слова — «Удачи, Тимо.» Тимощук набрал сухое «спасибо», выключил телефон и закрыл глаза. Теперь действительно все.