Dragon Drabbles-2

Теплый весенний ветерок шевелил простые занавески на распахнутом окне, но даже он не мог выгнать из полутемной комнаты запахи нездорового пота, влажного белья, еды, к которой никто так и не смог притронуться. Свечей не зажигали — Евангелине, тяжело дышавшей, скованной болью, которую с трудом могли унять даже самые сильные снадобья, был неприятен свет. Рис сидел у ее постели, отходя лишь на короткие пару часов, которые требовались для поверхностного чуткого сна, держал ее ледяную влажную ладонь в своих руках и ждал. Ждать, вот что им оставалось, по словам здешних целителей. Никто не давал им никаких гарантий. Многие бывшие храмовники, решившиеся прийти сюда, в отстроенную в Южном Пределе особую лечебницу, выкарабкивались, но некоторые все же умирали, тихо угасая без проклятого зелья. Это были те, кто принимал лириум слишком долго. Евангелина, увы, могла считаться одной из их числа. Пример генерала Инквизиции, который смог справиться с зависимостью, воодушевил Евангелину. Рис, узнав о ее желании попасть в лечебницу, колебался. То, что получилось у сильного мужчины, могло сломать пусть такую же сильную и волевую, но все-таки — женщину. Рис помнил, что происходило с Евангелиной, когда в скитаниях у нее кончался порошок. Как тряслись ее руки, как ее кидало в пот, как она страдала от головной боли, тошноты и странных видений, а еще страшнее было тогда, когда, наконец, им удавалось найти торговца синей дрянью. Евангелина выхватывала заветный мешочек с остро пахнущим порошком, будто в нем заключалась ее жизнь, пряталась от Риса подальше, чтобы не навредить ненароком, а потом возвращалась, поблескивая шалыми глазами, в которых Рис с ужасом находил болезненное наслаждение. И теперь он боялся, что отказа от зелья Евангелина не переживет. Ей становилось хуже и хуже. Слабость и боли в конце концов свалили ее в постель, с которой она вскоре перестала даже вставать. Рис не понимал, чем облегчить ее страдания. Почему-то ему запрещали пользоваться целебной магией — целительница так и не смогла связно объяснить, почему, но Рис не решался рисковать. Он вполголоса говорил с ней, несмотря на то, что она давно не могла ему отвечать: рассказывал какие-то наивные истории, прочитанные когда-то в книгах Круга, говорил о своей любви, просил быть сильной, обещал, что все наладится, когда… Когда-нибудь. Целители же, обходя по утрам пациентов, давно уже задерживались у постели Евангелины намного дольше, чем требовалось для простого осмотра. В озабоченном выражении их лиц, странной молчаливости и нежелании что-либо объяснять Рис читал свершившийся приговор. Они уже не верили, что Евангелина поправится. Рис — верил. Она всегда была сильнее, чем казалась на первый взгляд. — В конце концов, внутри тебя — дух, — шептал он, целуя ее безжизненные пальцы. — Помнишь? Дух веры, любимая. Неужели вы вместе не можете справиться? Или это… именно это все и портит, да? О том, что на самом деле когда-то вернуло Евангелине жизнь, они не рассказывали никому. Верховная Жрица Виктория, будучи сама магом, крайне ревностно относилась к вопросам одержимости. Что могли сделать служители Церкви с бывшим отступником, который сопровождал одержимую духом храмовницу, задумываться не хотелось. То, что Рис и Евангелина служили Инквизиции, пока спасало от преследований Церкви, но по слухам, в Вал Руайо порядки касательно отступничества ужесточались день ото дня. Рис хотел бы уйти из лечебницы, которую поддерживала Церковь, поскорее. Уйти вместе с Евангелиной, конечно же. — Тело болит, брошенное, безоружное, бередит раны, блуждает во тьме, — послышался тихий голос из темного угла. Рис вздрогнул и вскочил с низкого табурета, озираясь. Силуэт отделился от стены, и невидимый доселе человек сделал несколько шагов вперед. Коул. — Коул, — ошарашенно выдохнул Рис, протягивая руку в его сторону. — Это… Правда ты? — Я, — кивнул Коул, начав неловко мяться на месте. — Дух держит, не дает двинуться, дергает за ниточки, думает, что дышит… Синее пламя потухло, но угли еще теплятся, обжигают изнутри, заставляют страдать. Она так решила. Рис безвольно кивнул и посмотрел на Евангелину, чьи черные волосы разметались по измятой подушке. Гримаса боли на ее лице исчезла, разгладились морщинки между бровей, губы слегка разомкнулись, позволяя дышать глубже. — Вера вызволит, выведет из вечности, вознаградит за волю, — прошептал Коул, неслышно подходя ближе и касаясь ее руки. — Я помогу. Безжизненно распростертое тело вздрогнуло, будто прошитое разрядом молнии, и Евангелина задышала ровно, спокойно — на место мучительному забытью пришел исцеляющий сон. Рис, коснувшись тыльной стороной ладони внезапно зачесавшейся щеки, понял, что вытирает собственные слезы. Наутро Евангелина очнулась, впервые за несколько дней присела на постели и слабо попросила воды. Рис даже и не предполагал, что может быть настолько счастлив. Коул же растворился в рассветной дымке, плывшей над остывшими за ночь холмами. И, конечно же, никто в лечебнице его не видел. Коул помнил.