Тонкий мир

В условиях жесткой противостихийной борьбы довольно сложно зажечь огонь, оставшись без спичек. Сложно, но все же потенциально возможно. Нужна лишь искра. Четко сформулированная, правильно поставленная цель - костровище будущего пожара. Оптические линзы, порох, огниво или кремень - инструменты, необходимые для долгой, методичной работы, которую, так или иначе, придется проделать на пути к воплощенной мечте. Хёкдже постепенно учится жить. Выживать. Заново. По-другому. Учится плыть против течения, идти против ветра, цепляться за воздух, падая, подниматься и взбираться по рассыпавшимся в металлическую крошку ступеням, сдирая ладони в кровь. Это больно, это мучительно, а продолжительность выживания напрямую зависит от умения разводить огонь, но стоит только собрать на кострище прошлого сухие ветки из настоящего, как разгорится пламя - будущего, нового, непредсказуемого. Нужна лишь искра. Зарождающаяся самоуверенность. Слабая ниточка дыма - надежда. Поддержка из Тонкого Мира - невидимая стена, отгораживающая ледяной ветер, способный погасить едва теплящийся огонь. Днем все до привычного непривычно, запутано, сложно, а ночью все так, как должно быть. Хёкдже выматывается, убивается. Успокаивается, отдыхает, набирается сил. Раскладывает свои будни на составляющие, расставляет вехи и следует по ним, шаг за шагом, добавляя к цепи своей жизни звено за звеном. Первым делом он бросает сеансы психоанализа. Ему не жаль расставаться с ними, он только вскользь отмечает, что за долгие годы беседы с психологом успели стать для него чем-то наподобие хобби. Времена меняются, увлечения - тоже. Теперь Хёкдже не нужно лечить. Он с головой уходит в учебу и спорт, и на самом деле это очень действенная методика. Учеба занимает все мысли, не позволяет хандрить, а спорт хорошо отвлекает, доводит до изнеможения и помогает Хёкдже с качественным крепким сном. Время - упрямый сапсан, летит слишком быстро. Экзамены надвигаются, наступают, оказываются позади. Хёкдже оканчивает высшую школу, и единственное, что пока отделяет его от полной свободы - пафосный выпускной, прощальный всполох адского пламени. Формальность - глупая, совершенно ненужная. Хёкдже игнорирует ее и в знаменательный день никуда не идет, даже не надевает выглаженный костюм. Вместо этого укрывается одеялом и рано ложится спать. В мире Донхэ, как всегда, солнце. В мире Донхэ - тепло. Сладкий запах корицы и миндаля, запах спокойствия, вытесняющий смрад неопределенности будущего и угольной пустоты. То, что так нужно Хёкдже. Его собственный Тонкий Рай. Донхэ играет на фортепиано - медленно перебирает черно-белые клавиши, изящно искажая мелодию хрупкой импровизацией, создавая сложное кружево звуков и вытесняя замерзшую тишину. Хёкдже сидит рядом с ним, на самом краю обитого замшей стула. Тихий, задумчивый. Наблюдает за пальцами пианиста, пытаясь увидеть музыку, льющуюся из-под них. Но разве можно увидеть музыку? Нотные знаки в тетради - да, но сами звуки, пожалуй, необозримы, неосязаемы, у них нет ни вкуса, ни запаха, хотя очень хочется прикоснуться к ним, утопить пальцы в дрожащем сиянии, согреться его теплом. Звуки совсем как душа. Только она, чаще всего, молчит. Увязнув в своих размышлениях, Хёкдже не сразу замечает, что Донхэ перестал играть. Музыка теперь лишь в его сознании, а в воздухе - тишина. - Почему ты остановился? - Мне показалось, что ты устал, - у Донхэ заботливый голос, нежный ласковый взгляд. - Нет, очень красиво. Сыграешь еще? - Я же вижу, что мыслями ты далеко. Жалеешь о пропущенном выпускном? - Нет, - Хёкдже отвечает слишком поспешно, и Донхэ улыбается, словно поймал парня врасплох. - Если честно, немного. Мне просто жаль, что я не мог оказаться там вместе с тобой. - Хотел потанцевать? Улыбка Донхэ становится шире, он легко пихает Хёкдже плечом, и парень смеется, хватается за край стула, чтобы удержать равновесие и не упасть. Легко и непринужденно, хоть отчасти и скованно - Донхэ умеет смущать. - Точно. - Но здесь ты со мной. И это главное. Донхэ снова опускает пальцы на клавиши фортепиано, начинает играть новую мелодию - красивую и, кажется, смутно знакомую Хёкдже. Он слушает, как переливаются чувственные аккорды, и ловит себя на том, что в памяти вспыхивают слова. Слова песни? Слова Донхэ? "Мы никогда не расстанемся, знаешь?" Донхэ смотрит на Хёкдже так, будто ждет именно такой удивленной реакции. Заговорщически подмигивает, а затем отпускает клавиши, но фортепиано все равно продолжает звучать, словно кто-то невидимый ударяет молоточком по струнам. - Вставай, - говорит Донхэ и тянет Хёкдже за локоть. Парень даже не успевает ничего спросить, Донхэ кладет руку на его талию, и сразу же становится ясно, что у него на уме. Хёкдже чувствует, как вслед за кротким испугом жалобно скребется отчаяние. - Но я не умею танцевать! - Умеешь, - смеется Донхэ. - Мы с тобой уже танцевали. Просто закрой глаза и слушай музыку. Хёкдже делает, как велят. Донхэ притягивает его к себе, прижимается крепче, а Хёкдже, то ли машинально, то ли интуитивно, опускает ладони на его плечи, а затем, затаив дыхание, обнимает за шею. Первые шаги получаются неуклюжими. Хёкдже наступает Донхэ на ногу, судорожно втягивает носом воздух и смущенно утыкается лбом в его плечо. Донхэ, улыбаясь, целует его в висок, направляет танец, и Хёкдже замечает, что волнение гаснет. Они действительно когда-то уже танцевали. Тогда Донхэ был таким же нежным и чутким, а вокруг него витал абсолютно идентичный танжериновый аромат. Тогда они были счастливы. А сейчас? - Я люблю тебя, Хёкки. Сейчас - тоже. Хёкдже резко останавливается на месте, открывает глаза и подается вперед. Вкус - свежий и чистый. Хёкдже прихватывает нижнюю губу Донхэ, тянет и тут же касается языком, мягко обводит по внутренней стороне, замирает. Восторг. Упоение и непередаваемый кайф - не торопиться, чувствовать, как в животе скручивается возбуждение, как просыпается голод и желание обладать. Дикая потребность укусить до крови, почувствовать ее языком, захлебываясь сладковатым вкусом. Хёкдже не понимает, воспоминание это или реальный момент - перед глазами цветная пленка, как витраж на стекле, в кончиках пальцев пульсирует кровь. Руки Донхэ на его пояснице, пальцы выдергивают футболку из-за пояса мятых брюк, ладони гладят горячую спину, выступающие лопатки. Хёкдже чувствует себя совершенно другим - более смелым, более раскрепощенным. Он знает, что нужно делать, знает как нужно себя вести. Дерзко улыбается и снова проводит языком по губам Донхэ, подталкивает его вперед, к широкой софе, усаживает, пихает острым коленом в бедро, прогибается, с комфортом устраиваясь, и тут же приподнимается, упирается ладонями в спинку дивана по обе стороны от головы Донхэ. Он совсем близко. Его дыхание на щеке - до лихорадочной дрожи. И в этот момент все абсолютно правильно - отголоском какой-то старой памяти, претензией на новый памятный эпизод. Донхэ улыбается - ему нравится, откидывает голову назад - ему любопытно, что еще Хёкдже вспомнит, как далеко зайдет. Хёкдже касается губами его шеи, слегка прихватывает кожу зубами, лижет, обводит языком кадык, посасывает подбородок и снова возвращается к сладким губам. Перед глазами - помехи, мерцание, словно от вспышек молний. Сознание подкидывает умопомрачительный образ - Донхэ, обнаженный, раскинувшийся на диване. Хёкдже хочет скорее перейти к этой части, но вдруг извне раздается громкий хлопок двери, и яркий свет выбрасывает его из сна. - Ли Хёкдже, что все это значит?! Хёкдже хочет спросить то же самое. Сора кричит. Получается, что-то ее серьезно расстроило. Но Хёкдже тоже не слишком рад проснуться в такой момент. Он щурится из-за яркого света, натягивает одеяло повыше, чтобы прикрыть стояк и бросает быстрый взгляд на часы. По-хорошему проспать можно было еще два часа. Этого как раз хватило бы, чтобы все закончить. Хёкдже вспоминает раскрасневшиеся губы Донхэ, и на висках сразу же проступает пот. Жарко. Мысленные образы отвлекают, а надо сосредоточиться на словах сестры - она ведь продолжает кричать с порога. - И давно ты все решил? Почему я об этом даже не слышала? - О чем? - Хёкдже трет глаза, привыкая к свету. Из-за резкого пробуждения болит голова. - Не прикидывайся! Давно ты решил от нас съехать? - Откуда ты— - Утренней почтой пришло письмо. Зачем тебе этот сеульский университет? Чем плох наш пригород? На то, чтобы переварить услышанное и сделать логический, хоть и слегка заторможенный, вывод, Хёкдже нужна пара секунд. - То есть, я поступил? - Да, черт возьми! Но это еще не значит, что ты куда-то уедешь, - Сора подходит к брату, швыряет ему распечатанное письмо и усаживается на край кровати, обиженно скрестив на груди руки. Хёкдже не верит своему счастью. Примерно месяц назад он отправил документы в несколько сеульских университетов, но, получив пару отказов, перестал надеяться на то, что его куда-то возьмут. Новость, которую принесла Сора, определенно была самой лучшей за целый реальный год. - Спасибо, сестренка. Спасибо! Хёкдже переполняют радостные эмоции. Он подскакивает на кровати и обнимает сестру, продолжая повторять слова благодарности. Сора выглядит удивленной, но видя подобную реакцию брата, немного смягчается. Успокаивается и снова становится рассудительной, благоразумной старшей сестрой. Самое время объясниться и поговорить по душам. - Ты действительно так хочешь учиться в этом университете? Но почему? Хёкдже некоторое время молчит. Подбирая слова, рассеяно теребит угол конверта. - Ты ведь знаешь, чего мне пришлось натерпеться в школе. Те же самые люди будут и в нашем университете, а я устал от такой жизни. Я не сбегаю, нет, просто хочу начать все заново. Там, где меня никто не знает, там, где я могу завести друзей, чего-то добиться, стать лучше. Ты же понимаешь, правда? - Но ты ведь будешь совсем один. - Не волнуйся, я обойдусь без глупостей. Хёкдже улыбается, а Сора вздыхает - тяжело и обеспокоенно, но Хёкдже знает, что она его поняла, что она не против, и от этого на душе тепло. Хочется скорее перемахнуть в Тонкий Мир, рассказать новость Донхэ, порадоваться вместе с ним, отпраздновать. Продолжить начатое, в конце концов. - Ты повзрослел... - заключает Сора, обнимая брата, и Хёкдже кажется, что в ее глазах блестят слезы. - Хорошо, чуть позже поговорим с родителями, я тебя поддержу. Когда за спиной Соры закрывается дверь, Хёкдже несколько раз перечитывает торжественное поздравление с зачислением, разглаживает вложенный распределительный лист, а затем плотно задергивает шторы, закрывает дверь на замок и выключает будильник. Сегодня можно позволить себе долгий и сладкий сон.